Владимир Антипп: от Ромео до Воланда

Этюд об актёре

50-е представление этого спектакля, поставленного Сергеем Федотовым, состоялось в канун Хэллоуина, точнее, за день до него, в Тарту, в театре «Ванемуйне».

Напомню, что кульминация «Мастера и Маргариты» приходится на Вальпургиеву ночь. Две мистические даты, многозначное совпадение.

Не слишком ли увлеклись мы магией чисел?

7 ноября — день, когда история, на миг остановившись у судьбоносной развилки, свернула на неведомый и чреватый невиданными потрясениями путь. 1949-й, год рождения Владимира, год 150-летия со дня рождения Пушкина, в «Пиковой даме» которого он сыграл Германна, а Старую графиню — Лидия Головатая; ах, какой это был спектакль! Ставил его Евгений Гайчук; сценограф Владимир Аншон создал лаконичный и ёмкий сценографический образ — зелёный игорный стол, на котором разместились знаковые строения Петербурга. Достаточно было установить на столе фигурку Медного Всадника, чтобы пространство задышало, обрело дополнительный объём и обросло подтекстом и контекстом. Это был Петербург и Пушкина, и Достоевского, и Блока. В сцене в игорном доме стол раздвигался, Антипп появлялся из середины, как из преисподней.

«В свой первый выход, — вспоминал Антипп, — я был не Германном, а крупье в игорном доме. И, обращаясь в зал — а там всегда было много молодежи — рассказывал, как один чудак дважды сорвал банк, но на третий раз… И молодые ребята сидели, как завороженные, они словно не знали сюжета (а может, и в самом деле не знали?), их окунули в атмосферу детектива или триллера: выиграет или не выиграет? Когда в тишине карта падала на пламя свечи, и свеча гасла, казалось, что в зале незримо присутствуют тени людей из пушкинского времени».

Ну вот, мы уже погружаемся в воспоминания. Прервёмся.

— Володя (для меня он до сих пор Володя, не только в силу длительного приятельства, но и потому, что он сохранил в себе юность души и романтическую влюблённость в мир), скажи, как прошли «Мастер и Маргарита» в Тарту?

— Знаешь, замечательно. Полный зал, и эстонцы, и русские; потом зрители подходили и благодарили за то, что наконец услышали со сцены красивую русскую речь.

 

…А ещё год его рождения — год испытания первой советской атомной бомбы, год создания НАТО, год возникновения двух германских государств; возник коммунистический Китай и назревала война в Корее… Рождён в тревожный год. Хотя разве остальные годы менее тревожны?

Но если вновь обратиться к числам, то за ними стоит верность. Верность Владимира Антиппа Русскому театру, которому он и его жена Лилия Шинкарёва служат на двоих 104 года: Антипп — 51, Шинкарёва — 53, верность профессии, переданная и следующему поколению: их дочь, красавица и умница Мария Антипп — известная российская киноактриса.

Романтик

Школьником он влюбился в театр. Ездил в Москву; его и очень многих не мыслящих жизнь без театра друг Адольф Кяйс, учившийся тогда в московском Институте культуры, одалживал Володе свои «корочки»: артист вспомогательного состава Государственного русского драматического театра Эстонии, администраторы давали по ним входные билеты.

— Я повидал много спектаклей, но слишком часто чувствовал в том, что происходило на сцене, какую-то фальшь, — говорит Антипп. — А вот в спектаклях Театра на Таганке не было фальши, всё было искренне, невероятно эмоционально и чисто. Говорили: это политический театр. Нет, он был не политическим, а поэтическим, только поэзия всегда оказывается у властей под подозрением. Во времена Пушкина — и в наше время.

…Много лет спустя он сыграл на сцене себя — тогдашнего, точнее: и сегодняшнего тоже, но ничуть не изменившегося с той поры и не предавшего свои идеалы. Яна в поставленной Иваном Стрелкиным пьесе польского драматурга Домана Новаковского «Губы Мика Джаггера».

— Дело ведь не в том, что мой Ян в молодости был таким уж фанатом Мика Джаггера и группы The Rolling Stones. А в том, что хипповать, слушать рок-музыку, плевать с высокой колокольни на всё то враньё, что звучало на собраниях и из «ящика», демонстрировать непокорность — для него было единственной возможностью сохранить себя, оставаться верным себе, — сказал артист.

Мне казалось, что роль Яна стала для Владимира вторым рождением, благоприятным изменением актёрской участи; начиная с неё, режиссёры заметили в нём те возможности, которые раньше то ли не проявлялись достаточно заметно, то ли его привыкли видеть в несколько ином качестве. Слова «второе рождение» Владимир категорически отмёл. Вот что сказал он:

— Рождаться можно только раз в жизни. А дальше уже — твой путь, который ты проходишь, оставаясь самим собой в меняющихся предлагаемых обстоятельствах. Если вспоминать: у меня ведь был Пров из пьесы Виктора Розова «Гнездо глухаря», юноша из «элитной» советской семьи, которому обрыдла ложь, давно ставшая фундаментом благополучия старших. Был нежный и преданный своим родным Том Уингфилд из поставленного моим давним другом Сашей Цукерманом «Стеклянного зверинца» Теннесси Уильямса, где мою сестру Аманду играла Лидия Шинкарёва, моя любимая жена, с которой мы прошли вместе столько лет и столько всего пережили. А нашу маму играла Анастасия Касьяновна Бедрединова, чудесная, изумительная актриса. Через год после того, как я пришёл сюда, она отмечала 50-летие со дня рождения и 25-летие сценической деятельности; она ушла из жизни в 2004-м, в этом году исполнилось сто лет со дня её рождения и 20 лет с того дня, как её нет с нами… Я около 140 ролей сыграл, каждая роль требует найти общий язык во-первых с образом, во-вторых — с режиссёром, у которого есть своё видение этого образа, и в третьих, но совсем не в последнюю очередь, — с временем. И остаюсь собой. Таким, каким родился.

— Как человек и как актёр?

— Да. Тому, что мне довелось сыграть на сцене, я бы подобрал такую короткую формулу: «от Ромео до Воланда».

**

Ромео он играл в дипломном спектакле; студентам предоставили тогда сцену ЦДРИ, Центрального дома работников искусств; когда-то в том здании располагался Немецкий клуб, здесь, ещё до знаменитой встречи в Славянском базаре играл и ставил спектакли Станиславский. Владимир говорит, что чувствовал: те подмостки сохраняли ауру, идущую от великого реформатора сцены, питали энергией. Вспоминая, он начал читать монолог Ромео, наизусть, из сцены у балкона, затем второй, когда, убив Тибальта, изгнаннный из Вероны Ромео в отчаянии ищет совета у Лоренцо. Он до сих пор помнит слова роли.

И в эти минуты он, почти 75-летний, вновь был юным, горячим, безоглядным (что и вело к гибели) Ромео!

Золотая зрелость

— 70 лет — лучший возраст для политика, — говорил Мюллер Штирлицу.

Какой возраст — лучший для актёра? Наверно, любой. Если есть силы, темперамент, душа — и есть роль. И если есть РЕЖИССЁР…

Незадолго до 70-летия Антипп сыграл Гуся-Ремонтного в «Зойкиной квартире», которую поставил упомянутый выше Сергей Федотов, режиссёр из Перми, создатель уникального мистического театра «У Моста» и собственного метода вхождения в магическое пространство, как он говорит, фантастического реализма. Для актёров Русского театра, в том числе для Антиппа, это было второй работой с Федотовым, ранее он ставил здесь «Игроков» Гоголя. Сергей Федотов видел в пьесе бесспорное, но осторожное сочувствие Булгакова тем людям, которых Октябрь 17-го года и все последующие события вытеснили из жизни, лишили привычного уклада, разбили иллюзии и ничего не дали взамен, оставив в душах убийственный вакуум. Гусь, новый «хозяин жизни», в конечном счёте оказывался так же сметённым с подмостков перерождающегося мира, как и «бывшие». Он был искренне и — неожиданно для представителя новой номенклатуры — романтически влюблён в женщину. И когда образ Прекрасной Дамы уничтожила прозаическая реальность, для Гуся обрушился весь мир. Антипп сумел сделать то, чего не делали исполнители этой роли во всех прежде виденных мной постановках «Зойкиной квартиры», — придать характеру человеческое измерение. Т. е. то, что хотел и чего ждал от него режиссёр.

У Федотова он сыграл и Воланда. Но этот образ мы оставим напоследок. А пока вспомним один из самых глубоких, эмоциональных и захватывающих спектаклей последних лет — «Август: Графство Осейдж» в постановке Артёма Гареева. Я видел несколько постановок этой пьесы, видел и фильм режиссёра Джона Уэллса с Мерил Стрип, Джулией Робертс, Юэном МакГрегором, Бенедиктом Камбербэтчем, но спектакль, поставленный Артёмом Гареевым, стал для меня самым глубоким, точным и потрясающим прочтением драмы американца Трейси Леттса, все три акта которой происходят в «огромном чёрном, проклятом, немом доме», куда не проникают солнечный свет и свежий воздух.

Роль Антиппа была очень важной: она задавала тон всей постановке. Его герой, человек несложившейся судьбы, мог стать большим поэтом, первый его сборник был прекрасен, но обстоятельства сложились так, что он вынужден был тянуть жизненную ношу только потому, что чувство долга не позволяло покинуть мир живых. Но чаша переполнилась, и он уходил навсегда, устав: от одиночества; от жены, которая стала настоящим чудовищем, от себя самого. Здесь, в отсутствии воздуха, в прямом и переносном смысле, талант угас. Образ, который создали режиссёр и актёр, словно посылал в зал прощальную мольбу о спасении, понимая, что отклика не будет. Трагическая и очень мощная работа!

Демон и Ангел

Две роли Антиппа в нынешней афише Русского театра — Воланд и Творец в невербальной постановке Даниила Зандберга «Евангелие от GPT».

— Воланд — совсем не Князь Тьмы, — говорит Антипп. — Он прибывает в этот мир, чтобы исправить происходящее в нём, воздать злом за зло и спасти тех, кого можно спасти. Для моего Воланда очень важен вопрос, с которым он обратился к Берлиозу: «Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, ещё и не верите в бога?». И когда оказывается, что, по глубокому убеждению Берлиоза и Бездомного, не только Бога, но и Дьявола нет, Воланд понимает: дело зашло слишком далеко, безверье (или замена веры фанатическим поколением лжекумирам, идолам, страшная вещь); тут очень сильно надо потрудиться, чтобы хоть что-то изменить. Хотя бы для двоих: Мастера и Маргариты.

В «Евангелии от GPT» образ Творца — не сам Господь Бог (он ведь всемогущ и не ошибается), а один из самых близких к нему ангелов — за спиной его огромные ангельские крылья. Ангел творит в темноте, в которую погружён мир (свет от тьмы ещё не отделён?), и при всей любви к тем двум фигуркам, которые он лепит и от которых пойдёт человечество, он допускает некоторые просчёты. Там — люди в своей гордыне отвернулись от Творца, решили его и всё прочее заменить искусственным интеллектом. Здесь, у Булгакова/Федотова/Антиппа до ИИ ещё не додумались, и вообще «люди как люди, вот только их испортил…». (У Булгакова — квартирный вопрос; сегодня, наверно можно было бы сказать — национальный вопрос. Но мы отвлеклись. «Ходить довольно склизко по камешкам иным, о том, что слишком близко, мы лучше умолчим», предупреждал поэт).

Воланд Антиппа — человечен. Конечно, он посланец инфернального мира, и, как положено, в нём есть величие и нечто устрашающее, но миссия, которую он выполняет в спектакле, — нести справедливость и — для тех, кто заслужил — надежду и покой.

9 ноября он снова выйдет на сцену в образе Воланда: умудрённого тысячелетним знанием о мире и сохранившего человечность, хотя это стало трудным как никогда ещё.

Ни пуха ни пера! С Богом!

Читайте по теме:

«Страшно жить на этом свете: в нём отсутствует уют»

Рецензия: «Август: Графство Осейдж» — «Апокалипсис сегодня» в Русском театре

Актёр Сергей Черкасов: Мне всегда хочется поднять людям настроение