Эстония и эстонцы в Великой Отечественной войне

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Для нашей семьи, моих друзей, знакомых, коллег эти слова тут же вызывают в памяти строки: «Вставай, страна огромная!». Вряд ли найдётся у нас хотя бы одна семья, которую те страшные 1418 дней обошли стороной.

Таллинн и его жители не стали исключением. Город несколько раз становился объектом массированных бомбардировок со стороны немецкого люфтваффе и советской дальней авиации. Первый такой случай произошёл в июне 1941 года (часть операции «Барбаросса»). Число бомбардировок увеличилось в 1942-43 годах. Крупнейшие бомбардировки произошли в марте 1944 года в связи с битвой у Нарвы.

Нынешняя же скорбная дата помогает вспомнить некоторые яркие фрагменты тех дней. Ведь каждый из них приближал день Великой Победы.

 

Оборона Таллинна: одна из самых упорных битв за город начального этапа войны

Таллинн — город и порт с богатой историей, а с 1940 года — ещё и главная база Краснознамённого Балтийского флота СССР. Но для Советского Союза в канун Великой Отечественной войны особо важное значение Таллинна определялось даже не этим, а его географическим положением у входа в Финский залив. Этот фактор однажды уже сыграл важную роль в ситуации, создавшейся на Балтике в 1914—1917 гг. и повторившейся летом 1941 года.

В середине июля стало понятно, что Таллинн нужно оборонять всеми силами до последней возможности. Город был, образно говоря, ключом, запирающим морские ворота к расположенному в 340 км восточнее Ленинграду. А Ленинград являлся первостепенной стратегической целью наступления немецкой группы армий «Север». Одновременно Таллинн был центральным (а с потерей Лиепаи и Риги и единственным) пунктом снабжения войск, защищающих полуостров Ханко, Моонзундские острова и подводные лодки, действующие в Балтийском море.

Военное значение Таллинна понимали обе воюющие стороны. Поэтому немцы сразу же после взятия Риги силами 18-й армии группы армий «Север» развили наступление с задачей занять Эстонию и Таллинн и тем самым лишить советский флот опоры на берегах Балтийского моря, заставив его самоуничтожиться или сдаться.

 

Оборону Таллинна невозможно рассматривать, вырвав её из контекста событий ещё с предвоенного времени. Помня, что в 1917 году немцы высадили на архипелаг десант и заперли Балтфлот в Финском заливе, руководство РККА и правительство СССР решили избежать этого в будущей войне. Ещё до присоединения Прибалтики они, заключив соответствующие договоры с Латвией и Эстонией, усиленно строили военные базы на Моонзундских островах. Были арендованы земли, на которых возвели мощные береговые укрепления, с некоторых из них местные жители выселялись, естественно, получив хорошую компенсацию. Строителями были в основном латышские рабочие, около 5000 человек. Для защиты со стороны моря на берегах Финского залива также было установлено несколько береговых артиллерийских и зенитных батарей. По некоторым оценкам, строительство всех этих баз обошлось СССР в сумму, сопоставимую со строительством Днепрогэса.

Естественно, немцы, разрабатывая план военных действий, всё это учли. Таллинн не имел оборонительных сооружений с суши, так как с этого направления никто не ожидал никакой угрозы. И логично, что немецкий план по захвату Таллинна морскую составляющую исключал.

В ходе начавшейся войны надо было на скорую руку наверстать упущенное, но на создание сильных, долговременных укреплений не хватало ни сил, ни средств, ни прежде всего времени. Подготовка обороны непосредственно Таллинна началась в первые дни июля с создания периметра полевых укреплений, радиусом в 40 километров от города, но строительство укреплений вокруг самого Таллинна стартовало лишь в середине месяца, когда уже не было никаких сомнений, что германские войска прорвут оборону и подойдут к городу: «Не допустить дальнейшего продвижения противника ни на один шаг к Таллину. Важность удержания этого рубежа громадна и очевидна».

За три недели были построены три полосы обороны. Первая проходила на расстоянии в 9–12 км от города и состояла из семи узлов обороны, перекрывающих все шоссейные и железные дороги, ведущие в Таллинн. Каждый из таких узлов был небольшим укрепрайоном с артиллерией и пулемётами, блиндажами, окопами полного профиля и противотанковыми рвами, противотанковыми надолбами и ежами. Подступы к районам были заминированы. Узлы были соединены траншеями, противотанковыми рвами и проволочными заграждениями. На местности перед главной полосой обороны была сооружена промежуточная линия из различных противопехотных и противотанковых заграждений. Вторая полоса уже непосредственной обороны Таллинна проходила по окраинам города, а третья, построенная преимущественно из уличных баррикад, была организована в центре, вокруг порта.

Однако завершить строительство не удалось. Против советских войск, оборонявших Таллинн, немецкое командование сосредоточило 4 пехотные дивизии (до 60 тыс. чел.), усиленные артиллерией, танками и авиацией. 5 августа по решению командующего Балтфлотом вице-адмирала Трибуца был создан штаб обороны главной базы. Несмотря на значительное превосходство противника в силах и средствах, защитники города к 10 августа остановили его продвижение. 14 августа руководство обороной Таллинна было возложено на Военный совет Балтийского флота. 19 августа противник вышел на передовой рубеж обороны Таллинна и 20 августа, подтянув свежие силы, возобновил наступление по всему фронту, нанося главный удар с востока в прибрежной полосе, где инженерное обеспечение обороны было слабее всего. 25 августа советские войска отошли на главный рубеж обороны, к пригородам Таллинна. Немецкие войска получили возможность простреливать город и порт на всю глубину. В связи с прорывом врага к Ленинграду и необходимостью сосредоточить все силы для его обороны, Ставка Верховного главнокомандования 26 августа приняла решение перебазировать флот и гарнизон Таллинна в Кронштадт и Ленинград.

 

Тем не менее опыт, накопленный в ходе обороны Таллинна в 1941 году, не единожды использовался в дальнейших операциях. Здесь впервые был организован единый центр принятия решений, который руководил всеми силами, включая флот, авиацию, артиллерию.

Было продумано, как улучшить использование береговой, корабельной и зенитной артиллерии в сухопутной обороне базы в виде плана с чётким расписанием очерёдности введения в бой орудий разных калибров, условных позывных вызова огня, системы ведения огня и пр. Для кораблей было выделено девять огневых позиций, которые были обозначены буями, имеющими топографическую привязку к местности.

Каждая такая позиция имела специальный паспорт, в котором указывались сектор стрельбы, расчётные данные занумерованных целей, схема связи и порядок вызова огня. Благодаря такой подготовке, можно было оперативно сменять корабли на огневых позициях.

В ходе подготовки обороны Таллинна была также разработана система дымовых завес сухопутных объектов, порта, береговых батарей и кораблей на огневых позициях, план минирования порта и рейда, а также план подрыва определённых объектов на случай сдачи базы. Обобщая: был проделан огромный объём работы по различным вопросам обороны города и порта, в том числе с учётом опыта, полученного при обороне Лиепаи.

Первые бомбардировки Берлина советской авиацией 7 августа 1941 года

Первый массированный авианалёт на Москву немецкая авиация совершила 22 июля 1941 года. Он был успешно отражён, но 24 июля немцы повторили бомбардировку, и на этот раз им удалось сбросить на город 300 тонн фугасных и зажигательных бомб.

На фоне больших потерь военно-воздушных сил Красной армии требовались ответные меры, и 26 июля на совещании у Сталина было решено провести ответные бомбардировки Берлина силами Военно-морской авиации Балтийского флота с аэродрома «Кагул» на острове Эзель (Сааремаа) — самой западной на тот момент точки советской территории. В те дни Эзель ещё контролировался советскими войсками, хотя уже и оказался в тылу у быстро продвигающихся войск вермахта.

27 июля 1941 года 1-му минно-торпедному авиационному полку 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота под командованием полковника Е. Н. Преображенского был отдан личный приказ Сталина: произвести бомбовый удар по Берлину и его военно-промышленным объектам.

Для нанесения удара планировалось использовать дальние бомбардировщики ДБ-3, ДБ-ЗФ (Ил-4), а также новые ТБ-7 и Ер-2 ВВС и ВВС ВМФ, которые с учётом предельного радиуса действия могли достигнуть Берлина и вернуться обратно. Учитывая дальность полёта (около 900 км в одну сторону, 1765 км в обе стороны, из них над морем 1400 км) и мощную ПВО противника, успех операции был возможен лишь при выполнении нескольких условий: лететь на большой высоте, возвращаться назад по прямому курсу и иметь на борту лишь одну бомбу весом 500 кг или две бомбы по 250 кг.

Для выполнения операции были отобраны 15 экипажей. Командиром особой ударной группы назначили командира полка полковника Е. Н. Преображенского.

Всё необходимое для подготовки операции в условиях повышенной секретности и под сильной охраной 2 августа было отправлено из Кронштадта морским караваном, состоящем из тральщиков и самоходных барж. В дорогу отправили: запас бомб и авиационного топлива, стальные пластины для удлинения взлётно-посадочной полосы, два трактора, бульдозер, трамбовочный асфальтовый каток, камбузное хозяйство и койки для лётного и технического состава особой ударной группы. Пройдя через заминированный Финский залив и зайдя в уже осаждённый немцами Таллинн, утром 3 августа караван подошёл к причалам острова Эзель и разгрузился.

Потом были пробные полёты. Несколько экипажей, имея запас горючего до Берлина и полный боекомплект, летали на разведку погоды, попутно сбросив бомбы на Свинемюнде (сейчас Свиноуйсьце, Польша), и совершив отдельный разведывательный полёт на Берлин.

В 21:00 7 августа 1941 года особая ударная группа из 15 бомбардировщиков ДБ-3 ВВС Балтийского флота под командованием командира полка полковника Преображенского поднялась в воздух с аэродрома «Кагул» на острове Эзель. Самолёты были загружены бомбами ФАБ-100 и листовками. Полёт проходил над морем на высоте 7000 м по маршруту: остров Эзель — Свинемюнде — Штеттин (сейчас Щецин, Польша) — Берлин. Температура за бортом достигала −35…−40 °C, из-за чего стёкла кабин самолётов и очки шлемофонов обмерзали. Кроме того, лётчикам пришлось всё время пользоваться кислородными масками. Для соблюдения секретности на всём протяжении полёта выход в радиоэфир был категорически запрещён.

Через три часа полёта вышли к северной границе Германии. При полёте над её территорией самолёты неоднократно были обнаружены с немецких наблюдательных постов, но, принимая их за своих, немецкая ПВО огня не открывала. Над Штеттином немцы, посчитав, что с задания возвращаются заблудившиеся самолёты люфтваффе, с помощью прожекторов предложили экипажам советских самолётов сесть на ближайший аэродром.

В 1:30 8 августа пять самолётов осуществили сброс бомб на хорошо освещённый Берлин, остальные отбомбились по берлинскому предместью и Штеттину. Немцы настолько не ожидали авианалёта, что включили светомаскировку только после того, как первые бомбы упали на город. Проконтролировать результаты налёта лётчикам не позволила немецкая ПВО, активность которой была так велика, что заставила радиста Василия Кротенко прервать режим радиомолчания и сообщить о выполнении задания в радиоэфире: «Моё место — Берлин! Задачу выполнили. Возвращаемся на базу!» В 4 утра 8 августа, после семичасового полёта, экипажи без потерь вернулись на аэродром.

Остальные полёты совершались с аэродрома г. Пушкин. Всего до 5 сентября 1941 года советские лётчики выполнили девять налётов на Берлин, совершив в общей сложности 86 самолётовылетов. В общей сложности было израсходовано 311 фугасных и зажигательных бомб общим весом 36 050 кг. Были сброшены 34 агитбомбы с листовками.

Такой вот ответ на заявление главнокомандующего люфтваффе Германа Геринга после июльских бомбардировок Москвы: «Ни одна бомба никогда не упадёт на столицу рейха!»

Эндель Пусэп: Герой Советского Союза, бомбивший Берлин в 1941, пробравшийся по оккупированной территории к своим и дважды перелетевший через океан

Эндель Карлович Пуусепп (сам он предпочитал писать свою фамилию «Пусэп») участвовал во второй бомбардировке Берлина в 1941 году, когда самолёты взлетали из Пушкина. Он был вторым пилотом в экипаже ТБ-7, командиром которого был М. В. Водопьянов (советский лётчик, участник операции по спасению экспедиции парохода «Челюскин» в 1934 году, один из семёрки первых Героев Советского Союза). Их самолёт при наборе высоты по ошибке был атакован истребителями И-16, но дошёл до цели и отбомбился по Берлину. После этого попал под зенитный огонь немцев, был повреждён и вынужден был выполнить посадку на оккупированной немцами территории Эстонии в районе Йыхви.

 

Лётчиков спасло то, что Эндель Пусэп — эстонец. Он на родном языке поговорил с мальчиком-пастухом, который показал им правильную дорогу. Через два дня экипаж вышел к своим.

Пусэп родился на хуторе Самовольный Енисейской губернии. Его родители — эстонские крестьяне-бедняки, переселившиеся в Сибирь во времена реформ Петра Столыпина. На родине предков Пусэп в молодости не был. Его родиной была Россия, но русского при этом он из себя не строил и от эстонских корней не отказывался, а родители научили его эстонскому языку.

Родители-крестьяне хотели, чтобы их сын получил хорошее образование и стал учителем. Вот только Эндель мечтал о небе и о самолётах. Благодаря партийным органам его направили в ленинградский педагогический техникум (мечта родителей — сын-учитель). Перед отъездом Эндель приписал себе лишний год, окончил педагогический техникум и ушёл в армию (для этого и потребовалось изменение даты рождения). Оттуда он уже сумел поступить в школу военно-воздушных сил, которая находилась в Ленинграде и куда принимали с 18 лет. Так эстонский мальчишка из семьи бедных крестьян доказал, что если стараться и верить, то даже самая сумасбродная мечта однажды обязательно исполнится.

Закончив лётную школу, он оттачивал мастерство в Оренбургской военной школе летчиков, где показал себя с самой лучшей стороны и остался там инструктором. Еще в 1930-е годы Пусэп зарекомендовал себя как один из лучших лётчиков СССР. В 1937 году его включили в эскадрилью, отправленную на поиски Сигизмунда Леваневского. Он первым в нашей стране совершил «слепой» перелёт из Ейска в Москву, несколько раз летал на Северный полюс, приземляясь на дрейфующей станции.

Коллеги-лётчики посмеивались над Пусэпом, поскольку эстонец заметно отличался от других пилотов, русских по национальности. Он был чрезмерно спокойным и даже медлительным. Но эти качества лишь положительно влияли на его работу. Не было случая, чтобы Пусэп срывал задания: поставленные задачи пилот обязательно выполнял. В 1940 году Эндель Карлович получил Красную Звезду и знак «Почётный полярник».

Когда Пусэп узнал, что началась Великая Отечественная война, он попросился на фронт. Точно так же поступили его командир Михаил Водопьянов, под командованием которого он и совершил бомбардировку Берлина, и штурман Александр Штепенко.

 

К весне 1942 года на счету Пусэпа было несколько бомбовых ударов по Берлину, Кёнигсбергу (Калининграду), Данцигу (Гданьску), он совершил 30 ночных боевых вылетов. Стоит ли удивляться, что именно эстонского пилота привлекли к выполнению особо важной дипломатической миссии.

В мае 1942 года в качестве командира экипажа на бомбардировщике ТБ-7 Эндель Карлович доставил правительственную делегацию во главе с министром иностранных дел СССР В. М. Молотовым в США рискованным маршрутом через Германию, с промежуточными посадками в Шотландии, Исландии и Канаде. Этот маршрут в Москве посчитали не только самым коротким, но и, как ни парадоксально, самым безопасным, поскольку проходил он через линию фронта. Вряд ли немецкая служба безопасности могла предположить столь дерзкий перелёт. Риск оправдался сполна. Отвагу и мастерство Пусэпа оценили Уинстон Черчилль и Франклин Рузвельт, которые лично приняли его. По возвращении лётчику присвоили звание Героя Советского Союза.

 

Пока в Лондоне длились дипломатические переговоры, советские авиаторы осматривали город. В гостинице Пусэп познакомился с личным пилотом американского президента Рузвельта — весёлым здоровяком, пытавшимся произносить русские слова. На другой день он, показав Энделю свой «Дуглас», предложил, что очень естественно, совершить круг над столицей Великобритании. Эндель согласился, и вот уже под крылом плывут размытые в лёгкой дымке очертания городских сооружений. Когда американец жестом пригласил нашему пилоту сесть на командирское место, Пусэп, опасаясь обвинения в недостатке опыта или боязни, взялся за штурвал. Минут 40 кружили они над Лондоном. Позднее Эндель Карлович вспоминал, как сильно ему тогда попало: «И поделом — без спроса на такое решился. Объяснил всё честно, как было, — поняли, простили…»

В марте 1943 года полковник Пусэп выполнил ещё одно особое правительственное задание. В качестве командира экипажа он доставил делегацию cоветского правительства в Англию и совершил обратный перелёт в Москву. Поручение составляло государственную тайну — следовало доставить правительственный пакет королю Великобритании Георгу VI.

 

В 1944 году в записной книжке писателя А. Фадеева появились такие строки об Энделе Пусэпе: «Бывший полярник. Мастер полётов вслепую, прекрасно маневрирует под огнём, в снежных и грозовых тучах. Он — белёсый, малого роста, коренастый, светлоглазый, и очень хороша улыбка на чудесном его лице».

А это — запись в дневнике К. М. Симонова: «Неожиданное газетное задание свело меня с хорошими, интересными людьми — с Пусэпом и его штурманами Александром Павловичем Штепенко и Сергеем Михайловичем Романовым. Все трое имели за плечами по многу лет службы в авиации и по многу боевых вылетов — на Берлин, Кёнигсберг, Данциг и другие дальние цели.

Рассказывали они о полёте в Америку откровенно, не скрывая трудностей. Молотова хвалили за выдержку и спокойствие. О себе говорили мало, главным образом в тех случаях, когда без этого никак не обойдёшься, рассказывая об обстоятельствах полёта.

«…Самым рискованным моментом оказался взлёт в Исландии. Аэродром ещё не был достроен до конца, кругом бетонной дорожки расстилалась топь и камни…

На секунду справа впереди себя увидел стоявшие в конце дорожки маленькие американские самолёты-«амфибии» и понял, что сейчас начну их рубить своим правым крайним винтом. Самолёт ещё не взлетел, а сбавлять газ поздно — не остановишь. Не сбавляя скорости, накренил самолёт на левое колесо, и «амфибии» промелькнули под приподнятым правым крылом, чуть-чуть не задели их!

Потом, на обратном пути, когда сели там, в Исландии, американские лётчики, наблюдавшие за нашим взлётом по пути в Америку, говорили: «Ну и взлётик был у вас, уже глаза закрыть хотелось, чтобы не видеть, что произойдёт». В общем, этот наш взлёт запал им в голову…»».

 

В дальнейшем Пусэп участвовал в боях под Сталинградом и на Курской дуге, получил ранение позвоночника. Перенеся пять операций, в 1946 году вышел в отставку в звании полковника и переехал в Таллинн. В столице Эстонии он прожил вплоть до своей кончины в 1996 году, похоронен на кладбище Метсакальмисту.

 

Арнольд Мери — первый из военнослужащих, воевавших на земле, удостоенный звания Героя Советского Союза

До Арнольда Мери высоким званием Героя Советского Союза были награждены три лётчика, совершивших тараны: С. И. Здоровцев, П. Т. Харитонов и М. П. Жуков. А Мери звание героя присудили… посмертно: такая надпись была сделана в наградном листе, потом его нашли в госпитале, а «посмертно» просто зачеркнули.

Мери родился 3 июля 1919 года в Таллинне. В Красной Армии служил с 1940 года. В Великой Отечественной войне участвовал с первого дня. Был заместителем политрука радиороты 415 отдельного батальона связи 22 стрелкового корпуса 11 армии Северо-Западного фронта. Отличился в июле 1941 г. в тяжелейшие дни нашего отступления в боях за г. Дно Псковской области. Фашисты прорвались к штабу фронта. Мери, возглавив группу связистов, организовал оборону. Был ранен, остался в строю. Все атаки немцев были отбиты.

 

Солдаты попали в настоящую мясорубку. Противник превосходил по всем параметрам. Сил сдержать противника уже не оставалось. Наши бойцы добрались до восточного берега реки Шелонь и стали готовиться к обороне. Но внезапно поступил приказ об атаке немецких частей. Измученные и уставшие солдаты 17 июля пошли в бой. Но откинуть фашистов не получилось, поскольку те уже успели подготовиться. Более того, немцы перешли в контрнаступление. Они перебрались через Шелонь и двинулись к шоссе «Порхов — Дно».

В рядах солдат началась паника. Все понимали, что остановить фашистов уже не получится. А значит либо смерть, либо позорный плен. Бойцы побежали из окопов. В этой-то критической ситуации и проявил себя Мери, умевший находить правильные и нужные слова (партийная работа не прошла даром). Он встал перед обезумевшими от страха солдатами и заставил их принять бой. Воодушевлённые речью сослуживца, бойцы вернулись в окопы. Завязалось кровопролитное сражение. Мери получил два осколочных ранения, но не покинул поле боя. Советские солдаты справились. Они остановили продвижение гитлеровцев.

 

Из интервью с Арнольдом Мери

— За что Вам присвоили звание Героя Советского Союза?

— Там произошла такая совершенно нелепая вещь. Штаб корпуса находился в примерно 30 километрах от линии фронта. И от немцев — ни духу, ни слуху. Причём как раз утром меня вызвали в штаб корпуса и дали задание к вечеру возглавить группу радиомашин и выйти на передовую для того, чтобы обеспечивать связь между передовой и штабом корпуса. Так что утром штаб корпуса считал, что до немцев остаётся 30 километров. Через два часа, когда я собрал ребят из этих трёх машин, с которыми должен был выйти на линию фронта, мы оказались под огнём немцев. Я решил, что не может быть немцев, потому что я только что шёл из штаба, а штаб считал, что до них 30 километров. Не может быть! Это, наверное, поскольку мы были одеты в эстонские буржуазные мундиры, какая-то проходящая часть приняла нас за немецких парашютистов. И какая-то нелепая история происходит! И бросился разбираться: в чём дело? Бросился и залез за спину наступающих немцев. Тогда меня ошарашила другая мысль: до штаба корпуса остаётся меньше километра, и никаких оборонительных позиций у штаба корпуса не было — ни одного окопа не было, ни одной части не было, готовой держать оборону. Через полчаса штаб корпуса будет уничтожен к чёртовой матери! А уничтожение штаба — это уничтожение корпуса. Я бросился назад. Паника. Я начал организовывать оборону. Это были не мои бойцы. Я не имел такого звания, чтобы ими командовать. Но я создавал оборону. Говорю: «Если мы не будем обороняться, нас вырежут! Штыками заколют! Так что, единственная возможность спастись — это создавать оборону!» На кого не действовало, у меня был наган: тыкал в нос наганом. Мне одно очень высокое начальство чуть не разрушило всё, что я создавал. Потребовало, чтобы с теми бойцами, из которых я создавал оборону, пошли вместе с ним в разведку. Отвечаю: «Никуда я не пойду!» «Приказ командира и так далее, звание полковника!» Я говорю: «Не пойду! Потому что не в разведку нужно идти, а нужно создавать оборону!» Отстал он от меня. Создал оборону. Несколько часов. Потом, когда я уже был ранен и в руку, и в ногу, пришлось руководить обороной ползком. Ходить я уже не мог, только приползал.

— До госпиталя как доехали? Что запомнилось?

— Шло немецкое наступление. От станции Морино до Старой Руссы нас, раненых, везли трое суток. Было пять составов, причём один или два состава с ранеными, а три состава с каким-то оборудованием, которое, видимо, немцы очень хотели заполучить. Поэтому составы они не бомбили, а бомбили дорогу перед составом. А потом утюжили из пулемётов по вагону. И так трое суток! Вагон был весь забит — 50 человек. А доехало до Старой Руссы нас трое. Большинство раненых не были убиты: нервы не выдерживали, и люди выскакивали с вагонов и уползали в кусты помирать. Я всё же до Старой Руссы доехал, и в госпитале меня встретили наши «корпусники».

 

 — Как Вы узнали о присвоении вам звания Героя?

— После того, как меня обнаружили в госпитале в Старой Руссе, по секрету в первый раз сказали: «Послушай, а знаешь, тебя решили представить к правительственной награде». Я решил, что, пожалуй, медаль «За отвагу». Так что я рассчитывал на медаль. Не знаю, может, это сплетня, я откуда знаю, мне только говорили. А говорили мне так, что из батальона меня представили на «Красную Звёздочку». А в штабе корпуса сказали: тпру, на звание Героя Советского Союза. Потому что если бы я не сделал того, что сделал, то накрылся бы весь корпус. И сменили, прибавив значение того, что я сделал для других, и всё это поднялось со «звёздочки» на орден Ленина (Мери Арнольду Константиновичу вручена медаль Золотая Звезда № 513 по указу ПВС от 15/08/41).

В последние годы жизни Арнольд Константинович обвинялся прокуратурой Эстонии в преступлениях против человечности (соучастие в геноциде) из-за участия в депортации эстонских граждан с острова Хийумаа. При этом свидетели из числа депортированных рассказывали, что они остались в живых благодаря Арнольду Мери: когда он увидел, что людей собираются перевозить на рыбацких лодках, а надвигался шторм, то он договорился пограничникам, чтобы перевозка состоялась на пограничном катере. Люди рассказывали, что молятся за Мери, ведь он спас им жизнь… Сам Мери отрицал предъявленные ему эстонскими властями обвинения, называя их политически мотивированными и связанными с его общественной деятельностью в Антифашистском комитете. До конца своих дней А. К. Мери считал, что у эстонцев выбор был невелик: встать в войне на сторону нацистов или на сторону антигитлеровской коалиции. Похоронен в Таллинне на кладбище Лийва.

 

Автор благодарит Владимира Дервенёва за бесценные сведения и помощь в оказании написании статьи.

Мнения из рубрики «Народный трибун» могут не совпадать с позицией редакции. Tribuna.ee не несёт ответственности за достоверность изложенных в статье фактов. Если вы имеете альтернативную точку зрения, то мы будем рады её также опубликовать.