Наше время я бы назвал днями тоски. Тоски по свету, чему-то спокойному, доброму. Показывающему тебе, что есть в мире вещи поважнее взаимных проклятий, подозрений, санкций, войн и даже масок с вакцинами и карантинами. Свет нужен сердцу — без такого сердечного света даже самое яркое солнце не более чем испепеляющий тело астрономический объект.
Кстати, о теле. Недавно смог убедиться, что не всё, оказывается, в нашем скорбном мире испепеляюще уныло. И далеко не все поддались тоске. Всё благодаря миру телесному: особо одарённым часто требуется «пощупать» чудо, «потрогать» урок. Так вот, тело это предстало в виде заболевшего организма отца одного из моих друзей. Старенький уже отец — под 80. Инсульт был неприятной добавкой к старческому, увы, слабоумию, которым отец страдал уже несколько лет.
«Что малый, что старый, — говорил друг, вздыхая. — Бегаем теперь за отцом, как за маленьким ребёнком: то маму пойдёт искать среди ночи, то погулять захочет без нас — потом ищи его свищи. А тут ещё инсульт этот, чтоб его».
Дедушку привезли в больницу, там у меня по счастью жена работает, поэтому, когда позволяет время, присматривает за ним. Говорит, это нисколько не сложно, потому что к дедушке пустили в палату его супругу, которая полностью на себя взяла заботу об уходе за ним — об остальном уж медики пекутся, дело понятное.
Рассказывает, что когда заходит к нему в палату спросить, как дела, не нужно ли чего, всегда видит, как рядом с ним хлопочет бабуля: то кормит-поит, то книжки читает, то просто о чём-то рассказывает, вспоминает разные истории из их жизни.
«А помнишь, как мы с тобой тогда в лес ходили?» «Помнишь, как старший заболел, а ты себе места не находил?» «А как на рыбалку все вместе ездили, помнишь?» — такие вроде бы незатейливые, но очень добрые воспоминания. И жена говорит, что это не только воспоминания, а самая настоящая действительность, что самое-то главное в жизни этих стариков не пропало, не исчезло в прошлом, а вот оно — живое и мощное. Любовь, короче. Настоящая. Не эгоистичная в стиле «а что мне за это будет» или «я тебя люблю потому что…», а выросшая и воспитанная на протяжении всей жизни.
Понятно, я не удержался и процитировал библейскую «Песнь песней»: «Крепка, как смерть, любовь…Большие воды не могут потушить любви и реки не зальют её. Если бы кто давал всё богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением». Жена взглянула на меня и закончила рассказ:
— Вот-вот. Захожу недавно в их палату снова, посмотреть, всё ли в порядке. Вижу — дедушко (она у меня архангельская, у неё своя лексика, что не только не порицается, но, наоборот, горячо приветствуется) спит, а бабушка куда-то засобиралась. Спрашиваю, чего такая спешка. «Дак, милая, я ненадолго только отлучусь, я быстро: мне только на химиотерапию и обратно». То есть больная раком бабушка ухаживает за мужем, у которого инсульт и деменция, весь день проводит у своего любимого, а когда тот заснёт, выхватывает какой-то час на собственное лечение. «Иначе, — говорит, — помру, а мне его одного оставлять жалко. Кто будет его жалеть?» Я стою, реву, а она меня ещё утешает: мол, жизнь такая штука, что в ней всяко быват, но если ты кого жалеешь, а он тебя, тогда и помирать нестрашно. Потому что, мол, любовь всего сильнее.
Я попытался было вставить филологическое: в северных наших говорах «жалеть» — синоним «любить», но быстро скукожился, потому что и так вроде бы всё понятно.
Мы сидели на кухне, младший играл на баяне, средняя воспитывала кота, старшая с умным видом читала учебник немецкого. Очень нам хочется, чтобы и они умели жалеть друг друга. В самом правильном смысле, хоть это и диалектное. Да и самим научиться невредно. Куда, спрашивается, в наши дни без любви-то.
Читайте по теме: