Григорян: Полвека в Эстонии. Часть 27
В период перестройки эстонская интеллигенция демонстрировала осторожность, вызванную двойственной политикой Горбачёва: с одной стороны — освобождение диссидентов, с другой — сохранение репрессивных статей УК. Поворотным моментом стало экологическое движение против добычи фосфоритов, когда студенты и учёные впервые бросили вызов Москве. Парадоксально, но именно запретная статья языковеда Мати Хинта о вреде раннего двуязычия, опубликованная в 1987 году, стала катализатором национального пробуждения — хотя сегодня аналогичный подход применяется к русскоязычным детям, что отражает изменчивую природу политических "истин".
Эстонская интеллигенция, сначала воспринявшая перестройку и гласность как очередную кремлёвскую кампанию, заняла осторожную и выжидательную позицию. Даже после визита Михаила Горбачёва в Эстонию (19-21 февраля 1987 года) казалось, что интеллигенция могла бы проявить больше смелости. Ведь стало очевидно, что можно задавать острые вопросы и дискутировать с Генеральным секретарём ЦК КПСС, как это сделал Генрих Аллик — ветеран Коммунистической партии Эстонии, профессиональный революционер, партийный и государственный деятель, который провёл в тюрьмах в общей сложности 20 лет.
Такая осторожность объяснялась не только особенностями эстонского национального менталитета, но и поведением самого Михаила Горбачёва как политика. Он, как писал Джордж Оруэлл, обладал способностью «одновременно придерживаться двух противоположных мнений».
С одной стороны, по его указанию в 1987 году из тюрем и психиатрических больниц были освобождены политические заключённые — те, кого называли диссидентами или «узниками совести». С другой стороны, в советском уголовном кодексе всё ещё сохранялись статьи, позволяющие применять репрессии за убеждения: статья 70 — за антисоветскую агитацию и пропаганду, статья 58 — за религиозную деятельность, статья 190 — за «клевету, порочащую советский общественный и государственный строй» и другие. Это означало, что любой, кто выходил за рамки «дозволенного», мог быть привлечён к уголовной ответственности.
Михаил Горбачёв много говорил о гласности, но при этом не допускал критики в адрес Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Владимира Ленина, КПСС, Политбюро и идеологии марксизма-ленинизма, которые оставались своеобразными «священными коровами социализма».
С одной стороны, он пытался сохранить существующую систему, с другой — стремился её реформировать, хотя она с трудом поддавалась изменениям. Как ещё в 1919 году отмечал известный марксист и противник большевизма Карл Каутский: «Чтобы удержаться у власти, большевики готовы пойти на всевозможные уступки бюрократии, милитаризму, капитализму. Но уступка демократии кажется им самоубийством».
Первый марксист в России и учитель В. Ленина Г. Плеханов также предупреждал: «Большевики не смогут дать народу ни демократии, ни свободы, потому что, осуществив это, они тут же потеряют власть».
Реальные перемены, происходящие в обществе, заставили эстонских интеллектуалов преодолеть своё первоначальное недоверие. Эти изменения были настолько значительными и ощутимыми, что даже те, кто изначально относился к ним скептически, вынуждены были пересмотреть свои взгляды и принять новые реалии.
25 февраля 1987 года тележурналист Юхан Ааре в одной из своих передач обратил внимание на экологические угрозы, связанные с разработкой фосфоритов в Эстонии. Эта проблема была также озвучена Михаилу Горбачёву во время его визита в республику.
Однако менее чем через десять дней Юрий Ямполь, один из руководителей Министерства производства минеральных удобрений СССР, заявил, что разработка шахт в Тоолсе и Кабала начнётся в ближайшие пятилетки. Это заявление вызвало шквал критики в адрес московских властей. Даже Академия наук Эстонской ССР вмешалась, потребовав от Совета Министров республики разъяснений. В итоге возник серьёзный конфликт интересов между властями и населением.
2 апреля 1987 года студенты исторического и юридического факультетов Тартуского университета, Тыну Оя и Индрек Таранд, вместе с поэтом Хандо Руннелем и другими активистами выступили с резкой критикой и призвали к проведению протестной акции на предстоящей майской демонстрации.
Подобное собрание состоялось и в Эстонской сельскохозяйственной академии, где выступили А. Ристкок, Херберт Метса, Марью Лауристин, Виктор Пальм и другие. Под давлением общественности разработка новых шахт в Тоолсе была приостановлена.
Известие о том, что студенты готовят акции на 1 мая 1987 года, сильно встревожило парторга Тартуского университета Пауля Кенкманна. Он немедленно вызвал представителей студенчества на «ковёр» и пригрозил строгими мерами, вплоть до исключения из университета. Однако это не испугало студентов — они вышли на майскую демонстрацию в жёлтых рубашках с протестными лозунгами. Движение в защиту окружающей среды стало одной из ключевых сил, способствовавших пробуждению национального самосознания эстонцев.
Первыми, кто преодолел страх перед цензурой, стали эстонскоязычные издания. Газета «Edasi» (ныне «Postimees») под руководством Марта Кадастика и журнал «Vikerkaar» («Радуга»), редактором которого был Рейн Вейдеманн — выдающийся журналист, знаток эстонской литературы, учёный, педагог и общественный деятель, — начали публиковать материалы, отражающие актуальные проблемы и настроения общества.
В отличие от эстонских изданий, русскоязычные газеты и журналы избегали публикации материалов, не санкционированных партийными органами.
В результате русскоязычное население Эстонии фактически находилось в информационном вакууме. Причина была очевидна: партийные идеологи в Москве не читали эстонские газеты, но русскоязычные издания могли попасть им в руки.
Это предположение подтвердилось, когда я сам написал несколько статей, таких как «Перестройка и национальные отношения», «Национальные отношения и языковые закорючки», «О сталинизме», «Карабахский узел» и другие.
Позже, 5 мая 1989 года, в День печати, тартуская эстоноязычная газета «Edasi» провела опрос среди читателей, чтобы определить лучших авторов. Лауреатом стал известный эстонский поэт и писатель Яан Каплинский, который был выдвинут Финляндией в качестве кандидата на Нобелевскую премию по литературе.
Среди награждённых особым «Знаком Эдази», наряду с Юрием Антом, Индреком Колмейстером, Ильмаром Ребане и Юханом Тамме, оказался и я. В связи с этим 12 мая меня пригласили на «прессибалл» в ресторане «Каунас». Получить награду от эстонской газеты в период, когда национальное самосознание эстонцев набирало силу, было крайне значимо.
Редактор русскоязычной газеты «Вперёд» Вальтер Тоотс даже пожаловался на меня в Тартуский горком КП, заявив, почему мои статьи не публикуются в его газете — официальном органе горкома партии.
Кульминацией событий 1987 года стала первая политическая манифестация в парке Хирве в Таллине 23 августа 1987 года. На этой манифестации участники потребовали обнародования секретных протоколов к Пакту Молотова-Риббентропа.
В это же время публикация доцента Мати Хинта, посвящённая проблемам двуязычия, вызвала бурную дискуссию в обществе.
Вскоре начали появляться критические статьи по национальному вопросу, написанные мной, Эдгаром Сависааром, Евгением Голиковым, Яаном Ребане и другими авторами.
29 мая 1987 года в газете «Edasi» была опубликована статья языковеда Мати Хинта под заголовком «Демократия и язык». Он также опубликовал в 6-м и 7-м номерах журнала «Радуга» статью под названием «Проблемы двуязычия: взгляд без розовых очков». В этих статьях автор открыто выступил против навязывания русского языка эстонским детям с раннего возраста, утверждая, что это приводит к языковой, умственной и культурной недоразвитости. Он писал: «Ребёнок — это своего рода машина по изучению языка, в нём генетически запрограммировано усвоение одного (любого) языка, а не двух одновременно». М. Хинт также подчеркнул сложное положение эстонского языка и опасности, связанные с насильственным внедрением принципа двуязычия.
Эта публикация, написанная в дискуссионном плане, чтобы обратить внимание на проблему раннего обучения детей двум и более языкам, вызвала неоднозначный общественный резонанс: одни поддержали её, другие протестовали.
Парадоксально, но в условиях нарастающего давления статья М. Хинта стала ярким сигналом пробуждения национального самосознания у эстонцев. Несмотря на то, что ситуация на первый взгляд кажется противоречащей здравому смыслу, логике или научным фактам, у неё есть скрытый смысл. То, что 30 лет назад считалось неприемлемым экспериментом для эстонцев, сегодня воспринимается как допустимое и даже необходимое для детей русских и других национальных меньшинств Эстонии. Этот парадокс отражает изменения в общественном мнении и политической обстановке, произошедшие в Эстонии за последние десятилетия.
С точки зрения массовой психологии, эта ситуация напоминает мне старую историю. Один миссионер, обративший готтентота в христианство, спросил его: «Ты знаешь, что такое зло?» Готтентот ответил: «Знаю, это когда зулусы уводят моих быков». — «А что такое добро?» — «Это когда я у зулусов угоняю быков».
Кажется, подобное понимание «добра» и «зла» присуще многим эстонским политикам. После восстановления независимости многие из них фактически «прибрали», а точнее «присвоили», общее государственное имущество и общенародную собственность, то есть то, что принадлежало всем. В этом смысле можно согласиться с тем, что овца и волк по-разному понимают «добро» и «зло».
Концепции добра и зла могут сильно варьироваться в зависимости от культурного и исторического контекста. То, что считается добром для одних, может восприниматься как зло для других.
Философы и мыслители часто подчёркивают, что понимание этих понятий может быть субъективным и зависеть от индивидуальных и социальных взглядов.
На воротах концентрационного лагеря в Бухенвальде, а также на дверях главного здания Тартуского университета в годы Второй мировой войны некогда висела надпись «Jedem das Seine», что переводится как «Каждому своё» или «Каждому своё предназначенное».
Эта фраза использовалась для создания иллюзии порядка и легитимности, обманом жертв и наблюдателей придавая видимость справедливости.
На самом деле, надпись была циничным и ироничным оправданием тех преступлений, которые происходили внутри лагеря. Она подразумевала концепцию, согласно которой каждый получает то, что ему «полагается»: господам — господская доля, рабам — рабская доля.
Наука не может обслуживать политические амбиции, тогда она перестаёт быть истиной. Наука должна стремиться к объективности и независимости от политических, идеологических или личных интересов, чтобы обеспечивать достоверные и проверяемые знания.
Когда научные исследования начинают служить политическим амбициям, существует риск искажения данных и выводов, что может привести к неверным заключениям и подорвать доверие к науке как к источнику истины.
Объективность, критическое мышление и честность являются краеугольными камнями научного процесса. Важно сохранять эти принципы, чтобы наука могла выполнять свою роль в расширении человеческого понимания мира и решении глобальных проблем.
Комментарии закрыты.