Рецензия | «Северный дракон»: в каждой сказке есть доля… сказки
В том, что в каждой сказке есть доля сказки, убеждает спектакль Русского театра «Северный дракон», по мотивам старинной эстонской народной сказки, записанной (или переработанной и заново сочинённой) Фридрихом Рейнгольдом Крейцвальдом.
Творческая фантазия Даниила Зандберга, поставившего «Северного дракона», неисчерпаема. Работая в области визуального театра, он для каждой своей постановки находит особое решение, необходимое именно ей. «Северному дракону», в основе которого народная сказка, нужна народная и праздничная стихия, какая-нибудь ярмарка, куда приехали со своей повозкой бродячие артисты: Алина Кармазина, Марина Малова, Дмитрий Кордас и Михаил Маневич. И пока собирается публика, один из них, готовясь к представлению, пощипывает струны каннеля, свидетельствуя, что зрелище прочно держится на фундаменте эстонского фольклора. Для многих детей, вероятно, эта постановка — первое погружение в поэзию эстонских мифов.
Вспомнить весну своей жизни
Зрелище, которое вместе с режиссёром и актёрами создали художник Екатерина Седова, художник по свету Антон Андреюк и композитор Александр Жеделёв, роскошно. Если разбираться в видах сценического искусства, то это — кукольный театр, в котором актёры работают и в живом плане , и с куклами; один и тот же образ может появляться и как кукла, и как актёр, актёр на сцене вырастает из куклы и заменяет её, и от такой смены масштаба дети, наверно, испытывают сладкий и весёлый ужас. (Трудно вообразить себя ребёнком, вернуться в свои 5-6 лет, но здесь это удаётся!)
В предисловии к первому изданию «Старинных эстонских народных сказок» Крейцвальд писал: «Вера в чудеса заложена в наших сердцах самой природой, поэтому слушать такие истории доставляет нам радость, особенно в детстве. В древних сказаниях раскрываются детство человека и детство народов, когда трезвый рассудок ещё не поставил препоны на путях фантазии, когда мы ещё верим в чудеса и не спрашиваем о том, могли ли такие события произойти естественным путём или не могли.
Наряду с детьми мы видим и взрослых людей с детской душой, которые, хотя и знают, что сказка не может быть правдой, всё же с радостью читают старинные сказания и вспоминают при этом счастливую пору — весну своей жизни».
И глядя на замечательно придуманного и построенного дракона, извергающего из огромной пасти пламя (в этой пасти исчезали крошечные фигурки смельчаков, осмелившихся сразиться с чудовищем), так легко было вспомнить весну своей жизни! Столько лёгкости было в спектакле. В его устройстве и в игре актёров; они и рассказывали эту историю, и, надев маски, скрывавшие верхнюю часть лица, становились персонажами. Костюмы сделаны так, что актёр может становиться ниже ростом. В пещере мудреца — понятно, что потолок там низок — Кордас (Мудрец) и Маневич (Юноша, будущий драконоборец) становились на колени, спереди к костюмам были пришиты ноги, и оба сказочных персонажа выглядели вполне естественно. А диалоги птиц, язык которых научился понимать Юноша, Кармазина и Малова вели с совершенно птичьей характерностью и совсем не птичьим юмором.
Музыкальная тема дракона действительно ужасала: в ней слышались неотвратимая разрушительная сила, угроза и.. самодовольство.
И мысленно возвращаясь в «весну своей жизни», я вспоминал, как впервые прочёл когда-то (лет в 7-8, не позже) великолепно изданную книгу «Старинных эстонских народных сказок» Крейцвальда с гравюрами Гюнтера Рейндорфа. «Северный дракон» был изображён на картинке во всём своём пугающем и злом величии, как и написано: «туловище как у быка, а лапы как у жабы — передние короткие, а задние длинные; сзади волочился змеиный хвост длиной в десять сажен. Передвигался зверь как лягушка, но при каждом прыжке покрывал расстояние в три версты». В оригинале сказка называется „Põhja konn“, букв. северная лягушка, но называть лягушкой такое страшилище как-то несолидно.
В 1959 году эстонский кинорежиссёр Эльберт Туганов снял по мотивам этой сказки кукольный мультипликационный фильм, который в русском переводе назывался «Чудище с Севера». Фильм очень далеко ушёл от сюжета сказки. На то были свои причины.
Убить дракона… с посторонней помощью
Помню, когда я впервые прочел эту сказку, она меня увлекла, но что-то показалось в ней… неправильным, что ли. Теперь-то ясно, что именно.
Сказки, как правило, приходят к детям в обработанном, отшлифованном виде. Вы ведь не решитесь прочесть ребёнку «Сказки матушки Гусыни» Шарля Перро или «Детские и семейные сказки» братьев Гримм в том виде, в каком эти книги впервые вышли из печати. Ночные кошмары вашему чаду обеспечены. Да и академический трёхтомник «Народные русские сказки» Александра Афанасьева лучше держать от детей подальше, оберегая спокойствие маленького человека.
«Детство человека и детство народов» протекали при весьма жестоких обстоятельствах. Сказки и мифы отразили это. Мифы предназначены для взрослых, мы получаем их в более или менее аутентичном виде и понимаем: коварства, предательства, потоки крови и очень редкие счастливые финалы — в порядке вещей; какова жизнь, таков и миф. (Сейчас лучше? Позвольте усомниться!) А детскую психику надо щадить. Потому победитель дракона в сказке должен быть благородным и отважным рыцарем, и если у него есть волшебный помощник (а как без такого обойтись?), то отношения с ним у героя складываются совершенно честно.
А здесь всё сложнее. Намерения у героя, разумеется, похвальные: уничтожить чудовище. Но — сказка, конечно, остаётся сказкой, но скреплена она твёрдым замесом понимания человеческой природы: Юноша знает, что он, собственно говоря, слабак и максимум, чего он может добиться при встрече с чудовищем — стать для него очередным бифштексом с кровью. Поэтому как человек практичный он идёт к мудрецу, получает от того способность понимать птичий язык, затем находит Деву Ада, бесчестным путем выманивает у неё волшебный перстень, убивает дракона, получает в жёны королевну, но, как сказано в пародийной «Энеиде» украинского поэта конца XVIII — начала XIX века Ивана Котляревского, «Кто действует неосторожно, тому жить в счастье невозможно, особенно, коль совесть есть!». Потому актёры предупреждают: «Не у всякой сказки счастливый конец!», однако тут же успокаивают юных зрителей: «Но у этой конец как раз счастливый». И всем весело!
Сквозь сказочные образы просвечивает реальность. Когда Дева Ада предлагает Юноше жениться на ней, он с чисто хуторянской основательностью и осторожностью отвечает: «Невесту сватать — не лошадей менять, здесь надо хорошенько подумать». Таки надо! Дева Ада — и в кукольном обличье, и в живом плане — вовсе не такая красавица, как у Крейцвальда. Даже наоборот — она если и попригожее Дракона, то самую малость. Для создателей спектакля это принципиально важно: Зло не может быть прекрасным; общаясь с ним, ты — даже если отказался дать ему три капли своей крови — вынужден играть по его правилам, и тут уж не до благородства! С кем поведёшься, от того и наберёшься. В каждой сказке есть доля сказки, но не меньшая доля реальной жизни в ней тоже есть.
Когда в 1959 году Эльберт Туганов снимал «Чудище с Севера» (между прочим, это был только второй эстонский кукольный фильм и первый — так выразительно сделанный), в искусстве царил соцреализм. Литература, кино, театр и прочие искусства убеждали нас, что мы живём, как в сказке. Не в том смысле, что чем дальше, тем страшнее, а в том, что жизнь прекрасна и удивительна, Добро всегда победит, а герой всегда безупречен. Поэтому вместо Девы Ада в картине действовала Добрая Фея, которая помогала Юноше без всякой задней мысли, короля и его дочери вообще не было (а ну его, этот феодализм!), а победитель дракона становился самым настоящим народным героем. Но это было давно.
А нынешняя интерпретация сказки Крейцвальда очень близка к оригиналу. И очень талантлива.
Читайте по теме:
Волшебный мир в пространстве PUNKT
Комментарии закрыты.