Григорян: Полвека в Эстонии. Часть 1

В ночь с 1 на 2 июня 2024 года исполнилось ровно 50 лет, когда я приехал жить в Эстонию. Это был обычный переезд в пределах единого государства, в котором все народы жили по одним и тем же советским законам, под управлением одной и той же партии, исполняя решения, идущие из единого центра в Кремле. Я не думал, что приехал в чужую, оккупированную страну, что мне нужно для въезда предварительно заполучить визу на въезд и разрешение на работу. В рамках единого государства передвигался, где хотел и как хотел, за исключением тех зон, которые были запрещены для въезда обычному гражданину.

Причина моего переезда была двоякая – приглашение на работу и дела сердечные. Приглашение было от Тартуского университета, о котором я знал столько, сколько знает каждый армянин с детства, а именно, что здесь учился Хачатур Абовян и многие другие деятели армянской культуры.

Что же касается дел сердечных, то они связаны с эстонской девушкой, которая стала моей верной супругой, родила трех детей и живет уже почти 50 лет со мной. Но обо всем этом подробно.

В бытность свою студентом исторического факультета Саратовского университета я познакомился в общежитии с эстонскими девушками-студентками (фото приводится). В то время между вузами практиковалось «языковое погружение» студентов, хотя оно так не называлось. Ежегодно пять или шесть студентов из отделения русской филологии Тартуского университета отправлялись на языковую практику в университеты России — в Ленинград, Воронеж и Саратов.

Из пятерых девушек мне почему-то больше приглянулась высокая блондинка по фамилии Линнасмяги – родом из Печорского района Псковской области, с. Затрубье. Ее предки – эстонцы, выходцы из сету, которые долгие годы, находясь под российским влиянием, приняли православие. Родители супруги – Надежда Калласте и Павел Линнасмяги были зарегистрированы браком в городе Печоры в 1937 году, когда эта территория находилась в составе Эстонской Республики. Сама Нина Линнасмяги, хотя и неплохо говорила по-русски, но напросилась у Кири Алликметс, которая курировала этот процесс, поехать в Саратов. Вероятно, захотелось романтики, стремление посмотреть на мир, себя показать.

Эти девушки из Тарту отличались от обычных и привычных волжанок, с которыми я был хорошо знаком, они были какие-то «импортные». Балтийский регион в СССР — это был особый мир со своей специфической историей, культурой, языками, традициями, особым геополитическим расположением и мировоззрением. Он был на особом счету у кремлевского руководства. Советский Союз стремился сделать из этих республик своеобразную «витрину» социализма, и это у него получалось. Они заметно выделялись на фоне остального Союза. В других республиках даже у эстонцев спрашивали: «А у вас деньги советские?»

Балтийские республики имели возможность оставлять себе продукты сельскохозяйственного производства и обеспечивать высокий уровень продовольственного изобилия. Особенно это контрастировало с вечно голодным Поволжьем. В Эстонии не только зарплаты и доходы жителей, но и прочие показатели жизненного уровня были значительно выше. Если моду можно назвать своеобразной единицей измерения времени, то в СССР было модно то, что носили на Западе в 70-е годы, а Прибалтика считалась Западом. Несмотря на дефицит, люди там в большинстве своем были одеты модно и красиво.

В совокупности все это сказывалось на образе жизни населения этих республик и отражалось даже во внешнем облике людей. Девушки из Скандинавских стран и Балтики обычно славились своей элегантностью, красотой, ухоженностью, особым шармом и очаровательной внешностью. В их характере была какая-то натуральность, они выглядели спокойными, вежливыми и уравновешенными. Особенно эффектно смотрелись блондинки, в глазах которых отражался блеск холодного северного моря. К тому же у них свой, располагающий к общению, специфический мягкий акцент.

Одним словом, согласно закону материалистической диалектики, противоречия объективны и являются внутренними источниками развития большинства систем. Случайное знакомство со временем переросло в теплые чувства, хотя, на первый взгляд, между нами не было ничего общего. Армянин из южных краев и девушка сету из Севера?

Моя родина – это сплошные камни и горы, ее родина – леса и болота. По характеру также мы совершенно не подходили друг другу: она спокойная и флегматичная, а я вспыльчивый холерик. Я был уже на пятом курсе и заканчивал учебу, а она только что поступила на первый курс. Правда, профессии мы избрали родственные. Не случайно, когда-то факультеты именовались историко-филологическими, но затем разъединились — отдельно на исторические и филологические. Спустя какое-то время эти факультеты вновь соединились и т.д.

Жили мы в общежитии филфака Саратовского университета на ул. Братиславская. По положению я не имел права там жить, поскольку у историков было свое общежитие, где в одной комнате проживало 10-12 человек. По правде, оно больше напоминало казарму, чем студенческое общежитие. Но даже в эту убогую казарму мне не дали место, когда я поступил в университет и стал студентом. Пришлось искать какое-либо жилье в частном секторе.

Почему-то каждый год до самого третьего курса я оказывался без места жительства. В летние месяцы мы уходили на какую-то практику, затем я уезжал на месяц домой в Ленинакан (ныне Гюмри) к родителям. С сентября все начиналось сначала. Поиски нового места жилья иногда затягивались на месяцы, поскольку Саратов был студенческим городом, там обучалось ок. 200 000 студентов.

Чтобы оплатить проживание в частном секторе, надо было подрабатывать. Работать и учиться, совмещать работу и учёбу было безумно тяжело, не хватало времени на личную жизнь.

Однако Бог или природа наградили меня хорошим голосом, и первые два года я подрабатывал в ресторанах: пел и играл на ударных инструментах. Часто приходилось задерживаться на работе до 2-3 ночи, а утром в 8.15 надо было идти на занятия. Кроме исполнения песен, приходилось мне нередко пить шампанское: «за здоровье именинника», «молодоженов», «юбиляра», «почетного деятеля», «гостя» и т.д.

Пить спиртное я никогда не любил и по возможности всячески отказывался, ссылаясь на запрет употреблять алкоголь во время работы, но в России такой отказ не работает. Он воспринимался как оскорбление. Вскоре я понял, что если так продолжится, то можно спиться и придется бросить учебу в университете, чего я очень не хотел. За годы учебы не раз приходилось подрабатывать на разгрузке товарных вагонов, на очистке зимой снега с крыш заводов, многоэтажных домов и т.д. Была даже у нас своя студенческая бригада. Это позволяло иметь деньги и платить за жилье, одежду и т.д.

С 1967 по 1972 годы я был полностью нацелен на учебу, и ничто меня больше не притягивало, чем учеба. Хлопот мне больше доставали не столько вступительные экзамены, сколько бюрократические придирки к т.н. «лицу кавказской национальности». Порой, чтобы избежать очередного конфликта, на вопрос «мне твое лицо не нравится» я отвечал: «а мне тоже не нравится». Остроумный и неожиданный ответ выбивал обидчика из колеи, возникала пауза, которая переходила в обычный разговор.

После окончания средней школы, из-за непродуманности хрущевских реформ, в 1966 году было сразу два выпуска – 10-летка и 11-летка. Это существенно усложнило ситуацию с поступлением в вуз, поскольку численность абитуриентов резко увеличилась. Конкурсы стали сумасшедшими. Мы с друзьями из Ленинакана решили поехать в Саратов, чтобы поступить на учебу в Саратовский юридический институт им. Д.И. Курского. В то время в вузах такого типа прием составлял более 200 человек, а при университетах – ок. 50.

Но, когда мы с друзьями приехали в Саратов, нас стали мурыжить с приемом документов. Потребовали представить направление от ЦК КП Армении. Это было неожиданно, поскольку ни в одном справочнике об этом не писалось. Более того, такое абсурдное требование было для выпускника средней школы невыполнимым. Мои друзья сразу вернулись обратно. Может, в этом и заключался весь смысл требования?

В отличие от них, я оказался более целеустремленным и остался жить в Саратове. Не без труда оформил постоянную прописку, поступил на работу в Станкостроительный завод, благодаря поддержке моих земляков, получил место в заводском общежитии на ул. Челюскинцев. В комнате нас было четверо. Аревшат Ованесян, будучи мастером спорта по боксу, приучал меня к боксу, чтобы я мог успешнее выполнять функцию боксерской груши. Тренируясь, он одновременно тренировал и меня. Но боксёром я не стал, интересы были другие. Лерник Пндукян, который был старше меня на 10 лет, опекал и учил житейским мудростям. Со Славиком Сукиасяном мы были одногодками и готовились к поступлению в вуз (фото внизу).

На заводе я был водителем электрокары, а после работы руководил группой художественной самодеятельности (фото приводится). Это была моя общественная работа, как заместителя секретаря комитета комсомола станкостроительного завода. Такая деятельность была необходима для получения злосчастной характеристики — направления от Саратовского обкома комсомола, чтобы поступить в юридический институт. Однако в очередной раз мои документы приемная комиссия юридического института отбраковала, придравшись теперь к тому, что медицинская справка за номером 286 – фальшивая, поскольку выдана от имени «Первой поликлиники», а печать на ней стоит «Пятая городская больница». Чтобы выяснить возникшее недоразумение, потребовалось два дня. Это были два последних дня в конце июля, когда еще осуществлялся прием документов. Пришлось срочно обратиться за разъяснением к главврачу областной поликлиники, выдавшей мне медицинскую справку. Он объяснил, что у них объединение и всегда была одна печать, что всем абитуриентам они выдают такие же справки и непонятно, почему придрались именно ко мне. Выяснилось, что ошибку допустила приемная комиссия института. До сих пор не знаю, почему она так поступила. За окончательным решением проблемы меня направили к ректору юридического института – председателю приемной комиссии. Как только я вошел к нему в кабинет, он набросился на меня с криком: «Что вы все – кавказцы, рвётесь в наш институт? Что у вас своих вузов нет? Убирайтесь отсюда, чтобы я больше вас не видел!»

Сказать, что такой прием должностного лица озадачил меня возмущением, значит слукавить, он буквально вывел меня из себя. Точно не помню, что я ему сказал, но он стал звать на помощь милицию. Мне пришлось быстрее уйти от греха подальше, чтобы не попасть в руки правоохранительных органов. Это была моя первая встреча с таким махровым то ли великорусским шовинистом, то ли с человеком, ненавидевшим кавказцев. Мое положение осложнялось еще и тем, что в кармане находилась повестка в военкомат. В августе должны были забрать в армию, куда я очень не хотел, ибо с родителями всю жизнь провел в казармах и знал, что такое жизнь солдата или офицера. Честно говоря, особого восторга она у меня не вызвала, только разочарование.

Удрученный таким исходом, идя мимо театра оперы и балета, а затем, бродя по центральной площади Саратова, случайно наткнулся на исторический факультет университета. К счастью, прием документов еще продолжался, но оставалось всего два часа. Не задумываясь, я подал туда документы, которые сразу же были приняты. На исторический факультет парни не очень-то стремились, а конкурс был 1:10

продолжение следует…