Игорь Круглов: Сергей Прокофьев — любимый композитор Сталина, покоривший эстонскую публику

Произошло это недалеко от Кремля, в Камергерском переулке, который тогда назывался Проездом Художественного театра. Напротив здания, построенного Саввой Морозовым, где была одна из сцен МХТ (сейчас им. А. Чехова). На него как раз и выходили окна комнаты уникального музыкального новатора.

Сталинский погребальный ажиотаж в те дни был немыслимый. Естественно, перекрыли все близлежащие улицы, заполненные толпами скорбящего народа.

«Москва людской рекой течёт в центр города. Милиция и армия в оцеплении. Грузовики у обочин дорог вместо турникетов. Корректируют движение, течение реки. Красная площадь, Тверская, Колонный зал — с домом Прокофьева всё это рядом», — вспоминал очевидец тех событий.

Поэтому друзьям композитора похоронить его удалось с огромным трудом. Помогли собратья по искусству К. Хачатурян и Т. Хренников, имевший возможность свободных передвижений — как член ЦК партии и погребальной комиссии Сталина. Хренников обратился к Н. Хрущёву, и тот дал разрешение поздно ночью 6 марта доставить гроб для усопшего гения музыки домой. И перевезти тело в Союз композиторов, чтобы похоронить 7 марта на Новодевичьем кладбище.

Профессор Московской консерватории Хачатурян оставил такие мемуары:

«Игра судьбы. В 48-м году именно с подачи Сталина Прокофьева и многих других композиторов, Шостаковича, Мясковского, громили. Старались уничтожить. И вот Сталин как будто забрал Прокофьева с собой. Не было никаких сообщений, у нас тогда была одна новость и одна смерть — Сталина. Только в конце месяца появилась заметка…»

Тело Сергея Сергеевича специальный наряд вынес из квартиры по верёвкам через окно. Потом — по крышам. Наконец, его доставили в Дом композиторов. Сначала там, а затем на Новодевичьем состоялось прощание. В нём участвовали, кроме вышеперечисленных коллег, Д. Ойстрах, Д. Шостакович, С. Рихтер, вдова тенора Л. Собинова, М. Ростропович и прочая музыкальная молодёжь, а также вторая жена Прокофьева и его дети от первого брака.

«Для нас всех это был удар самый сильный. Его музыка потрясающая… В этот день было удобно плакать», — вспоминал Ростропович.

Так выглядел заключительный «аккорд» в судьбе замечательного маэстро. А до того была насыщенная человеческая и творческая жизнь, полная «мажоров» и «миноров»…

Были в ней и страницы, связанные с Эстонией. Их, по крайней мере, две. В начале XX века Прокофьев ещё совсем юным отдыхал в Нарва-Йыэсуу — своеобразной туристической «мекке» для многих русских деятелей литературы и искусства. А в ноябре 1934-го выступил в Таллинне, в концертном зале «Эстония», где имел огромный успех. Практически вся пресса отзывалась о его концерте, во многом очень новаторском. Ведь тогда, на рубеже 1920-1930-х, Прокофьев уже считался одной из мировых звёзд первой величины. И во многом благодаря именно своему новаторству.

 

Вот какие газетные отклики приводит таллиннский краевед, журналист и писатель Й. Кац.

«Päevaleht»:
«Один из величайших пианистов наших дней впервые включил Балтийские государства в гастрольный тур. До сих пор его знали здесь только как композитора, чьи вещи включают в свою программу все виртуозы современности…»

 

«Вести дня»:
«Само собой разумеется, что концерт Прокофьева заинтересовал таллиннскую музыкальную публику. Имя композитора известно и в Старом, и в Новом свете. Зал «Эстонии» был переполнен…»

 

«Muusikaleht»:
«Сергей Прокофьев выступил с интересным и содержательным концертом. Программа его состояла исключительно из его собственных произведений. Мы имели дело с настоящим искусством, в котором свежесть новаторства остается в чётких рамках, не теряя основ внутреннего содержания. Творчество Прокофьева индивидуально, национально, целеустремлённо…»

Приехал Прокофьев по приглашению музыкально-драматического общества «Эстония», которое добилось в полиции выдачи ему въездной визы как «гражданину Советской России, композитору и виртуозу-исполнителю». Здесь нужно уточнить, что загранпаспорт он получил в 1918-м от министра просвещения РСФСР А. Луначарского. Похожая история произошла и с Ф. Шаляпиным. И хотя Прокофьев, как и Шаляпин, стал подолгу жить в других странах, гражданства большевики его не лишали — им было лестно иметь в рядах представителей «страны победившего социализма» такую фигуру. Ну а поскольку Ленин и РСФСР ещё в 1920-м признали независимость Эстонии, то и в ней особых препятствий «товарищам» тогда не чинилось. И визу с разрешением на въезд и гастрольную деятельность в Таллинне и Тарту Прокофьев получил без проблем. Его концерты имели широкую рекламу, аншлаги были колоссальные. Он исполнил фрагменты фортепианных концертов, переложения для фортепиано балетов и оркестровых симфоний и другие произведения…

Один из крупнейших композиторов и пианистов XX века, народный артист РСФСР (1947), лауреат шести Сталинских премий (1943, 1946 — трижды, 1947, 1952) и Ленинской премии (1957, посмертно) родился в с. Солнцевке Бахмутского уезда Екатеринославской губернии Российской империи. Его отец Сергей был агрономом, а мать Мария — неплохой пианисткой. Она взяла на себя воспитание мальчика и стала прививать ему интерес к разным видам искусства, в том числе — к музыке и сочинению пьес. Уже в раннем детстве он сочинял также вальсы и песенки. К 10 годам написал две оперы: «На пустынных островах» и «Великан». Брал частные уроки у знаменитостей: Н. Римского-Корсакова, Р. Глиэра, А. Лядовой, Я. Витола, Н. Черепнина и А. Есиповой (теория и композиция, игра на фортепиано и дирижирование, инструментовка и др.) Окончил консерваторию по двум предметам. В 1909 году — как композитор, в 1914-м — как пианист. (За фортепианную игру ему присудили золотую медаль и премию им. А. Рубинштейна.) Потом ещё несколько лет учился по классу органа.

Энциклопедии говорят нам, что «Прокофьев вошёл в историю как новатор музыкального языка. Своеобразие Прокофьева наиболее заметно в области гармонии. «Прокофьевский» новаторский стиль гармонии безошибочно опознаётся на слух. Композитор добился новых сверхмощных звучаний, основанных на диссонирующих медных духовых и сложных полифонических узорах струнной группы…»

Эти диссонирующие узоры очень ярко проявились в одной из самых известных композиций Прокофьева, прозвучавшей в фильме «Александр Невский» (реж. С. Эйзенштейн, 1938) и в последующей кантате для меццо-сопрано, хора и оркестра, имевшей в основе музыкального текста эти мотивы. Поколения зрителей запомнили визжаще-скрежещущий фон, сопровождавший наступление тевтонских рыцарей и их позорное поражение. Как и песню «Вставайте, люди русские!», и другие музыкальные моменты, сразу западающие в память.

К тому времени Прокофьев уже вновь был гражданином СССР. Со второй половины 1920-х, после многочисленных турне по Америке и Европе, он стал всё чаще гастролировать на родине. А в 1936-м вернулся туда окончательно, вместе с женой Линой Кодина, испанкой по происхождению, и сыновьями Олегом и Святославом. Но ещё раньше, в 1933-м, его, тогда ещё фактического эмигранта, избрали (несомненно, с согласия Сталина, который был от С. С. в восторге) почётным профессором Московской консерватории. Прокофьев, конечно же, был достоин такого звания. Его стиль начала 1930-х стал более умеренно-классическим, однако сочетал в себе импрессионизм, поздний романтизм и модернизм. Больше появилось позитива, мелодичности и света в композициях. В них сочетались традиционные и новаторские методы. Это видно, например, по балету «Ромео и Джульетта», опере «Семён Котко» и др.

На особое расположение Сталина к композитору указывает и утверждение С. С. на работу в другой картине того же Эйзенштейна — первой серии дилогии «Иван Грозный». Как известно, кремлёвский «Хозяин» придавал огромное значение данному проекту, призванному обеспечить оправдание его диктатуры. И Эйзенштейн, и Прокофьев эти ожидания оправдали. Посему неудивительно, что Сталинские премии посыпались на композитора, как из рога изобилия (подчеркнём — за действительно великолепнейшую музыку). Вторая серия диктатору не понравилась, но на Прокофьеве это не отразилось.

Кроме киномузыки, П. не переставал блистать и в других жанрах. В 1936-м написал для Центрального детского театра симфоническую сказку «Петя и волк», получившую потом всемирную известность. В годы Великой Отечественной войны создал грандиозные балет «Золушка» и оперу «Война и мир», сонаты для фортепиано и флейты (№№ 7, 8, 9 и др.) Вообще же в его активе — около 200 самых разноплановых произведений, большинство из которых вошли в сокровищницу мировой музыки.

 

Здесь можно посмотреть его выступление на подмосковной даче (1946), где он играет на фортепиано вальс из оперы «Война и мир» и делится своими творческими планами.

А ещё одним страстным увлечением Прокофьева были шахматы. Современники свидетельствуют, что он играл на уровне первой категории. Играть начал ещё в раннем возрасте, первым учителем его был троюродный брат-студент. В 1914-м победил в сеансе одновременной игры будущего чемпиона мира Х. Р. Капабланку. Позже, в 1937-м, огромный интерес общественности привлекло его соревнование со скрипачом Д. Ойстрахом, тоже большим поклонником древней игры. Тот матч закончился победой последнего.

Прокофьев старался не пропускать шахматных турниров высокого уровня. Однажды кто-то из гроссмейстеров — точно не помню, кто — даже обиделся на него, когда С. С. начал громко аплодировать какому-то ходу. «Гросс» сделал замечание композитору: «Вы мешаете думать! Представьте, если бы я подобным образом прерывал ваше творчество!»

Но вернёмся к музыке, которая в СССР, как ни крути, была неотделима от политики. И зависела в те годы от мнения самого главного «ценителя». В 1948-м Сталин вдруг охладел к Прокофьеву. Неизвестно, что там перемкнуло в его параноидальных мозгах, однако внезапно появилось постановление ЦК ВКП(б) «О формализме в музыке». Вместе с рядом других музыкантов С. С. получил удар за 6-ю симфонию и вроде бы вполне патриотическую оперу «Повесть о настоящем человеке». Впрочем, вскоре начальственный гнев сменился «милостью» — от Прокофьева отстали. И даже в 1952-м вручили очередную «Сталинку». Но потерянное на нервной почве здоровье-то не вернёшь. В 1948-м у него случился первый инсульт, а 5 марта 1953-го — последний…

Читайте по теме:

Игорь Круглов: Фёдор Шаляпин, его талант и «дубина»