Помните детский анекдот о том, как баба Нюра, послушав о терзаниях Анны Карениной, задумчиво произнесла: «Ей бы корову. А лучше бы… две!»? Трудотерапия — великое дело. В том числе и потому, что «совместный труд для моей пользы объединяет», как говаривал другой литературный персонаж и мудрец Кот Матроскин. Хотя в случае с Анной Карениной не помогла бы и трудотерапия, но об этом ниже.
Уныние считается смертным грехом. Насколько я понимаю, уныние — это когда у тебя по жизни всё стабильно грустно, безрадостно и, что самое главное, беспросветно, а любой проблеск доброго и светлого воспринимается как покушение на привычный образ жизни и тут же гасится, чтобы улучшения, не дай-то Бог, не наступило. И это при том, что впадать в расстройство, грустить, переживать, но не делая это нормой жизни — дело вполне житейское.
Вернуться к теме депрессий меня заставил разговор с моей когда-то читательницей, а теперь и подругой. Обсуждая очередной подход к борьбе с этим вселенским недугом, Наталия задумчиво произнесла: «Сейчас есть масса способов бороться с депрессией и прочими душевными расстройствами. Многие твои «антидепрессанты» об этом. А как эта проблема решалась 200 лет назад?..»
А действительно, как? На момент нашего с ней разговора мои познания о депрессии-меланхолии XIX века сводились лишь к тому, что мы проходили в рамках программы советской школы, когда читали много, объёмно — как самих классиков, так и не менее многотомные разборы их бессмертных произведений.
Мне стало интересно, и я начала усиленно соображать: а в самом деле — где, собственно, можно почерпнуть необходимые сведения? Тема специфическая, диплом психолога в ближайшей перспективе мне не светит, интернету верить нельзя, а информация нужна, да ещё и достоверная, сформулированная доступным языком.
И тут, как говорится, меня осенило: да всё там же — в великой отечественной литературе! Наши бесценные классики всё-таки редко описывали события совсем уж вымышленные. «Наше всё» Александр Сергеевич, приступая к очередному произведению, всегда проводил феноменальную исследовательскую работу, результаты которой занимают достойное место в пушкинском наследии. А ту же «Анну Каренину» неокрепшим детским умам преподавали, чтобы мы в первую очередь прочувствовали картину нравов и быта дворянской и крестьянской среды Петербурга и Москвы второй половины XIX века.
…Так я погрузилась в недра отечественных терзаний, придя к выводу, что уж наша кручина — самая кручинистая в мире. Это только в русской культуре есть и сам «дар кручины», и огромный запас меланхолических образов и переживаний — как в плане частной жизни, так и общества в целом. То есть в зависимости от ситуации, места и времени года у нас могут быть как русская хандра/тоска/печаль (нужно уметь различать оттенки), так и английский сплин (spleen), французская скука (ennui), а то и немецкая «мировая скорбь» (weltleid).
Наши «герои» хандрили широко, с размахом, истово, впадая порой в состояния, для описания которых приходится вспоминать по десятку синонимов за раз…
«Доктор, дайте таблеточку — жалко что ли?»
В процессе своих больничных приключений я неоднократно сталкивалась с многочисленными и самыми разными проявлениями угнетённого состояния у «коллег»-пациентов — от плаксивых причитаний до приступа «белочки». Чего скрывать: я и сама рыдала, узнав о сроках и рисках собственного лечения. Правда, поплакав, я принималась за очередной «антидепрессант» — частично в качестве антистресса для меня, частично для читателей, привыкших использовать мои тексты для создания позитивного настроения. А это, как говорится, большая разница.
По понятным причинам психологов и психотерапевтов я не особо люблю, совершенно искренне считая, что единственное, зачем нужен сии эскулапы — это выписать рецепт на таблетки, повышающие уровень серотонина или, как его ещё называют, «гормона радости». Считается, что выброс серотонина в кровь дарит приподнятое настроение, помогает бороться со стрессами, даёт ощущение собственной значимости.
Тем не менее через пару дней после трагедии я всё же поинтересовалась у психологов со стажем: нормально ли то, что в подобных условиях я смеюсь, болтаю с персоналом и делаю наброски новых статей, а не рыдаю и не жалею себя? Оба спеца меня поддержали: «Есть два выхода: погрузиться в жалость к себе или же радоваться, что уцелела и заняться делами»; «Подумай, почему тебя оставили в живых?»
Хит-парад из «поехавших»
Мы наконец-то добрались до примеров подавленности и депрессивности в русской классике. Пара выводов сразу: кто-то из наших «героев» просто скучал, кто-то действительно был болен, а кое-кто оказался более здоров (и физически, и морально), нежели даже многие из нас, хотя и снискал у современников нелицеприятное прозвище. Судите сами…
Евгений Онегин
А. С. Пушкин, «Евгений Онегин», 1823–1833 гг.
Основа характера Онегина — чувство превосходства над окружающими. Сам Пушкин предпосылает «Евгению Онегину» эпиграф: «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того ещё особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках, — следствие чувства превосходства, быть может, мнимого».
Автор с первого слова предупреждает нас, что его герой тщеславен и равнодушен к морали.
Онегин презирает людей иногда до степени цинизма. Он понимает, что это низко — притворяться, что лицемерить — «низкое коварство». И он мысленно идёт на это, чтобы получить наследство:
«Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал,
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман)».
Это свойство Онегина Ф. М. Достоевский назвал «манерой глядеть свысока». Именно взгляд свысока сделал «то, что Онегин совсем даже не узнал Татьяну, когда встретил её в первый раз… Не узнал он её и потом в Петербурге, в образе знатной дамы, когда, по его же словам, в письме к Татьяне, «постигал душой все её совершенства». Но это только слова: она прошла в его жизни мимо него не узнанная и не оценённая им; в том и трагедия их романа».
Был ли Онегин болен? Не знаю. Но навязчивое возвышение себя над «двуногих тварей миллионами» сочеталось у него с неотступной тоской. Для Онегина всё скука, где бы он ни был и что бы ни видел:
«Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена».
Сам Пушкин называл преследующую Евгения Онегина хандру болезнью:
«Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу;
Он застрелиться, слава Богу,
Попробовать не захотел,
Но к жизни вовсе охладел.
Как Child-Harold, угрюмый, томный
В гостиных появлялся он;
Ни сплетни света, ни бостон,
Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
Ничто не трогало его,
Не замечал он ничего».
Пушкин искал у своего героя причину сего недуга и нашёл её, назвав «болезнью душевной пустоты», которую Онегин ловко скрывал, сходя в обществе за весьма ученого человека:
«Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С учёным видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнём нежданных эпиграмм».
Самое трагичное, что и Ленского-то он убил просто от хандры.
Символично, что Пушкин в итоге как бы обрывает повествование о судьбе своего героя. С одной стороны, жаль: мы могли бы получить ещё немало гениальных строк; а с другой — ничего более значимого в жизни Онегина уже произойти не могло, так надо ли толочь воду в ступе?..
***
Илья Ильич Обломов
И. А. Гончаров, «Обломов», 1847–1859 гг.
В молодости Илья Обломов был совсем другим человеком, но постепенно произошла трагическая метаморфоза его личности. И он превратился в лежебоку и «философа покоя», отказываясь от духовной жизни и реальной действительности. Апатия с ничегонеделанием стала его доминирующей чертой.
В романе хорошо описана динамика первичного психического «сдвига». Как это проявлялось? Неадекватная тревожность и ожидание опасности «от всего, что не встречалось в сфере его ежедневного бытия». И если вначале «вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или дремоте», то потом страхи стали приобретать явно психотический характер.
Даже столь мощный психогормональный стимул, как влюблённость, оказался не в силах изменить уже патологически нарушенную личность героя. Очарование Ольгой Ильинской лишь на какое-то время преобразило Обломова. «Встаёт он в семь часов, читает, носит куда-то книги. На лице ни сна, ни усталости, ни скуки… Выходит он в сюртуке, прекрасно сшитом, в щегольской шляпе… Он весел, напевает…».
Казалось бы, ещё немного, и отношения с любимой женщиной вернут героя к нормальной жизни. Но Обломов быстро устаёт от той активности, которой отдаётся деятельная Ольга. У него вновь доминируют идеи собственной неполноценности: «Нет, этого быть не может! — вслух произнёс он, встав с дивана и ходя по комнате. — Любить меня, смешного, с сонным взглядом, с дряблыми щеками… Она всё смеется надо мной… Он опять поглядел в зеркало. “Этаких не любят!”».
В конце концов Ольга понимает тщетность своих усилий. А герой, разорвав отношения с обаятельной Ольгой Ильинской, вступает в прозаическую связь с домохозяйкой Агафьей Матвеевной, у них рождается ребёнок. Через несколько лет Илья Ильич умирает от повторного кровоизлияния в мозг.
В образе Ильи Обломова можно отметить чёткие симптомы депрессивного состояния. Это идеи самоуничижения, самообвинения. При этом интеллект Ильи Обломова не страдает, хотя это нередко бывает при подобных расстройствах. Но у героя «между наукой и жизнью лежала целая бездна, которой он и не пытался перейти и не извлёк никакого практического сока для жизни. Жизнь у него была сама по себе, а наука сама по себе».
Патологическому изменению личности соответствует и социальное снижение героя по «общественной лестнице», нарастание черт инфантильности и отрыв от реальности. В условиях психотравмирующей ситуации возникают идеи, которые уже свидетельствуют о нарушении в сфере мышления. «Вон, вон, эти франты смотрят на меня, потом на ложу Ольги!.. франты, кажется, смеются, смотрят на меня… Господи, господи!». Описанная сцена — проявление уже не депрессивного, а параноидального синдрома.
Несмотря ни на что, симпатия автора всегда остаётся на стороне лежебоки-Обломова даже при самых непопулярных поступках последнего. Гончаров всякий раз подчёркивает его положительные черты: «…в нём дороже всякого ума: честное, верное сердце!». Ответ прост: некоторые психотические расстройства Ильи Ильича мало чем отличались от расстройств самого Ивана Гончарова.
***
Катерина Львовна Измайлова
Н. С. Лесков, «Леди Макбет Мценского уезда», 1864 г.
Купчиху Измайлову из повести Лескова называют первой в литературе женщиной — серийной убийцей. А начиналось всё с той же скуки. Со скуки она влюбилась, а вот уже неистовая женская любовь превратила героиню в чудовище, убирающее с пути всех, кто мешал осуществлению её планов.
Катерина не была красавицей, но мужчины обращали на неё внимание. Про таких, как она, говорят — женщина приятной наружности. Молода (24 года), стройна, миниатюрна. Происходила из простой семьи, имела низкое происхождение.
Достойное будущее ей не светило, а жить, ни в чём себе не отказывая, хотелось. Единственным вариантом выйти из бедственного положения было замужество. Муж достался старый и бесплодный, но зато богатый. Купец Измайлов сразу перевёз жену в большой купеческий дом, где жил с отцом, который постоянно попрекал сноху отсутствием детей.
Особого внимания ни муж, ни свёкор на Катерину не обращали. Муж постоянно пребывал в разъездах, а старик хлопотал по дому. Заняться молодой купчихе было нечем — в доме даже книг не было. Так от хронического безделья она и заскучала.
Красавец Сергей работал у Измайлова приказчиком. С его внешними данными не трудно было обольстить любую женщину. Они сами вешались на него. Катерина не стала исключением, да и добычей она была лёгкой. Любовь вскружила ей голову до умопомрачения. Ради любимого она была готова на всё. Как оказалось, даже на четверное убийство.
Не задумываясь ни на минуту, на пути к личному счастью Катерина хладнокровно избавилась от свёкра и мужа. Следующей жертвой её рук стал племянник покойного Измайлова. На пару с любовником они безжалостно убивают ребенка. Совесть, мораль, нравственность потеряли для неё всякий смысл. Страсть затмила разум, превратив женщину с особым характером в машину для убийств.
Катерина погибает, бросившись в воды Волги с парома, крепко схватив счастливую соперницу — каторжанку Сонетку — и погубив их обеих.
Лесков работал над «Леди Макбет…» осенью 1864 года, гостя у брата в квартире при Киевском университете: писал по ночам, запираясь в комнате студенческого карцера. Позднее он вспоминал: «А я вот, когда писал свою «Леди Макбет», то под влиянием взвинченных нервов и одиночества чуть не доходил до бреда. Мне становилось временами невыносимо жутко, волос поднимался дыбом, я застывал при малейшем шорохе, который производил сам движением ноги или поворотом шеи. Это были тяжёлые минуты, которых мне не забыть никогда. С тех пор избегаю описания таких ужасов».
***
Парфён Семёнович Рогожин
Ф. М. Достоевский, «Идиот», 1867–1869 гг.
Один из главных героев романа, купец. С ним первым познакомился князь Мышкин — в вагоне поезда Петербургско-Варшавской железной дороги, возвращаясь из Швейцарии в Россию. Он «был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с серыми, маленькими, но огненными глазами. <…> Особенно приметна была в лице его мёртвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека измождённый вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом».
Тут же, в вагоне, Рогожин рассказывает князю и другим случайным попутчикам о своей встрече с Настасьей Филипповной Барашковой, о роковой страсти к ней, о бриллиантовых подвесках за десять тысяч, которые он ей в подарок купил и был за это отцом бит, о недавней смерти отца, оставившего ему миллионное наследство.
Встреча с Настасьей Филипповной «ушибла» Рогожина, выбила его из привычной колеи. На всём протяжении романа он находится всё время как бы в исступлении, в горячке, совершает все свои полубезумные поступки в состоянии «аффекта». Он дарит Настасье Филипповне за «секунду блаженства» сто тысяч рублей и вскоре избивает её, он братается с князем Мышкиным и тут же, в припадке ревности, пытается зарезать его, он, в конце концов, убивает Настасью Филипповну и сам заболевает «воспалением в мозгу».
В рабочих записях Достоевского о чувстве Рогожина к Настасье Филипповне сказано: «Страстно-непосредственная любовь». Злобит Парфёна то, что ответного чувства ему никогда не дождаться, он это понимает. Она даже замуж за него соглашается идти, но для неё это замужество — один из вариантов самоубийства. Настасья Филипповна «давно уже перестала дорожить собой» и, по её собственному признанию, уже «тысячу раз в пруд хотела кинуться, да подла была, души не хватало, ну, а теперь…». Рогожину же она прямо заявляет: «За тебя как в воду иду». А Рогожин и сам не очень-то обольщается, исповедуясь князю Мышкину: «Да не было бы меня, она давно бы уж в воду кинулась; верно говорю. Потому и не кидается, что я, может, ещё страшнее воды».
Князь Мышкин говорит Парфёну (возле портрета его отца): «А мне на мысль пришло, что, если бы не было с тобой этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь как твой отец бы стал, да и в весьма скором времени. Засел бы молча один в этом доме с женой, послушною и бессловесною, с редким и строгим словом, ни одному человеку не веря, да и не нуждаясь в этом совсем, и только деньги молча и сумрачно наживая. Да много-много что старые бы книги, когда похвалил да двуперстным сложением заинтересовался, да и то разве к старости…».
Рогожина, кстати, вылечили. В «Заключении» сообщается, что Парфён Семёнович после выздоровления был судим и осуждён на 15 лет каторги: «выслушал свой приговор сурово, безмолвно и “задумчиво”».
***
Анна Аркадьевна Каренина
Л. Н. Толстой, «Анна Каренина», 1873–1877 гг.
Когда мы проходили этот роман в школе, я категорически не могла понять ни мотивации главной героини, ни того, почему за столько времени она не нашла какого-то приемлемого для всех выхода. И вот наконец-то всё встало на свои места: Анна и не могла его найти из-за свойственной ей с молодости истеричности.
Пожалуй, это одно из самых непонятых мною в детстве произведений, поэтому здесь я позволила себе большее количество специальных терминов, нежели в остальных случаях.
Согласно заключению специалистов, главные особенности психики истеричных, это:
Стремление во что бы то ни стало обратить на себя внимание окружающих; отсутствие объективной правды о других и о себе. Анна демонстративна и желает быть в центре внимания. Да, Анна говорит Кити при первом их знакомстве, что скучает на балах, что ей это всё совсем не интересно. Но эти слова не находят своего подтверждения при описании бала, где Анна великолепно выглядит и получает восхищённые взгляды и мужчин, и женщин. Анна считается в обществе успешной светской дамой.
Истерики стараются всегда казаться, а не быть. Анне не хватает внутреннего ресурса надолго удержать внимание людей. В ней нет глубины. Она не может чем-то глубоко увлечься, будь то живопись или хозяйство.
В качестве иллюстрации — её жизнь с Вронским, поездка в Италию. Тогда Вронский от скуки увлёкся живописью. Если внимательно читать их беседу с художником, то можно уловить, что суждения и Анны, и Вронского о картинах банальны и поверхностны, хотя со стороны и выглядят светской глубокой беседой.
Чувства истериков поверхностны, привязанности неглубоки. Отдельно хочу обратить внимание на отношение Анны к своим детям. Автор ясно даёт понять, что Анна не любит свою дочку. Есть даже такой момент в тексте, когда девочка заболела — Анна «пробовала за ней ходить, но и это её не развлекло». Были моменты, когда Анна вообще забывала о младенце. То есть и дети нужны Анне зачем-то, она не способна любить их просто так. Что касается сына, то Анна декларирует, что любит его и страдает от разлуки. Но мы видим только упивание своими страданиями и чувствами. Разве Анна думает об интересах мальчика, хоть и говорит, что любит? Разве Анна думает, что нанесёт ребёнку травму своим уходом? А потом — своим неожиданным визитом?..
Для подобного типа личности характерны сексуализированное, соблазняющее поведение по отношению к мужчинам и соперничество по отношению к своему полу. Вернёмся на бал, где Вронский должен был сделать предложение Кити. Анна ведь знала, насколько для этой девочки важно было предстоящее событие. Кити не скрывала этого от неё, полностью доверившись.
Анна приходит на бал очень красивой, в чёрном платье, «обрамляющем её красоту». И что же она делает? Соблазняет Вронского и танцует весь вечер с ним, на глазах у его несостоявшейся невесты! Причём Кити отказала всем кавалерам и вообще осталась одна, когда танцевали мазурку, которая считалась особенно важным танцем. Эта ситуация публичного унижения и оскорбления стоила Кити нервного срыва и последующего лечения.
А что же получила Анна? Всего-то — публичное подтверждение своей неотразимости и превосходства над молодой Кити. На следующий день Кити не приходит к Анне попрощаться. И Анна говорит Долли: «Я не виновата. Я сватать хотела». Сватать? Вопрос там был уже решённый молодыми и их родителями. А у Анны хотелось бы спросить: «Да ты кто такая, их сватать?»
Истерики не берут на себя ответственность за свои поступки и за сложившуюся в их жизни ситуацию. Анна не связывает отношение к себе других людей со своими неправильными, скажем прямо, подлыми поступками по отношению к близким людям. Анна эти поступки как будто бы не помнит.
Кити не хочет сходиться с Анной не потому, что Анна отвергла некие общественные нормы, неписанные правила того общества (хотя она их и отвергла), а из-за череды её подлых поступков по отношению к ней, к Кити (публичное унижение на балу; соблазнение Анной Левина, мужа Кити).
Алексей Каренин, муж Анны, готов был дать развод и сына отдать, и взять вину за прелюбодеяние на себя (по законам того времени). Впоследствии Каренин уже не давал развода после череды подлых поступков Анны: встречи с любовником в его доме, на глазах у мужа; побег с Вронским в Италию с отправкой счетов за платья Каренину, — все эти поступки Анна не видит, она их вытесняет из памяти.
И, наконец, истерикам свойственна психологическая защита — регресс. Долли, приехав в гости к Анне и к Вронскому в деревню, неприятно удивлена, как Анна стала кокетничать, совсем не по возрасту. Анна в стрессовых ситуациях приходит к более раннему этапу развития психики — детскому.
В уходе от реальности ей помогает и пристрастие к морфину. И Анна с течением романа, конечно, деградирует, в то время как другие его герои растут личностно. Дальше разворачивается депрессия Анны, приведшая её к суициду.
***
Лев Николаевич Мышкин
Ф. М. Достоевский, «Идиот», 1867–1869 гг.
Я не случайно оставила описание этого персонажа «на сладкое»: в моём представлении, он не только абсолютно нормален, но и высоко порядочен. Кроме того, этот герой вылечился от тяжёлой болезни, которая не отразилась ни на его психике, ни на характере!
Льву Николаевичу Мышкину было двадцать шесть лет. Выглядел он на свой возраст. Рост выше среднего, волосы густые и белокурые. Мышкин имел маленькую бородку беловатого оттенка. Лицо героя было приятное, хотя и было бледным, как бы бесцветным. Глаза были большие и голубые, они имели странное выражение. Именно глаза говорили о «падучей болезни» (эпилепсии) Мышкина. Автор, давая портретную характеристику, отмечает: «Всё не по-русски». Сам Мышкин, оценивая свою внешность, отмечал, что он некрасив и «дурён».
Другие персонажи романа отмечали странность Мышкина. Почти сразу он показывает себя как человек блаженный, потому что он — это довольно тихий и спокойный молодой человек, который не привык совершать злые поступки. У него совершенно детское восприятие мира, он ведёт себя как ребёнок. Сам признаётся, что с детьми ему общаться намного проще, потому что общаться со взрослыми он просто не умеет. Для него мир огромен, герой не привык не только делать зло, но и ожидать его от других людей. Мышкин очень доверчив, он плохо знает реальный мир.
Другие люди положительные черты Мышкина оценивают как «идиотизм». Именно непохожесть на других позволяла называть Мышкина идиотом. Герои романа называли князя жалким существом, дурачком, нищим и сущим ребёнком. Они не привыкли к тому, что в обществе есть человек, который стремится к всеобщему благу, поэтому клеймят таким словом Льва Николаевича. А он был просто-напросто отстранён от толпы, являясь посторонним наблюдателем.
Сам Мышкин признаёт, что раньше, когда он страдал эпилепсией, он действительно был похож на идиота, однако давно уже выздоровел.
Мышкин добр, милосерден и сострадателен. Он очень умный человек, который способен рассуждать на многие философские и общественные темы. Несмотря на то, что из-за своей болезни князь не смог получить хорошего образования, он отличается эрудицией и мудростью.
Достоевский демонстрирует то, что Мышкина называли идиотом не за его прошлую болезнь, а за то, что он был непохож на всех остальных. Писатель признавался, что в образе князя Мышкина он хотел изобразить совершенного, «положительно прекрасного» человека. По его замыслу, герой должен быть олицетворением всех христианских добродетелей, быть подобным самому Христу. Автор даже внешнюю характеристику образа князя Мышкина даёт схожей с принятым портретом Иисуса.
Изображая идеального героя, противопоставляя его другим персонажам, Ф. М. Достоевский, по его же признанию, хотел «воскресить человека». Автор демонстрирует, что «идиотизм» князя Мышкина — это идиотизм общества, в котором принято называть добродетельного и милосердного человека идиотом.
На близость образа Мышкина самому автору говорит и то, что Ф. М. Достоевский наделил своего героя некоторыми своими чертами.
***
Такой вот неожиданный для меня самой краткий экскурс в мир литературы. Возможно, кто-то по-новому взглянет на любимых героев, а кто-то потянется к книжному шкафу, чтобы перечитать строки, основательно подзабытые со времён школьной программы. Что же касается депрессии, которая, собственно, и послужила поводом, чтобы собрать всех наших героев вместе, то я лишь порадовалась, что живу здесь и сейчас, во времена, когда психические заболевания лечатся, а к желанию «полениться» отношение гораздо более лояльное, нежели в прошлом. Хотя уверена: Анну Каренину спасти не могло ничего, а вот Илью Ильича мне искренне жаль.