«ВОСХОД БОГОВ»: эта история не придумана за письменным столом, а выхвачена из жизни

Режиссёр Эльмо Нюганен репетирует в Русском театре «Восход богов» с двумя составами. Премьера русскоязычной версии состоится 30 мая, эстоноязычной версии — 4 июня. Мы говорили о работе над постановкой с Нюганеном и с артистами: Татьяной Космыниной и Артёмом Гареевым; Мяртом Аванди и Катарийной Унт. И вот что сложилось из этих разговоров.

 

 

Первое впечатление от пьесы: «тела ещё не остыли, а мы уже играем этих людей».

— Для вас этот спектакль — только творческий акт или нечто большее?

Артём Гареев: Это больше, чем пьеса. Это — судьбы реальных людей.

Татьяна Космынина: Сразу после прочтения пьесы я призналась Эльмо, что если бы не моя профессиональная обязанность, если бы я начала читать этот текст в обычный день, то, наверно, уже на второй странице закрыла его. Потому что так больно, так страшно теребить душу, погружаясь сюда. Но это наша работа. И мы с Артёмом говорили, что здесь она, помимо профессионального творческого акта, заключается ещё и в исследовании того, вправе ли мы, можем ли, есть ли у нас силы обсуждать то, что происходит прямо здесь и сейчас. Тела убитых на войне в Украине ещё не остыли, а мы уже играем этих людей. Они похоронены буквально вчера, а мы уже анализируем их поступки и сами становимся раненными этими событиями.

Мярт Аванди: Первое впечатление было несколько подавляющим. Тональность пьесы показалась очень мрачной. Но иначе и не могло быть.

Эльмо Нюганен: Подавленное настроение идёт не от пьесы, а от войны в Украине. Пьеса помогает понять, что там в действительности происходит, и как мы сами должны вести себя в ситуации, когда мы не на войне, но война — рядом. Для меня странно звучат и слова «Мы здесь устали от войны», и «Мы не вправе уставать». От чего мы устали? Я понимаю: украинцы устали от войны, устали люди в окопах. А мы от чего устаём? От необходимости смотреть реальности в глаза?

Это событие историческое, естественно, очень оно нам не нравится, но оно влияет на нас и на всю Восточную Европу, мы не в состоянии это игнорировать. Никакие экономические спады или двойные пошлины, введённые США, не изменят будущее нашего региона в той мере, в какой изменят события этой войны.

 

С этим нам жить

— Когда я раскрыл эту пьесу, мне тоже казалось, что дочитать до конца не смогу. Из-за боли. И из-за ощущения такого жуткого хаоса, в который ты вовлекаешься — мастерством драматурга, выбирающего нестандартные и очень действенные художественные приёмы.

Т.К.: О да, ты ковыряешь эту рану, и она всё глубже. И невозможно рационально это воспринимать. Ты внутри. У нас у всех травмы свидетеля, от этого никуда не денешься: бомбы рядом не рвутся, дроны не летают, но мы всё это проживаем и во всём этом варимся, нам с этим жить и нашим детям с этим как-то жить. За это приходится отвечать — виноваты мы или нет. Зачастую на нас здесь в Эстонии вешают ярлыки представителя агрессора. Будто мы непосредственно виновны за то, что путинский режим делает в Украине. Предъявляют претензии.

— К сожалению, даже подготовка «Восхода богов» и выход постановки Мерле Карусоо «Я покинул Украину в 2022» для некоторых идеологизированных представителей общественности становятся предлогом с ненавистью пнуть русскую культуру. Недавно в Postimees журналист г-н Карнау высказался (в переводе стараюсь сохранить его стилистику):

«Эстонский театр избегает (тему) Украины, вероятно, оттого, что из-за войны находится в смятении. Русская культура была очень близка, но кровавые бойни за одну ночь сделали эту литературу неприемлемой. Трактовки Чехова и Достоевского десятилетиями удавались эстонским театрам художественно значительно убедительнее, чем современные британские, французские или немецкие авторы, но ужасы войны в Украине неожиданно вытащили на свет обстоятельство, что «великая русская душа» не иначе как пустой обман, которым оправдывают уничтожение и покорение соседнего государства. Так что эстонский театр пребывает в ментальном замешательстве в отношении России, но и Украины. Единственные исключения — русскоязычная Vaba Lava в Нарве и Русский театр на пл. Вабадузе в Таллинне».

Э.Н.: Я не могу сказать, что театры в замешательстве. Это некий вопрос добровольной позиции. А если говорить о русских авторах, да, я сейчас не хочу их ставить. Не потому что боюсь, что скажет публика, придёт ли. Таково сегодня моё решение. Но это не окончательное решение. В мире у русской культуры и русской литературы всегда останется занимаемое ей место. Как у эстонской, украинской, немецкой, английской, американской и др. — у любой.

М.А.: Мне думается, что в 2022-м, когда началась война, в смятении была именно публика, от неё исходили вопросы: можно ли ставить пьесы русских авторов, можно ли играть музыку Чайковского или Шостаковича? А на самом деле мы в пярнуском театре «Эндла» до сих пор играем «Три сестры» с большим успехом.

 

— Да, и как раз осенью 2022-го вышли «Вишнёвый сад» в «Угала» и «Три сестры» в тартуском театре Must Kast; оба спектакля я смотрел в Таллинне, залы были полны.

Две труппы идут к одной цели

— От кого исходила идея поставить «Восход богов»?

Э.Н.: От Марюса Ивашкявичюса. У него есть одна пьеса, очень кровавая, «Ад и мир», написанная после того, как в Донецкой области сепаратисты сбили малайзийский лайнер, рейс МН17, на борту его были 298 человек, в том числе 80 детей; пьесу сыграли в Европе, но это не о войне, а о том, что ей предшествовало. И Марюс сказал: у меня есть другая вещь, она про то, что происходит сейчас.

Т.К.: Марюс уже два раза приезжал в театр. В первый приезд он сам прочёл нам пьесу. Он большим трепетом относится к этому тексту. Пьеса написана на русском языке.

Вот слова Ивашкявичюса: «Мы должны понимать, что там, где сейчас идёт самая жестокая война — на Донбассе, в Харькове, на востоке Украины — живут русскоязычные украинцы. И язык сейчас не разделяет. Люди с обеих сторон говорят на одном языке — и те, кого убивают, и те, кто убивает, поэтому для меня в данном случае русский язык — это не только язык агрессоров, но и язык жертв. Язык не является разделительной линией».

Э.Н.: Я только под новый год решил ставить эту пьесу и первый мой вопрос к прекрасному переводчику Илоне Мартсон был: возьмётся ли она за такую срочную работу? И она уложилась в две недели! Так что у нас возникло время на обратную связь с переводчиком, могли вносить изменения.

Т.К.: Мы очень скрупулёзно работаем над текстом, вплоть до каждой запятой. До порядка слов. Пытаемся сделать более чёткой: это документальная пьеса, и живая речь в ней звучит, как она есть, не приглаженная и ранящая.

В первом представлении «Восхода богов» в Вильнюсском Русском (ныне Старом) театре играли актрисы, которые сами это пережили. Одна из этих актрис, Вишня, рассказывает свою историю — и все вместе рассказывают историю Анны, которая вывезла снятые Мантасом кадры. Но в той постановке актрисы находились внутри ситуации, они выходили на сцену со своими исповедями. А мы — люди, живущие здесь, в Эстонии, эту ситуацию на своей шкуре не испытали. Ведь когда я рассказываю свою историю — одно, а когда рассказываю чужую историю и стараюсь, чтобы вы поверили, что она моя, — совсем другое. Эльмо очень внимательно относится, чтобы всё было по правде. Переход от актрисы к персонажу выстраивается шаг за шагом.

—В пьесе только одна мужская роль. Казалось бы — это должна быть роль Мантаса Кведаравичюса. Но это был бы слишком прямолинейный ход. Его в «Восходе богов» нет, есть персонаж, названный Голос.

А.Г.: Для меня пока что это такая загадочная роль. Идёт репетиционный процесс, и я всё ещё до конца не понял, как это делать. Не за что зацепиться — в какой-то момент у него одна лексика, одни взгляды на жизнь, но всё постоянно меняется, в каждой сцене он совершенно разный. Он меняет личины, маски. В прологе он отбирает актрис на кастинге — но тут он не до конца режиссёр, он ведёт себя не как профессионал, за всем, что он делает, стоит нечто неуловимое, загадочное. И он не носитель авторской позиции. Не хочу показаться банальным, но мне пока что Голос — это какая-то сущность. В нём есть высокое, поднимающее, а есть совсем низменное, животное…

Катарийна Унт: Я играю Анну, роль, которую по ходу спектакля исполняют четыре актрисы, как эстафету передавая друг другу её текст и судьбу. В какой-то степени мне очень понятно, что перенесли эти женщины, но есть аспекты, с которыми я не сталкивалась на своем опыте, мне надо включать воображение, чтобы освоить эти очень крупные темы. Для этого необходимы время и работа мысли и чувств. Я называю этот процесс открыванием дверей; незнакомая тема встает передо мной, как закрытая дверь, я ищу, как в неё войти, как психологически пережить ситуации моей Анны и как эти темы связать со всей постановкой. Входить вместе со всей труппой в эти двери сложно, болезненно, но как это захватывает!

 

—Каждая труппа репетирует по отдельности или бывают совместные репетиции?

Т.К.: Часто мы вместе обсуждаем, сверяем своё понимание эпизода и обязательно обсуждаем все предложения по внесению изменений в текст. Лексические нюансы, контекст, смыслы, которые возникают в процессе изменений, ведь в переводе неизбежно становится другим.

К.У.: Мы репетировали совместно с русскоязычной труппой, около недели.

Э.Н.: У нас в русской труппе есть те, кого я называю «Наши люди в Гаване». Кто-то из Украины, даже из Мариуполя, они знают фон, на котором развёртывается действие этой пьесы. Приносят с собой know how, опыт, который мы не испытали. И ещё различие: русская группа вся из одного театра, они столько сыграли вместе, а эстонская группа — сборная команда, и мне приятно следить, как у меня на глазах происходит сплачивание. И очень важно, что цель у нас одна: рассказать подлинную историю. Это не придумано писателем, это всё выхвачено из жизни; мы здесь только посредники, эта история родилась не за письменным столом, а в реальности.

М.А: Я очень ценю то, что мы параллельно движемся с русской труппой, и то, как взаимно уважительны и предупредительны обе труппы друг к другу. До сих пор я мало знал русских актёров. И теперь мне очень важно, что у нас в общей работе возникают такие отношения. Это великое дело!

О каких богах мы говорим?

— У пьесы два названия. На русском языке — «Восход богов», на эстонском — “Jumalad” («Боги»). Чем объяснить это различие?

А.Г.: У нас понятие восход не совсем то же, что подъём, не означает, что боги встали, это некое явление. В эстонском языке аналогичного выражения нет.

—Да, jumalate tõus или tõusmine не подойдёт.

А.Г.: А почему — боги? Вот моё субъективное мнение. Мне кажется, что те индивиды, которым вдруг пришло в голову, что они имеют право решать судьбы и жизни сотен тысяч людей, затевая войну, приравнивают себя к богам. Хотя — какое у них право?

—Точно! При ближайшем рассмотрении они могут оказаться жалкими ничтожествами, напыщенными позёрами, движимые комплексом неполноценности и жаждой самоутверждения, даже если для этого надо отправить к чёрту весь мир. (К сожалению, это не мои слова, а Агаты Кристи, но ведь так и есть!)

Т.К.: Нам внушают, что они гиганты, а они мелкие людишки. Опираясь на трупы, они восходят вверх, по нашим головам, по нашим телам. Это кровавый восход.

М.А: Здесь есть некая горька ирония. Боги? Откуда? Некоторые люди воображают себя богами.

Э.Н.: Нет, они не боги. Они не вправе решать чужие судьбы.

В тот февральский вечер у телевизора моя первая реакция была такова: я не поверил, что возникнет война. Самым ужасным и абсурдным выглядело то, когда Путин в телевизоре объявлял войну. Ощущение роковой ошибки, которая окажет страшное влияние на даже не десятилетия, а на столетия. Отразится на стольких поколениях. Потому что это — брат пошёл на брата. Каин и Авель.

Разрушено равновесие мира — потому что эти боги берут на себя право решать.

Слова Марюса Ивашкявичюса: «Безграничная власть, которую дает война, делает с людьми очень странные вещи. В спектакле «Восход богов» вместо жанра написано «театральное расследование военного преступления». Проводится своего рода театрализованное расследование, чтобы выяснить, кто на самом деле убил Мантаса и как все это произошло. В конце концов, ты понимаешь, что за всем этим стоит человек, который, подобно Богу, разыгрывает такой плохой театр с живыми людьми – одних убивает, а другим дарит жизнь».

 

Ожидание

— Чего вы ждёте от будущей премьеры?

М.А: Скажу, что она имеет для меня большее значение, чем обычная премьера. Я жду, что зал будет полон. Как ни тяжко и страшно смотреть на происходящее на войне, мы должны видеть это. Для меня важно, чтобы возник резонанс, чтобы наша постановка трогала и потрясала людей.

Т.К.: Я сначала надеялась вот на что. Мы с Артёмом второй раз работаем с Эльмо: в «Мёртвых душах» он был Собакевичем, а я — Плюшкиным. (И «училкой» из 1948-го.) Тогда война в Украине только началась. А сейчас? Снова Эльмо к нам пришёл, вдруг про какое-то перемирие заговорили, неужели мы при Эльмо увидим и окончание войны? Надеялась на чудо. Но чудеса так редко случаются. Есть и другая надежда. Признаюсь, к недавно вышедшему спектаклю «Я покинул Украину в 2022-м» я относилась настороженно. Но оказалось, что слёзы, которые я пролила на нём, были освобождающими и сострадающими. Он оказался таким мягким. Без ненависти и без назидательности. И без размахивания лозунгами. И я надеюсь, что наш спектакль проймёт зрителей.

А.Г.: Мне кажется, что театр, если серьёзно им заниматься, призван чуть-чуть менять зрителя. По крайней мере, я в это верю. Это невозможно делать, если режиссёр и актёры сами не меняются. Я думаю, что каждая работа, если она делается искренне и с душой, меняет и артиста. И режиссёра. И мы выходим из работы другими. Хочу верить, что и в людях в зрительном зале что-то сдвинется. Да, кому-то удобнее жить в иллюзорном закрытом мире, делая вид, что ничего не происходит. Но ведь можно всё-таки попытаться видеть и понимать жизнь такой, какой она есть. Для пытливых, для тех, кто не боится смотреть жизни в глаза, мы делаем этот спектакль.

К.У.: Мне пока рано говорить о своих ожиданиях. Я всё ещё на том отрезке пути, когда образ моей героини западает в душу, я пропускаю его через себя и хочу своей болью и протестом делиться с залом.

Э.Н.: Мне вспоминаются слова Виталия Манского, который проводит в Европе фестиваль свободного документального кино, свободного от пропаганды, «Артдокфест». Его спросили, для кого он делает этот фестиваль. Мне нравится его ответ. Я делаю это не для тех, кто постоянно ходит на наши фестивали. Они так или иначе придут. Я для тех делаю, кто сидят в другом кинозале и смотрят «Барби». Пусть они тоже придут. Я зову их думать.

И ещё вот что скажу. В этой истории неожиданно много света, желания помочь другим людям. Жизнеутверждения. Героической стойкости. Там есть юмор. И это не потому, что автор хочет что-то уравновесить. Главная тема здесь: о любви, о необходимости любви . Должна оставаться возможность любить даже в такой ситуации, как война. Иначе человечество распадётся. Его держит чувство сопричастности. Любовь, эмпатия. Без этого нам остаётся вернуться в пещеры. И второе — человек в самой безнадежной ситуации ждёт солнца. Он верит: не может быть постоянного ненастья; ждёт, и как только выглянет солнце, он радуется. Сквозь любой мрак.

 

Читайте по теме:

Борис Тух: «Вишнёвый сад» в чреве кита и другие хиты театрального года

Переход на эстоноязычное обучение снизил посещаемость Русского театра

Свобода придёт в Нарву с театральным фестивалем