Русаков: Дерусификация
Как Эстония строит моноэтническое государство - хроника тихой культурной чистки.
С чего всё начиналось? 12 января 1991 года был подписан Договор об основах межгосударственных отношений между Эстонской Республикой и Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой. Ст. 3 Договора предусматривала право на получение или сохранение гражданства жителями договаривающихся сторон в соответствии со свободным волеизъявлением. Однако 30 марта 1992 года в Эстонии вступил в силу Закон о гражданстве 1938 года. Он автоматически давал гражданство гражданам Первой Эстонской Республики и их потомкам. Остальные же 35% жителей Эстонии остались без гражданства, а соответственно и без прав, которые гражданство даёт. Это сложно назвать свободным волеизъявлением, предусмотренным ст. 3 вышеупомянутого Договора.
Следите за руками. В референдуме о принятии Конституции, который состоялся 28 июня 1992 года, уже имели право участвовать соответственно только граждане Первой Республики и их потомки, то есть преимущественно эстонцы. Каждый третий житель страны, а это преимущественно русскоязычные, был этого права лишён. Мы можем смело сказать, что это не только Конституция Эстонии, но и конституция эстонцев. Может быть, поэтому в ней так мало прав для национальных меньшинств. Хватит пальцев одной руки:
- право на равное обращение (сиречь право не быть дискриминированным);
- право на сохранение национальной идентичности;
- право на выбор языка обучения в школе;
- право на образование культурной автономии.
По прошествии 33 лет мы можем констатировать, что все эти права оказались только на бумаге и ни одним из них не удалось воспользоваться. В римском праве было такое понятие как nudum jus (голое право), т.е. право без возможности его реализовать. Поэтому иногда можно услышать от эстонских правозащитников, точнее сказать, от правозащитников-эстонцев, что в Эстонии не нарушаются права национальных меньшинств, потому что в Эстонии у национальных меньшинств прав нет. И они правы. Законы и правоприменительная практика уже так отточены, что у русскоязычных нет ни прав, ни возможности их реализовать.
Но вернёмся к референдуму о принятии Конституции. В нём помимо одобрения конституции был и другой вопрос: «Согласны ли вы с тем, чтобы в Закон о введении в действие Конституции была добавлена норма: «Разрешить участвовать в первых после вступления в силу Конституции выборах Рийгикогу и Президента Республики также лицам, ходатайствующим о получении гражданства Эстонии, если они подали ходатайство до 5 июня 1992 года»?» Отгадайте, как на него ответили наши эстонские братья? 54% оказались против. При том, что к 5 июня 1992 года ходатайство об эстонском гражданстве подало ничтожное количество человек. Но враг не прошёл, даже в таком малом количестве.
После того как власть в стране оказалась в руках одного этноса, началась расчистка площадки. Сейчас среди государственных чиновников неэстонцев по разным оценкам всего 3%. В 1992 году было в 10 раз больше. Как же такое произошло? А вот как раз за счёт того, что русскоязычные чиновники оказались без гражданства. Те же, кто умудрился пройти это сито, уже были уволены за недостаточное владение эстонским языком. От любого чиновника, кроме подай-принеси, стали требовать знание эстонского языка на высшую категорию. Так у многих карьеры пошли вниз. Один мой клиент с должности заместителя гендиректора Департамента тюрем был перемещён на должность директора тюрьмы. С этой должности — на должность заведующего столовой. И уже с этой должности был уволен из-за отсутствия высшей категории знания эстонского языка, несмотря на то, что его знаний ему вполне хватало. В итоге мы имеем 3% русскоязычных среди государственных чиновников. И когда международные структуры делают по этому поводу замечания Эстонии, то начинается имитация озабоченности и решения проблемы. Хотя совершенно очевидно, что для властей это не проблема, а вполне желаемый результат.
Эстонская особенность в том, что прав нас лишили не сразу, а постепенно, шаг за шагом. Читаю единственный юридический журнал Эстонии «Юридика» за 1994 год. Там обсуждается новый Гражданско-процессуальный кодекс. В этом кодексе предусмотрено, что судебный процесс ведётся на понятном сторонам языке. То есть может вестись и на русском. И даже решение оформляется на русском языке, но можно попросить перевод на эстонский. И вот эстонский судья Дональд Кийдярв нашёл в законе ошибку. Можно попросить перевод на эстонский, но нельзя попросить перевод на русский, если решение на эстонском языке. С его точки зрения это противоречит принципу равенства перед законом и судом. Почувствуйте разницу с современным судопроизводством и современными судьями. Всё только на эстонском, а если не понимаешь, что происходит в зале суда, то приходишь со своим переводчиком. И сейчас, по прошествии 30 лет, это вполне соответствует принципу равенства.
Некоторые вещи мы даже не замечаем. Конечно, когда 150 тысяч человек лишают избирательного права, то это заметно. Но, например, с 30 августа прошлого года перестали переводить эстонские законы на русский язык. И так потихоньку, полегоньку становится всё меньше русского. И однажды мы проснёмся в тотально эстонской Эстонии только для эстонцев.
Мнения из рубрики «Народный трибун» могут не совпадать с позицией редакции. Tribuna.ee не несёт ответственности за достоверность изложенных в статье фактов. Если вы имеете альтернативную точку зрения, то мы будем рады её также опубликовать.
Комментарии закрыты.