Царьков: Безопасность или что-то личное?

— Скажите… испытываете ли вы личную неприязнь к потерпевшему?
(по мотивам фильма «Мимино»)

Хочу сказать вслух то, что, мне кажется, многие почувствовали, но не все успели сформулировать.

Решение лишить 150 000 жителей Эстонии права голоса на муниципальных выборах — жестоко само по себе.
Но особенно жестоко оно в одном аспекте: большинство этих людей — не молодёжь.

По официальным данным, половина граждан России в Эстонии — старше 60 лет.
Среди лиц без гражданства — та же картина: в основном пожилые, прожившие в этой стране десятилетия.

Это те, кто не уехал, не отвернулся, не сделал выбор в пользу другой страны.
Они остались, работали, растили детей, платили налоги.
Они отдали этой стране всё, что могли.

И вот теперь их просто выбросили.
Без шума, без драмы, но под аплодисменты.
Как отработанный материал.

…Но что делает это решение по-настоящему невыносимым — так это то, что оно касается не только статистики. Оно касается моей семьи.

Моей маме — 86 лет. Она живёт в Эстонии с 1957 года.
Почти 70 лет жизни — здесь.
Она работала, платила налоги, жила с достоинством, говорила на двух языках и никуда не уехала.
Она отдала этой стране своих детей — в том числе граждан Эстонии.
У неё пятеро внуков — все граждане Эстонии.
Пять правнуков — тоже граждане Эстонии.

И вот теперь парламент лишил её даже права решать, на каком автобусе она сможет доехать до магазина.
Подумайте об этом.

Что же прозвучало в оправдание такого решения?
Безопасность государства.

Серьёзно? Безопасность?

Ну давайте честно:
Если вы правда боитесь мою маму — женщину в возрасте 86 лет, которая подарила этой стране 11 новых граждан, —
то поздравляю: вы только что признались, что боитесь как минимум 11 граждан Эстонии.

А значит — вы боитесь не угрозы.
Вы боитесь тех, кто для вас остаётся чужим. Даже если у них тот же паспорт.
Даже если они всю жизнь рядом. Даже если они — часть вашей же страны.

И тогда всё становится на свои места.
Безопасность государства — это просто ширма.
А за ней — то, что вежливо не произносят вслух.

Ненависть. Старая, накопленная, упакованная в парламентские речи —
и наконец выпущенная наружу. Под аплодисменты.

Это не просто закон. Это — моральный приговор.
И вынесен он не тем, кого лишили права.
А тем, кто нажал кнопку.