Рождественский рассказ: Дракон Хельга

Какое-то время, довольно долгое, я жил в Германии. Зачем-то. Чаще – из-за заработка, изучения языка, друзей и постоянных путешествий, необходимых и не очень. Конечно, впечатления юности крепко осели в памяти, многое можно рассказать – о чем-то взгрустнуть, над чем-то посмеяться, над чем-то призадуматься. Например, над историей о «Драконе Хельге», которую так прозвали за кажущийся ну уж слишком трафаретно немецкий характер даже сами немцы. О том, что никаким драконом эта бабушка не оказалась, как выяснилось впоследствии. О том, что многим православным не мешало бы поучиться у такого «дракона».

1 783

Дракона Хельгу терпеть не могли подростки. Дракон Хельга вызывал страх у взрослых района. Страх передавался детям, испытывавшим перед ней мистический ужас. Старики нашего квартала Хельгу почему-то любили и часть своей пенсии неизменно оставляли в ее мясной лавке.

Подростки быстро переиначили ее фамилию, и из Хельги Кольдреп она стала Хельгой Кебаб. Не переставая быть Драконом при этом, конечно. Частенько стены мясной лавки были исписаны пожеланиями Дракону – либо найти своего Зигфрида в конце концов, либо обернуться уже красавицей. Кебаб лютовала и неистовствовала, оттирая незатейливые пожелания и грозя всеми небесными карами.

Наше знакомство с Драконом убедило меня в правильности выбранной клички. Приехал в Германию ровно в четыре утра. И без объявления – традиции соблюдать надо. Тишина в городе над вольной рекой Рейном. Ни машины, ни велосипеда, ничего – благодать немецкая. Только птицы свистят по-над водоемом. Соловушки, кажется. Отнаслаждался свистом, пошел домой. Перекресток. «Зебра». Перехожу. Скрипучий голос, каркающий, с присвистом, я аж подпрыгнул от неожиданности: «Молодой человек, на красный свет надо стоять!» Нормальный такой «гутен морген»: стоит бабка у светофора, ждет, главное, зеленого света и возникает почем зря. «Бабушка, – говорю, – здравствуйте. А ничего, что первой машины, которая тут, может быть, проедет, ждать часа полтора? А ничего, что я домой желаю и “зебру” эту вашу преодолею секунд за пять? И нечего тут призраком пейзаж оживлять. Улитка проползет – и то весь город услышит, а вы тут в платочке под деревом стоите – страшно же». – «Я повторяю (“Их видерхоле”): на красный свет надо стоять. Стоять (“Хальт”)!!!» – три восклицательных знака еще припечатала – весь квартал точно проснулся. Смылся я подальше, в общем: вот те и соловушки рейнские с утра пораньше, – думаю.

Друзья утешили, сказали, что мне еще сильно повезло: Дракон Хельга может читать нотации и нравоучения часами. «Ты, – говорят, – пропустил ее пассаж про то, что правила дорожного движения написаны кровью (“Феркерсрегельн зинд мит блут гешрибен”) и что соблюдать надо не только ПДД, но главное – заповеди, потому что заповеди (“геботе”) тоже написаны кровью всего человечества и Бога – о как! А то, что она с утра по листве протезами щелкает, так это потому что Кебаб держит мясную лавку и всегда приходит на работу раньше всех. И время в районе делится не на ночь и день, а на “до Дракона” и “после Дракона”. Она шибко правильная и требует, чтобы правила соблюдались всегда и неукоснительно. Иначе, – говорит, – никакой жизни в Германии не будет – будет, как во всем остальном апостасийном мире. Слово-то еще выучила: апостасия! А что это вообще такое, никто и не знает. В лавке у нее – цитаты благочестивые из Библии развешаны, четки во всю стену и девиз: “Ora et labora” – ясен пень, ненормальная. Из Баварии, наверное».

Посмеялись. Забыли. Дел было невпроворот, и касались они исключительно «labora» – о молитве если кто и вспоминал, то про себя. Стройка, контракты, переводы, переезды – Дракон Хельга Кебаб остался где-то в подсознании образчиком тупого законничества.

И как-то так получилось, что вовремя нам денег не заплатили, несмотря на всю нашу работоспособность. Ждите, – говорят, – граждане и неграждане. Потерпите хоть пару деньков, а лучше неделю-две. Проблемы у фирмы. Можно сказать, кризис: после Рождества и Нового года нет у нас денег. Энтшульдигунг (извинение) за это прискорбный.

Кто-то предложил устроить забастовку. Я встрял, говорю: «Давайте лучше голодовкой пригрозим. К тому же жрать и в самом деле нечего, да и не на что. Совместим приятное с полезным». Посмеялись, подвигали впалыми щеками.

Наутро стало совсем невмоготу. Походили по городу, насобирали пустых бутылок и банок, сдали в супермаркете – получилось несколько несчастных марок. Ну, как несчастных: если с умом покупать, то пару дней протянем. «А иди-ка ты в магазин, купи-ка макарон с помидорами, а то мы двигаться больше не можем, голодно нам. Успехов. До свидания. Может быть». Пошел, что делать.

Дракон Хельга как раз стояла перед лавкой и верещала по поводу новой оскорбительной надписи, сделанной тупыми подростками на стене. В гневе отбросила тряпку, которой пыталась оттереть грязь. Безуспешно пыталась, только разводы оставила. Апостасия, не иначе. А сквозь витрину видны все эти окорока, бифштексы, колбасы с котлетами – ноги сами завели в лавку, я и подумать не успел. «Здравствуйте, фрау… Кольдреп», – уф, вспомнил хоть фамилию, а то за Кебаб бы точно пришибла. Тряпку ей вежливо подаю, которую она в сердцах на землю швырнула, а я, такой хороший и порядочный, поднял. Дракон что-то не оценил моего геройства – он был занят: плакал за прилавком. От обиды, я так понимаю. «Ну почему люди такие злые? – всхлипывала. – Ведь Рождество же только что было, Новый год отгремел. Все поздравляли друг друга, подарки дарили – зачем же так себя вести? Это ж никакого порядка не будет в Германии!» – «Да ладно вам, фрау Кольдреп, плакать, – говорю. – Мало ли идиотов на свете!» Платок ей протягиваю мудро, а она в него и высморкалась безутешно. «Себе платочек оставьте – пригодится». Вроде успокоилась, слезы вытерла, вздохнула: «Чего изволите?» – и смотрит-то уже не строго, а по-доброму, немного даже скорбно и с пониманием. «Жить, – говорю, – изволяю. У вас так вкусно в лавке пахнет, до улицы ароматами несет, а я два дня не жрамши. И еще три ваших соотечественника пожить не против. Вот, думаю, угостить их мясом – Рождество скоро все-таки. Только деньги сейчас посчитаю, погодите». Прищурилась: «Не путай, а? Рождество было недавно! Совсем ничего не знают. Отступники, я так и знала». – «Так это по новому стилю, а мы отмечаем по старому, в январе». – «?! “Мы” – это кто?» – «Сказал же: я и трое ваших, не считая собаки. Дайте полкило колбасы», – вздыхаю. На макароны только-только осталось, какие уж тут помидоры!.. «Православный, что ли, да? – и улыбается нагло. – Грек, да?» – «Почти. Колбасы дайте. Пожа-алуйста».

Дракон Хельга, не переставая издевательски улыбаться, достает говяжью вырезку размером с бегемота и начинает ее запихивать в гигантский пакет. «Стой, бабка! – ору. – У меня таких денег отродясь не было». Кебаб так смотрит поверх очков и выдает: «День без доброго дела – пустая трата времени. Это закон! Заповедь! Гебот! Вот это вот возьми, тащи домой, и поедайте на Рождество за мое здоровье. Стоп («хальт» прозвучало сердечнее, чем при первой встрече): так это получается, что праздник продолжается все еще? Так это же хорошо, а? Деньги убрал. Убрал, я сказала. Дарю. Ради Христа потому что».

Честно говоря, надо всей этой драконовой эортологией у меня уже не хватало сил размышлять: изнемог у меня всяк глагол – и от восхищения, и от голода, если уж совсем честно. Махнул ослабевшей рукой на прощанье и потащил своего бегемота домой. Оживил спящую трудовую артель.

У артели вдруг совесть проснулась, на следующее утро: «Э, получается, Дракон нам жизнь спас, и мы тут ваше Рождество отмечаем. Фолькер, зови ее к столу. Иди-иди». Фолькер звонит, потом сообщает: «Она не может: у нее работа до пяти. Иначе нельзя, говорит. Плачет опять чего-то». – «Трубку дай. Фрау Кольдреп, вы в Рождество Христово разве работаете? Вот именно. Идите к нам. Ждем». Друзья удивлялись, как это я смог заставить Дракона нарушить все мыслимые и немыслимые правила-геботы. И ведь действительно пришла! Нарядная, торжественная – ужас! Мы быстро в пиджаки с галстуками всунулись, свечи на столе зажгли, кофе варить начали.

Сидели, беседовали. Оказалось, что никакой это тебе не дракон и не кебаб, а очень добрая бабушка, фрау Хельга Кольдреп. Мужа на войне потеряла, на Восточном фронте. С тех пор так и живет. Просто она считает, что жить надо по правилам. А главное правило – это, оказывается, любить ближнего как самого себя. Иначе будет плохо всё, а это неправильно.

Кто-то проворчал, что «неправильно – это когда тебе заработанные деньги не отдают». «Что-что?» – строго переспросила. Пришлось объясняться. Мол, затягивают с жалованьем, «завтраками» кормят. «А кто у вас там главный? Кто? Телефон мне дай. Ханнес? Кольдреп беспокоит. И будет беспокоить до тех пор, пока (фамилии скажите)… а, уже понял всё, да? Нет, не завтра, а сейчас. Бургомистру привет».

Деньги нам перевели через полчаса. Стену лавки мы отчистили и покрасили заново, вызывая недоумение и насмешки у местной пацанвы. Хотели, чтобы это было бесплатно, но – что такое наши желания и правила фрау Кольдреп? Я себе новые ботинки справил. В которых дорогу переходить можно только на зеленый.

Рассказ из книги Петра Давыдова «Там, где все настоящее»

Комментарии закрыты.

Glastrennwände
blumen verschicken Blumenversand
blumen verschicken Blumenversand
Reinigungsservice Reinigungsservice Berlin
küchenrenovierung küchenfronten renovieren küchenfront erneuern