В преддверии первого сентября я стала невольной свидетельницей разговора двух мамочек. Обсуждали громко и шумно, а тема показалась мне актуальной и важной.
Одна мамочка переживала из-за того, что новый учебный год может начаться с удалёнки. Раньше её ребёнок учился на одни пятерки, а после начала карантина в электронном дневнике стали появляться четвёрки. Маме трудно ориентироваться в качестве получаемых знаний, потому что женщина не понимает, как преподаватели в нынешних условиях оценивают знания учеников и проставляют оценки. Не каждую отметку она видит, поэтому контроль за процессом обучения, перестав быть прозрачным, для неё сильно затруднился. То ли ребенок стал меньше уделять времени учёбе, то ли ему труднее учиться, то ли педагоги по-другому выставляют оценки. Не имея возможности контролировать всё так, как она, очевидно, привыкла, первая мамочка настаивала на необходимости усиления давления на ребенка и его учебный процесс.
Вторая мамочка была спокойна, как танк на полигоне. С её слов, смена условий образования никоим образом не повлияла на качество получения и освоения информации её сыном. Она доверяла ему тогда, когда мальчик ходил в школу, и теперь, когда он учится из дома. Уровень контроля за ходом обучения, по её мнению, явно не изменился.
Разговор мамочек всколыхнул воспоминания о собственной учёбе. В голове завертелся рой мыслей из далёкого детства.
Я росла в военной семье, поэтому мы часто переезжали с места на место. По поверхностным расчётам, я меняла школу раз двадцать. То, что я была отличницей и закончила школу с серебряной медалью, во многом заслуга дедушки и бабушки, у которых я оказывалась как минимум один раз в году. Дед живо интересовался детскими уроками. Если бабушка днём краем глаза отслеживала, что домашние задания выполнены, то дед, возвращаясь вечером с работы, подолгу со мной разговаривал. Ему было важно понять, что я не вызубрила заданный материал, а поняла и осмыслила прочитанное.
К ошибкам и четвёркам он относился не так чтобы снисходительно. Думаю, это из-за трепетного отношения к собственному потраченному времени и стопроцентной уверенности, что внучка не может что-то недопонимать. Отдаю деду должное. Если бабушка или мама эмоционально реагировали даже на четвёрки и хоть и редко, но проскакиваемые тройки, то дед стремился понять первопричину детского «косяка». Когда выяснялось, что я недоучила, то мы с ним не выходили из-за стола до тех пор, пока материал не отскакивал у меня от зубов. А вот если причина оценки таилась в недопонимании между преподавателем и ученицей, то дед шёл в школу и беседовал с учителями до достижения полного взаимопонимания. Видимо, врождённое упрямство и стремление разрешать все конфликты передались мне от деда.
Родители первое время не поддерживали деда в его подходах к обучению внучки, пока произошедший в параллельном классе инцидент всё не расставил по местам, доказав его правоту.
Я тогда училась в четвёртом классе. Одна из моих подружек уверенно считалась звездой класса, была спокойным и примерным ребенком с большими белыми бантами на русых косичках. Обучение шло своим чередом, пока однажды не разгорелся нешуточный скандал. Классная руководитель обнаружила, что оценки, выставляемые в тетрадях и дневнике девочки,… исправляются. Судя по качеству исправлений — где-то подтёрто, где-то обведено красными или синими чернилами, делал это ребёнок. Причём на пятерки исправлялись и тройки, и, что более неожиданно, четвёрки.
Я помню ситуацию после того, как классная руководитель попыталась у неё узнать причину исправлений. Девочка стояла перед педагогом, распрямив худенькие плечи, смотрела вперёд распахнутыми немигающими глазами и отвечала, практически не открывая рта: «Я не знаю». Как я поняла, потом последовали многочисленные разговоры между учителем, директором, родителями. Взрослые выглядели крайне нервными, взвинченными и дёргаными. А она так и продолжала ходить на уроки — с прямой спинкой и упрямо приподнятым подбородком. Будь этот маленький человечек взрослым, я бы сказала, что у неё было каменное лицо. Но, думаю, невозмутимостью в данном случае и не пахло. Ребенок испытывал шок с ужасом от того, что на неё свалилось.
Даже сейчас, будучи взрослой женщиной с крепкими нервами, я не всегда сдерживаю чувства, выплёскивая эмоции на окружающих. Как удавалось сдерживаться этой девочке?! Не берусь судить, как тот эпизод отразился на подростковом характере. Хуже учиться она не стала, наоборот, стала лучшей ученицей в классе. Она всё так же спокойно ходила на уроки и с внешним равнодушием и невозмутимостью отвечала на вопросы и задания учителей. Скажу лишь, что из-за такой внешне неэмоциональной и сдержанной реакции одноклассники быстро потеряли к конфликту интерес, переключившись на что-то новенькое.
Будучи любознательной и искренне сопереживая подружке, полгода спустя я смогла получить разъяснение случившегося от деда. Получилось это не сразу, дедушка всячески уходил от ответа, демонстрируя нежелание обсуждать тему с оценками. Как выяснилось, ребёнок пошёл на этот отчаянный шаг в попытке заслужить одобрение со стороны родителей, которые требовали от неё быть идеалом. Учиться лучше, чем она училась, у неё не получалось, потому что отдельные темы выпадали из понимания или давались сложнее, чем остальные. Попросить помощи она, видимо, стеснялась или не понимала материал до конца, как того требовали родители. Поэтому маленький человечек решил проблему так, как смог.
Этой истории уже много лет, но проблема учёбы как была, так и остаётся злободневной. Нельзя ребёнка муштровать за отметки. Если то, что появляется в дневнике, не соответствует чаяниям родителей, попробуйте сперва понять причину, а потом уже делайте выводы. И это справедливо и для других ситуаций, которых так много и в детской, и во взрослой жизни.
Спокойствия и взаимопонимания нам всем!