Беседа в чуме, или Что общего у ненцев с немцами

При знакомстве с ненцами вышел небольшой каламбур, который, с одной стороны, переводчику приятен, с другой — вызывает оторопь: к ненцам мы явились с немцами. Переводи, мил человек. Ладно, ненцы русский знают, и мы здорово с ними посмеялись, но поди объясни туристам из фатерлянда тонкости российской и ненецкой словесности. Впрочем, как-то справились, да и дел было невпроворот.

Пётр Давыдов От 27/08/2023

Мы явились тогда в Пинежский район Архангельской области, а в сельской местности, как известно, новости распространяются быстрее любого высокоскоростного интернета, так что уже через час к месту нашей стоянки прибыла небольшая, но представительная делегация в национальных костюмах на снегоходах, мощности которых едва не уступали наши автодома-внедорожники, — мол, давайте знакомиться, соседи, мы тоже кочевники, приезжайте в гости. Разумеется, мы согласились. К тому же ненцы обещали накормить олениной, а нам наш сухой паёк за пару недель странствий по Северу ой как приелся. «Только сухарей с собой возьмите побольше — пригодятся», — предупредили нас новые знакомые. «Что, совсем с едой туго?» — пригорюнились мы было. — «Там увидите, — рассмеялись ненцы. — В общем, ждём в гости». Мы и явились на рассвете. В лучших, можно сказать, немецких традициях. Ладно хоть не в четыре утра и предупредив заранее.

До временной стоянки оленеводов нужно было пройти пару километров. Встречавший нас вчерашний гость Иван («вообще-то Папаля, но Иван тоже можно», говорит) поторопил нас насчёт сухарей: «Доставайте, ребята». Нехило, думаем, ты, мужик, оголодал без хлеба-то. Достаем свои кульки, протягиваем Папале. Тот только руками всплеснул: «И это всё? Ух!» Вообще оборзел. А тут издалека раздаётся топот конницы Чингисхана, не иначе: из-за сосен и елей вылетают такие наглые морды с ушами и тупыми улыбками, и главное, на нас несутся. «Олешки, — орёт Иван. — Мужики, доставайте, говорю, сухари — без них олени вас не пустят!» Только сейчас поняли: сухарики — своеобразный взнос, входной билет, чтобы олени нас нежно полюбили и пустили в стойбище. Иван выручил: достал откуда-то три огромных мешка с сухарями, каждому из нас выдал по пакету и строго-настрого приказал каждому из наглых оленей с наглой мордой выдавать не больше полкило. В течение часа мы добрались-таки до человеческого жилья под неусыпным конвоем этих самых олешек. Заметил: к Папале они не приставали — тот только зыркнет на них, тут же по стойке «смирно» вставали. Особые у них отношения, видимо.

Временная стоянка ненцев — полтора примерно десятка чумов, расположенных в своём порядке, хозяйственные какие-то добавки к ним в виде маленького загона, чистота, развешанное на зимнем солнце бельё, лавка с сувенирами (причём, что радует, не «made in China», а свои собственные изделия — ножи, одежда, выделанные шкуры…). Улыбку вызвали спутниковые антенны на нескольких чумах. Иван-Папаля, видя наше веселье, пригласил на брусничный чай и обещанную оленину в гостевой «дом». Тепло, уютно, огонь в очаге потрескивает.

— Знаешь, мне уже не до веселья, доложу тебе. Думаешь, так нам нужны эти «тарелки»? А что делать, если дети просят мультиков своих, жёны жить спокойно не могут без сериалов или чего там ещё. Вот и приходится «тарелки» эти приобретать. Ладно, ничего против современной техники я не имею. Наоборот: без спутниковой связи нам, оленеводам, в тундре грустновато, так что, конечно, с радостью пользуемся. Снегоходы сам видел — очень неплохие вещи, да. На безденежье жаловаться не можем: тут уж государство не оставляет своим вниманием. На что могу и должен жаловаться, так это на нашу человеческую избалованность, расхлябанность: всё чаще слово «комфорт» пишется у нас с заглавной, а уж понятие «комфорт» становится чуть ли не религиозным — вот где беда.

Недавно с молодыми ребятами разговаривали, спорили. Мы, старшие, пытались их убедить, мол, давайте не забывать свои корни: у нас свой старый добрый, веками привычный промысел — оленеводство. Так оставайтесь с нами. Да, кочуем, да, нелегко бывает. Но уж не сравнить с тем, как раньше! Угу, представь себе прадеда на снегоходе. Да и дел уйма: поголовье оленей в наших краях нужно увеличивать в разы — а вы, молодёжь, в города уезжаете. Не стыдно?

Глаза вроде потупили, но всё равно хотят уехать. И, понимаешь, действительно ведь уезжают. Что, сохранят они в Архангельске или ещё где родной язык? Ладно, государство опять поможет организовать какое-нибудь общество, объединение родной культуры, языка, но будет ли это всё так, как здесь, дома? Да ничего не будет — всё уйдет. Приезжают потом в гости, а сами как туристы. Спасибо, что оленей ещё не боятся. Так что в каком-то смысле эти «тарелки» не столько смешны, сколько страшны: насмотрятся на красивые картинки и забывают родную тундру. Впрочем, надеюсь, не всё так плохо. Супу налей ещё себе.

Кто-то из немцев, выпив явно не брусничного чаю, пробормотал довольно громко, что уж где-где, а в Германии подобного нет. Повисло молчание, довольно тягостное. К чести попутчиков, они не только расслышали, но и опровергли дяденьку (сильно он нас достал во время путешествия своим не-чаем, признаюсь):

— Ты что несешь, голубчик? (Примерно так можно перевести эмоциональное немецкое “Sag mal, spinnst du, Herzchen”, но там ещёмного междометий было.) Про сорбов лужицких вспомни — ты ж сам вроде из Саксонии. Что, вот там все сорбы прямо помнят родной язык и остаются дома, да? Культуру сохраняют? Сколько народу из деревень уже поуехало — где, спрашивается, прежние лужицкие деревни с их языком и характером? Там уже по-арабски заговорили, на афгани, но уж никак не на лужицком. Сиди у печки и не рыпайся, в общем.

Ивану-Папале этот диалог понравился, должен признаться: «Получается, везде свои трудности, да». Потом распрямился, вздохнул: «А вдруг всё-таки справимся? Ладно, хватит на жизнь жаловаться — пошли на оленях кататься».