Григорян: Полвека в Эстонии. Часть 21

В Эстонию перестройка пришла с опозданием — народ не доверял всему тому, что приходило из Кремля. Зато, когда она пришла, то развернулась здесь со всей своей мощью. Перестройка и гласность всколыхнули эстонский народ, пробудили его от летаргического сна и подняли на борьбу за свободу и утраченную государственность.

Сегодня эстонские историки и политологи, каждый по-своему, описывают ту эпоху, акцентируя те или иные национальные нарративы, как это часто делает Март Лаар, Лаури Вахтре, Март Нуут, Рейн Руутсоо и другие. Но их взгляд на ближайшее прошлое — это еще не коллективная память народа, которую остановить невозможно, так же как невозможно остановить время.

История всегда находится во времени, а время — главный судья истории. В 1940 году у эстонского народа отняли независимую государственность со всеми её атрибутами (флаг, гимн, гражданство), лишили права выбора пути развития, пытались заставить весь народ мыслить и думать по заказу из Кремля. Народам Балтийских государств навязали чуждую форму правления, полвека подавляли всякое инакомыслие, за любую провинность наказывали тюрьмой или ссылкой в далёкую Сибирь, то есть в лагеря смерти, но они помнили, не забыли своё прошлое и при первой же возможности вернулись назад.

Лозунг «Загоним человечество в счастье железной рукой», который, как утверждается, висел в концентрационном лагере на Соловках, является ярким примером идеологической риторики советского периода, отражающей жёсткий подход к реализации коммунистических идеалов. Такого каторжного «счастья» никто в Эстонии не хотел, даже среди эстонских коммунистов, отсидевших 20 лет в тюрьмах при буржуазном режиме правления.

На место старого буржуазного строя под видом строительства нового гуманного и справедливого общества — социализма — была создана полулагерная талоно-карточная «цивилизация», где вся жизнь человека, от рождения и до самой смерти, была регламентирована и находилась под контролем Кремля и вездесущего Комитета государственной безопасности.

Потерять такое государство для эстонца, грузина, армянина, украинца и многих других народов не было трагедией. Возможно, только для людей с имперской психологией, типа Владимира Путина и его последователей, распад СССР стал «величайшей трагедией ХХ века». В этих словах Путина, сказанных в ежегодном послании Федеральному собранию РФ в 2005 году, видна ностальгия по советской эпохе и его стремление к восстановлению былого имперского влияния России на постсоветском пространстве и во всём мире.

Путин не раз высказывал сожаление о распаде СССР. Аннексия Крыма в 2014 году и агрессия против Украины в 2022 году, имперские действия на Кавказе, подавление политической оппозиции и гражданского общества, аресты, давление на независимые СМИ и неправительственные организации, имперская великодержавная риторика — всё это в совокупности часто воспринимается как желание восстановить влияние России в пределах бывшего советского пространства.

Возвращаясь к теме нашего рассуждения, хотелось бы отметить, что перестройка и гласность в конце 1980-х и начале 1990-х годов способствовали появлению более открытых обсуждений и критики существующего строя, что привело к изменению общественного мнения и политической культуры.

Это было временем, когда люди начали свободно выражать свои мысли, высказывать сомнения в правильности идей коммунизма, появлялись новые факты и аргументы, что не могло не изменить их личные убеждения и ценностные ориентиры. Не случайно наиболее популярными и привлекательными стали газеты «Аргументы и факты», «Московские новости», «Советская культура», журнал «Огонёк», а такие известные официальные пропагандистские печатные издания, как «Правда», «Известия», «Советская Россия» и многие другие, потеряли свою былую известность и значимость.

На Январском Пленуме ЦК КПСС 1987 года М. Горбачёв впервые за всю 70-летнюю историю коммунистического правления открыто заявил «о приоритете общечеловеческих ценностей над классовыми». Это фактически означало отказ от монополии марксистско-ленинской методологии классового подхода при анализе всех событий и явлений в жизни общества.

Философ Юло Матьюс, который в то время был секретарём парторганизации кафедр общественных наук, должен был как-то отреагировать на это высказывание. Он собрал нас в библиотеке Тартуского университета, где мы горячо и долго обсуждали этот вопрос. В обсуждении принимали участие Виктор Зибен, Тыну Луйк, Юло Матьюс и я. Присутствовал также поэт Хандо Руннель, но он больше слушал, чем говорил, подключался и Яан Каплинский, а также ещё кто-то, но я сейчас не помню. Нам показалось, что было положено начало реального процесса демократизации общества.

Многие преподаватели кафедр общественных наук оказались перед сложным выбором. Появился шанс очистить свой рассудок от навязанной обществу марксистско-ленинской идеологии путём критического мышления и ревизии своих собственных взглядов и убеждений.

Пришло время научиться подвергать сомнению информацию, независимо от её источника. Быть готовым изменить своё мнение при столкновении с убедительными аргументами. Проявлять гибкость мысли и способность признавать свои ошибки. Стараться анализировать идеи и проверять их на логичность и соответствие реальности.

Важно было начать регулярно размышлять о том, какие идеи и убеждения важны и почему, а какие есть результат налета «пыли», и прийти к более аутентичному пониманию того, что действительно важно для вас как личности.

У обществоведов появился шанс пересмотреть свои взгляды, смелее анализировать прошлый опыт, изучать новые источники и факты, а не руководствоваться указаниями и установками со стороны КПСС, её вождей и лидеров, ликвидировать «белые пятна истории», покончить с пресловутой оценкой исследований типа: «работа написана «исторически правильно, но политически нет» или «методологической основой исследования является марксизм-ленинизм» и т.д.

Кажется, Платон был прав, утверждая, что идеи правят миром. Они играют ключевую роль в формировании реальности, определяя наши взгляды и направляя действия. Идеи лежат в основе познания и всех значимых достижений человечества. Они могут возникать внезапно и неожиданно, подобно тому, как музыка может появляться в сознании композитора без явного осознания её источника.

И. Тургенев говорил, что идеи приходят к нему как бы сами собой, без сознательных усилий. А. Пушкин также отмечал, что «Борис Годунов» был написан на одном дыхании. В его описаниях этот процесс представляется как естественное течение мысли, в котором «рука водила то, что он слышал». По словам А. Пушкина, его стихи часто приходят к нему в готовом виде, что может означать наличие предварительного мысленного конструирования, но в момент написания он ощущал, что слова и строки возникают практически самостоятельно.

Людвиг ван Бетховен описывал свои музыкальные идеи как «слышащиеся» в его голове, что подчеркивает представление о музыке как о чём-то, что приходит к композитору извне. Таких примеров можно привести множество.

Исаак Ньютон однажды признался, что идея закона всемирного тяготения пришла ему в голову, когда он наблюдал, как яблоко падает с дерева.

Вольфганг Амадей Моцарт описывал процесс создания музыки как внезапное появление полной симфонии в его голове. Он утверждал, что композитор лишь записывает то, что уже существует в его воображении, как будто музыка ему диктуется.

Альберт Эйнштейн говорил, что некоторые из его величайших идей возникали во время мечтательности и размышлений, как будто они приходили к нему извне. Его теория относительности, например, возникла после глубоких размышлений о природе времени и пространства, которые были навеяны его мысленными экспериментами.

Эти примеры показывают, что творческие озарения часто приходят внезапно, как нечто внешнее, что подтверждает идею о мистической природе вдохновения.

Шанс — это такая вещь, которую можно использовать или, наоборот, упустить. Как показало время, не все учёные поняли суть высказывания М. Горбачёва «о приоритете общечеловеческих ценностей над классовыми». Некоторым ещё долго не удавалось понять суть приоритета общечеловеческих ценностей.

Одни привыкли жить в ожидании указаний и установок, идущих сверху, воспринимая всякую критику в адрес Политбюро ЦК КПСС и правительства СССР как проявление антисоветизма. Всё, что не вмещалось в «прокрустово ложе» идеологии КПСС, считалось экстремизмом, который для кремлёвских идеологов был многолик. Экстремистскими считались различные неформальные политические движения и группы, не признававшие руководящую роль КПСС, диссиденты, инакомыслящие, этнические группы, защищающие свои языки и культуры, верующие, религиозные группы и активисты — все те, кто выступал против идеологии марксизма-ленинизма и тому подобное.

Другие быстро сменили идеологию приоритета классового подхода на идеологию приоритета нации, отбросив всё, что связано с общечеловеческими ценностями.

Поскольку я преподавал историю КПСС, то, естественно, приходилось многое в деятельности партии, как в прошлом, так и в настоящем, подвергать критическому анализу. Сегодня какими только обидными словами не клеймят тех, кто преподавал историю КПСС. Такое предвзятое отношение имеет под собой немалые основания, но всё же нельзя всех людей измерять одним общим шаблоном. В оценке учёных нет и не может быть шаблонов. Почему-то те, кто изучал историю КПСС в США или других странах, именуются учёными или советологами, а те, кто то же самое делал в СССР, — мракобесами и т.д.

Современные критики — такие же пропагандисты, которые ничем не лучше прошлых, когда прибегают к примитивному упрощению и обобщению в оценке деятельности преподавателей истории КПСС или «научного коммунизма», называя всех их «попами марксистско-ленинского прихода».

Такая характеристика является попыткой дискредитации этих преподавателей, сводя их деятельность к слепому следованию догмам, подобно священнослужителям, проповедующим религиозные учения.

Действительно, многие преподаватели кафедр общественных наук были активными пропагандистами, у которых отсутствовало критическое отношение к изучаемым и преподаваемым материалам. Однако подобное обобщение несправедливо, когда оно адресовано всем преподавателям без исключения. Среди них были такие, кто пытался сохранить научную объективность, критически относился к материалу и стремился к честному исследованию истории и социальных явлений.

Нельзя всех людей и их работу оценивать по одному шаблону. Даже в рамках жёсткой идеологической системы были люди, которые пытались сохранить академическую честность и проводили серьёзные научные исследования. Историки и учёные, работавшие в СССР, также могли быть профессионалами своего дела, искренне верящими в свои исследования, и их вклад не стоит автоматически отвергать.

Надо знать контекст, в котором действовали историки в СССР. Он существенно отличался от того, в котором работали исследователи в западных странах, где исследователи, изучавшие историю КПСС, часто рассматривались как нейтральные наблюдатели, анализирующие явления с точки зрения внешнего взгляда. Они могли заниматься критическим анализом, не находясь под тем же идеологическим давлением. Их труд воспринимается как более объективный и научный, хотя многие из них начинали свою карьеру в СССР.

Важно понимать нюансы ситуации, в которой им приходилось работать, особенно для тех из них, у кого было базовое историческое или философское образование. Среди них было немало исследователей, кто действительно стремился к научной объективности и критическому подходу, хотя и находился под давлением идеологических рамок.

Преподавание истории КПСС следует разделить на две части: одну, стремившуюся предоставить объективную и правдивую картину общественно-политической жизни, и другую, которая подгоняла исторические данные под интересы и потребности власть имущих, руководствуясь принципом: «Чего изволите!».

В интернете гуляет притча об орле, который в Библии олицетворяет мудрость. «Когда орлу исполняется 40 лет, то его когти становятся слишком длинными и гибкими и он не может схватить ими добычу. Его клюв становится слишком длинным и изогнутым и не позволяет ему есть. Перья на крыльях и груди становятся слишком густыми и тяжёлыми и мешают летать. Теперь орёл стоит перед выбором: либо смерть, либо длительный и болезненный период изменения, длящийся 150 дней… Он летит в своё гнездо, находящееся на вершине горы и там долго бьётся клювом о скалу, пока клюв не разобьётся и слезет. Потом он ждёт, пока не отрастёт новый клюв, которым он вырывает свои когти. Когда отрастают новые когти, орёл ими выдёргивает своё слишком тяжёлое оперение на груди и крыльях. И тогда, после 5 месяцев боли и мучений, с новыми клювом, когтями и оперением орёл снова возрождается и может жить ещё 30 лет».

Одни верят в этот миф, другие — нет. Но 2000 лет назад уже в Псалтыре в главе 102, стихе 5 написано: «насыщает благами желание твоё: обновляется, подобно орлу, юность твоя».

Мне кажется, что точно также обстоит с человеком: если он до 40 лет ничего путного не сделал, то у него есть выбор — для того, чтобы дальше жить полноценно, он должен измениться, пересмотреть свои взгляды и мировоззрение. Если не сможет, то наступает интеллектуальная гибель. Иногда этот процесс сопровождают страхи и сомнения. Ведь придётся избавляться от воспоминаний, привычек и традиций прошлого. Но только освобождение от груза прошлого позволяет нам жить и наслаждаться настоящим и подготовить себя к будущему.

В 1988 году мне как раз исполнилось 40 лет, и нужно было сделать выбор. Ни минуты не сомневаясь, я его сделал в пользу перемен.

В университетской среде бытует такое понятие, как «Тартуский дух», под которым понимали сочетание интеллектуальных поисков, духовной свободы и уважения к личности, её правам и свободам. Этот дух охватывал все сферы научной жизни университета, включая и кафедры общественных наук.

Иван Волков, блестящий лектор и оратор, в прошлом фронтовик, экстерном окончивший филологическое отделение Тартуского университета, после защиты докторской диссертации был по решению партбюро принудительно назначен заведовать кафедрой научного коммунизма.

С 1961 года научный коммунизм был включён в обязательную программу государственных экзаменов для студентов вузов Советского Союза. Это решение стало частью усиления идеологического контроля и стремления к усилению политической ориентации образования. Критические лекции Ивана Волкова по вопросам экономической, социальной и международной политики КПСС вызывали значительный интерес и удивление среди студентов.

Он в шутку именовал свой предмет «безобъектной наукой». Следует сказать ещё, что ни одного студента на госэкзамене по научному коммунизму он не завалил. На консультациях он шутил, что если студент выразительно прочитает на экзамене свои вопросы, то положительная оценка ему обеспечена.

Ивана Волкова и Йоханнеса Калитса я бы больше отнёс не к разряду обществоведов, а к слову «просветитель». Они одновременно выступали в таких ролях, как оратор и лектор, консультант и профессор, наставник и ментор. Их просветительская деятельность просматривается в той многолетней педагогической работе, общественной активности, в политических взглядах и поступках, которые они совершали.

Иногда жизнь бывает несправедливой. После восстановления независимости в 1992 году Иван Волков и Йоханнес Калитс были лишены звания эмерит-профессора и университетской пенсии. Это произошло по инициативе тех коллег, которые ранее боялись высказываться и критиковать политику партии.

Это было обусловлено страхом за собственное будущее и стереотипным мышлением. К сожалению, слово «просветитель» в современном обществоведении применяется редко и охватывает сразу несколько ролей: учителя и лектора, консультанта и профессора, наставника и ментора. Просветительская деятельность выражается в многолетней журналистской работе, педагогической активности, политических взглядах и поступках.

Были и другие примеры. Один из моих эстонских коллег по кафедре (имя не буду называть), ортодоксальный приверженец политики КПСС, в 1988-1991 годах, только потому что я состоял в Народном фронте, называл меня экстремистом. Он перестал со мной здороваться и даже однажды пожаловался ректору А. Коопу. Однако у ректора в то время были серьёзные проблемы со здоровьем, и ему было не до меня.

Ещё будучи в аспирантуре, я всегда должен был быть готов заменить Арнольда Коопа на семинарах по истории КПСС, которые он иногда вёл на медицинском факультете. Когда ректор куда-нибудь уезжал, его секретарша звонила мне с просьбой забрать тетрадь, чтобы я мог отметить присутствующих студентов и провести занятие вместо А. Коопа.