Царьков: Сытый голодного не разумеет

Министр говорит, что ничего не может сделать с инфляцией. Но почему тогда единственным его советом стало молчать?

Министр финансов советует нам «не ныть». Говорит это уверенно, публично — как будто это и есть его ответ на рост цен, снижение покупательской способности и растущее недовольство в обществе. Не объяснить, не предложить выход, не признать вину — а просто сказать: «не нойте».

В этих трёх словах — целая философия отношения к собственным гражданам. Власть, которая не может контролировать ситуацию, начинает раздражаться на тех, кто ещё смеет об этом говорить.

Но что делать тем, кто не получает пенсий, не живёт в кредит и не может просто «договориться» с работодателем о повышении зарплаты? Им — тем, кто тянет страну, платит налоги и видит, как всё дорожает — тоже советуют «не ныть».

Министр говорит: ставки по кредитам снизились, пенсии растут. Всё это звудит как попытка создать ощущение облегчения. Но кому именно от этого стало легче?

Кредиты, возможно, подешевели — но это не заслуга министра, а результат решений Европейского Центробанка. Более того, снижение ставок — не постоянное явление, а временный эпизод. Совсем недавно они резко подскочили, и министр точно не может гарантировать, что они снова не вырастут. Это экономические качели, на которых простые люди — не пассажиры, а заложники.

К тому же, не у всех эти кредиты вообще есть. Многие просто не могут себе позволить взять заём — их доходы слишком малы. А те, кто живёт без кредитов, от снижения ставок не выигрывают вообще никак.

Пенсии формально увеличиваются. Но на сколько? На 43 евро в месяц? Когда расходы на базовые продукты, коммунальные услуги и лекарства за тот же период увеличились на 100–150 евро? Министр считает это реальной помощью? Это не помощь, а статистический жест. И воспринимается он как плевок в лицо.

Большинство людей не почувствовало никаких улучшений — потому что ни кредиты, ни пенсии, ни «средние доходы» не отражают их реальности. А теперь им ещё и предлагают «не ныть».

Министр, между тем, защищён. Его зарплата — в три-четыре раза выше средней по стране. Она индексируется автоматически, как и другие выплаты высшим чиновникам. У него есть служебный транспорт, компенсации, доступ к системам социальной поддержки, которые большинству недоступны. Он не думает, как платить за отопление. Он не выбирает между продуктами и лекарствами. Он не считает каждый евро в аптеке или кассе.

И, возможно, именно поэтому ему кажется, что люди просто «ноют».

Проблема в том, что такое отношение — это не просто ошибка. Это — язык власти, которая отгородилась от общества. «Не нойте» — это не экономический совет, а форма закрытия диалога. Это отказ слышать.

Когда чиновник говорит гражданину: «не ной», — он не просто избегает ответственности. Он отнимает у человека право назвать свою боль. А за этим часто следует ещё более опасное: отказ признавать, что эта боль существует.

Государство — это не только бюджеты и постановления. Это ещё и интонация, с которой к тебе обращаются. Когда становится трудно, мы смотрим не только на цифры, но и на лица. Нам важно услышать, что нас понимают. Что нас уважают. Что нас не считают лишними.

И это не единичное заявление. Ещё недавно это же правительство с участием того же министра повысило ставку налога с оборота с 20% до 24%. То есть — сознательно увеличило нагрузку на потребителя. А теперь, когда заходит речь о возможности хотя бы частично смягчить ситуацию — например, снизить НДС на продукты питания, как это сделано во многих странах ЕС, — министр объясняет, что этого сделать нельзя. Почему? Потому что, по его словам, от снижения налога «наполнятся карманы торговцев», а не государственная казна.

То есть облегчения для людей не предусмотрено в любом случае. Если налоги высокие — это «необходимо для бюджета». Если возможны послабления — они «неэффективны». Подразумевается, что люди — не те, кому стоит помогать. Помощь, которая может дойти до них через торговлю, — нежелательна, потому что не даёт прямой выгоды государству. Такая логика особенно абсурдна на фоне того, что в большинстве стран Европы, особенно развитых, НДС на продукты питания снижен или дифференцирован — именно ради защиты потребителя.

В Эстонии же эту идею даже не обсуждают всерьёз. Потому что здесь, похоже, главный критерий государственной политики — не «что облегчит жизнь людям», а «что не принесёт прибыль другим». Такое государство не защищает. Оно соревнуется с рынком за то, кто больше возьмёт с гражданина.

Министр призывает нас не ныть. Но мы не ноем. Мы говорим. Потому что говорить — это право гражданина. И потому что, когда власть теряет уважение к обществу, общество должно это проговорить вслух.

Если правительство не может справиться с инфляцией — пусть хотя бы не обесценивает тех, кто живёт с её последствиями каждый день. А ещё лучше — если не может выполнять ту работу, для которой его поставили, пусть уйдёт в отставку и даст возможность другим хотя бы попытаться. Попытаться не только бороться с ростом цен, но и разговаривать с людьми как с равными, а не как с раздражающим фоном. Потому что когда власти остаётся только говорить: «не нойте» — значит, она сама уже давно сдалась.

Это не оговорка. Это он и есть

Может показаться, что слова министра Лиги — это проявление раздражённости, вызванной сложной экономической обстановкой и давлением. Что он, мол, «не сдержался», «неудачно выразился». Но стоит лишь немного оглянуться назад — и становится ясно: это не случайность. Это стиль. Это он.

Юрген Лиги не впервые позволяет себе говорить с людьми свысока, грубо и унизительно. Это не одно неосторожное слово — это целая история. Когда-то он назвал оппонента «сыном иммигранта» и был вынужден уйти в отставку. Он публично прерывал женщин в парламенте словами вроде «кудахчешь» и «замолчи». Он говорил, что «женщине лучше умереть вовремя». Он утверждал, что парламент не должен вмешиваться в бюджет. Он высказывался об экономике так, будто любое недовольство — это уже преступление.

И вот теперь — «не ныть».

Это не срыв. Это — последовательность. Это не напряжение. Это — презрение, которое стало нормой.

Но, пожалуй, не менее важно то, что общество и политическая система в Эстонии продолжают принимать такое поведение как допустимое. Более того — такие люди не маргинализируются, а возвращаются, снова и снова, на самые верхние позиции, откуда и объясняют нам, как жить. И это уже не только про одного министра. Это про норму власти, где жестокость и высокомерие воспринимаются как признак силы.