Мы живём в мире выдуманных новостей, событий и людей. Одних подобное положение дел вполне себе устраивает, другие стремятся отстоять своё право знать правду. Помните сюжет поистине гениальной комедии «Плутовство или почему хвост виляет собакой» (англ. Wag the Dog) 1997 года, с Робертом Де Ниро и Дастином Хоффманом в главных ролях?
На примере предвыборной президентской компании в США он удивительно точно, хотя и цинично, демонстрирует, как, оказывается, просто формировать параллельную реальность и манипулировать общественным мнением. Да и в реальной, а не «киношной» жизни на примере Украины и всё тех же США мы видим, к чему приводит «жизнь в мифе». Не поддаваться на манипуляции вполне реально: как минимум, надо «держать включённым» критическое мышление, не путать причину со следствием и сопоставлять факты. Но делать это надо всегда, везде и по любому поводу. Потому что искажение реальности происходит не только в политике. Как только начинаешь закрывать глаза на, казалось бы, ничего незначащие нестыковки ‒ всё, ты ступил на скользкую тропу, ведущую в зазеркалье.
Я сама постоянно сталкиваюсь с разного рода подтасовыванием фактов, дат и событий. И зачастую поиски истины занимают времени гораздо больше, нежели подготовка самого материала. Иногда я самой себе кажусь почти детективом. Только за последнюю пару лет у меня накопился уже целый список подобных историй. Хочу поделиться самыми, так сказать, выдающимися.
«Я хотел бы стать лентой, стягивающей твою грудь»
Конец XIX ‒ начало XX века – время эмансипации женщин и революционных изменений в женском гардеробе. Представительницы прекрасного пола начали путешествовать по железным дорогам, заниматься спортом и кататься на велосипеде. Изменившийся образ жизни потребовал кардинальных перемен в области моды. Одним из предметов одежды, от которого дамы решительно отказались, стал корсет.
Ему на смену пришёл всем нам хорошо известный бюстгальтер. Его изобретение ‒ пример теории «зрелого яблока», когда к одному и тому же техническому решению одновременно приходят разные изобретатели: с интервалом в 10 лет «женскую фуфайку на лямках с укреплёнными чашечками для груди» придумали немка, француженка и американка. Причём последняя оказалась предприимчивее своих европейских «коллег» ‒ изобретение она ещё и запатентовала. Произошло это 3 ноября 1914 года в США.
Звали предприимчивую жительницу Нью-Йорка Мэри Фелпс Джейкоб. История ниже, собственно, о том, как ею был придуман бюстгальтер. У каждого читателя есть возможность потренировать наблюдательность и попытаться самостоятельно определить, в чём именно состоит исторический фейк:
«В 1910 году Мэри Фелпс Джейкоб готовилась посетить «бал дебютанток». Как было принято, она надела корсет, укреплённый китовым усом, и ограничивающий тугой чехол, который сплющивал и сдавливал её грудь. Смысл корсета состоял в том, чтобы стягивать талию как можно сильнее, удерживая торс женщины прямо. Было бы трудно чувствовать себя комфортно, одетой в такую тесную одежду. Следом Мэри надела прозрачное вечернее платье с глубоким вырезом. Но чехол корсета, «коробчатая броня из китового уса и розового шнура», выглядывал из-под платья, и тогда барышня позвала свою личную горничную: «Принеси мне два моих носовых платка и немного розовой ленты… И принеси иголку, нитку и несколько булавок». И она сшила из платков и ленты простой бюстгальтер, отказавшись от корсета.
Изобретённое Мэри нижнее белье дополняло новую моду того времени. После танцев её окружили другие девушки, которые хотели узнать, как она так свободно двигается, и когда на следующий день она показала этот предмет одежды подругам, все они захотели такой же.
Спустя кое-какое время Мэри Фелпс получила запрос от незнакомца, который предложил доллар за её изделие. Тогда она поняла, что это может стать доходным бизнесом».
Как вам? По мне – так красивая история о женской смекалке и предприимчивости, хотя и коряво переведённая. Поэтому я с чистой совестью включила эту историю в материал и отправила другу на рецензию.
Результат был неожиданным: «Послушай, дорогуша. Я, конечно же, ничего не понимаю ни в этих ваших женских нарядах, ни в моде. Но даже мне, мужику, кажется странным, что светская львица и уж тем более дебютантка бала заказала себе вечернее платье, но ни разу (!) его заранее не примерила. Такого же не может быть, потому что не может быть в принципе.
Теперь посмотрим на ситуацию с другой стороны. Увидев наряд перед самым выходом, барышня вдруг обнаруживает, что платье, надетое поверх корсета, плохо сидит. Тётки же в те времена из этих корсетов не вылезали, разве что мылись не в них! Так почему же её платье тогда плохо сидело? Портниха что, делала с неё замеры без учёта корсета?
Повторюсь – я не спец, но даже я по фильмам помню, что одеты дамы тогда были не столь навороченно, как ты описываешь. Тут явно что-то не стыкуется. Иди-ка разбирайся».
Смущённая, что не разобралась в теме, в которой я должна плавать, что рыбка в аквариуме, я и пошла. И вот что выяснила, немного покопавшись в датах, событиях и причинно-следственных связях. Самое забавное, что представшая передо мной история кажется даже более эффектной, нежели выдуманная.
Я не претендую на то, что моя версия достоверна на 100%, но то, что она по меньшей мере логична, это уж точно. Судите сами.
Огромное влияние на моду тех лет оказали знаменитые Дягилевские сезоны, блиставшие по всему миру. Прекрасным было всё: от исполнителей до декораций и костюмов. Так, известный художник и сценограф Лев Бакст, работавший с «Русскими сезонами», одевал для постановок свою подругу, оперную певицу и «мимическую танцовщицу» Марию Кузнецову в практически прозрачные платья. Эскиз платья Кузнецовой для оперы «Саломея» 1912 года американский женский журнал Tatler даже перепечатал в качестве модной картинки и образца для подражания. Судя по изображению, платье было выполнено из полупрозрачной ткани и сквозь него можно было разглядеть грудь примы.
Ещё более откровенный вариант Бакст придумал Кузнецовой для роли в опере Массне «Таис». Певица выходила на публику в украшенном камнями и блёстками лифчике, соединённом нитями бус с набедренной повязкой из длинных лент, скрывающих ноги. Сквозь полупрозрачный лиф одеяния проступали соски. По тем временам наряд был до скандальности откровенным. Газетчики описывали его как «вакхически разнузданный». Ничего подобного «приличные» артистки оперы до того не надевали.
Не удивительно, что эпатажные наряды Бакста быстро стали предметом зависти и массового подражания как среди светских дам, так и дам полусвета.
Теперь вернёмся к Мэри Фелпс Джейкоб. Её биография вполне достойна экранизации: барышня принадлежала к самым сливкам американской аристократии, по её собственным словам, росла «в мире, где существовали только хорошие запахи; то, чего я хотела, обычно сбывалось», а «её отец был воспитан, чтобы ездить на охоты, ходить на лодках и водить котильоны» (Хамалян, Линда (2005). Королева Cramoisy: Жизнь Карессы Кросби. Университет Южного Иллинойса). В дальнейшем наша героиня вышла замуж за племянника знаменитого банкира Моргана, общалась с Эрнестом Хемингуэем, Джеймсом Джойсом, Пабло Пикассо, вела разгульную жизнь и пережила мужа, застрелившегося вместе с любовницей.
Так что вряд ли Мэри Фелпс была не в курсе скандальной моды, сводившей с ума модниц по обе стороны океана. И платье с носовыми платками взамен корсета наверняка было заранее продуманной скандальной выходкой, а не жестом отчаяния, как это следует из интернет-версий.
Очень меня смущает и тот факт, что патент № 1115674 на изделие под названием Backless Brassiere («бесспинный лифчик») Мэри Фелпс получила лишь 3 ноября 1914 года, то есть четыре (!) года спустя. Неужели все эти годы никто не удосужился «узаконить» изобретение раньше неё?..
Но даже если предположить, что между скандальным выходом в свет и получением патента действительно прошло четыре года, то и тогда это не было случайностью. В 1914 году началась Первая мировая война. Правительства стран всего мира призывали население экономить нужный фронту металл. В том числе имели место вполне официальные призывы к женщинам ‒ отказаться от корсетных изделий с металлическими косточками. Так, например, в 1917 году власти Британии гордо рапортовали: на одном только отказе от корсетов было сэкономлено 28 тыс. тонн металла, которого хватило на два боевых корабля. Поэтому «два платочка от Джейкобс» на этом фоне выглядят настоящим патриотическим актом, к тому же ‒ весьма своевременным.
«Мяукающая дивизия»
Пожалуй, эта история ‒ мой фаворит среди петербургских городских легенд. В том числе и потому, что я сама на неё купилась.
Из разговоров с гостями города я с удивлением узнала, что одним из символов Петербурга наравне с Дворцовым мостом, памятником Петру Первому и Эрмитажем многие считают… котов. Причём собеседники регулярно упоминали историю о том, что, когда-то привозные хвостатики спасли людей от крыс в блокадном Ленинграде.
«Своих котов в городе тогда почти не осталось ‒ их съели, а оставшиеся животные были обессилены не меньше людей. Нашествие же расплодившихся крыс в какой-то момент стало проблемой, сопоставимой с проблемой голода. Очевидцы тех страшных дней вспоминали, что грызуны передвигались по городу огромными колониями. Не помогали ни отстрелы, ни даже огнемёты. Когда крысы переходили дорогу, останавливались даже трамваи. Вели себя твари крайне агрессивно: нападали на людей, пожирали последние запасы еды, покушались на музейные экспонаты и книги.
И тогда случилось то самое чудо, о котором практически с благоговейным трепетом говорят многие горожане и гости города…
В 1943 году, как только была прорвана блокада, вышло постановление за подписью председателя Ленсовета о необходимости «выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград дымчатых кошек».
Ярославцы с энтузиазмом помогли: выполнили стратегический заказ и обеспечили необходимое количество пушистого контингента. Именно эти кошки считались в то время лучшими крысоловами. Эшелон с «мяукающей дивизией» ‒ как прозвали ленинградцы усатых-полосатых, ‒ надёжно охранялся. В город на Неве прибыло четыре вагона истребителей крыс, часть которых тут же выпустили на вокзале, а часть – раздали жителям. Расхватали моментально, многим не хватило.
Сохранились записи из блокадных дневников, согласно которым «котёнок в Ленинграде стоит 500 рублей». Килограмм хлеба тогда продавался с рук за 50 рублей. Зарплата сторожа составляла 120 рублей.
Прибывшие в полуразрушенный город коты ценой больших потерь со своей стороны сумели отогнать крыс от продовольственных складов.
Ещё одну партию котов завезли в город после полного снятия блокады из Сибири ‒ в том числе и для того, чтобы бороться с грызунами в подвалах Эрмитажа и других ленинградских дворцов и музеев. Многие кошки были домашними: жители Омска, Иркутска, Тюмени сами приносили их на сборные пункты, чтобы помочь ленинградцам.
Первым из «добровольцев» стал чёрно-белый кот Амур, которого хозяйка лично сдала с пожеланиями «внести свой вклад в борьбу с ненавистным врагом».
Всего в этот раз в Ленинград было направлено пять тысяч котов. Животные с честью справились со своей задачей – очистили город от грызунов, спасая для людей остатки съестных припасов, а самих людей ‒ от эпидемии».
Потрясающая история, которую я почти дословно привела в одном из своих антидепрессантов. Видимо, мне так хотелось, чтобы это оказалось правдой, что меня нисколько не смутило, что я не смогла найти уже упомянутое постановление о ввозе котов. И то, что руководитель Ленгорисполкома (корректное название должности главы Ленинграда на тот момент) даёт указание произвести какие-то действия в Ярославской области, меня тоже не смутили. И это несмотря на 20-тилетний стаж работы в банке: представляю, как директор филиала Сбербанка, например, в Калининграде даёт указание получить и доставить 20 млн рублей из филиала в Костроме…
А вскоре в Блокадном музее я познакомилась с очень милой ленинградкой-петербуженкой, которая до ухода на заслуженный отдых работала заместителем руководителя городского архива. Я взахлёб начала рассказывать ей о «мяукающем десанте» – меня прямо-таки распирало поделиться этой историей с окружающими.
Каково же было моё изумление, когда дама в ответ лишь улыбнулась: «Нас тоже очень интересовала эта история. Но в городских архивах мы не нашли ни одного (!) документа в пользу версии о завозе котиков».
В отличие от меня, она и её коллеги имели в своём распоряжении практически все сохранившиеся в городе документы советского периода. В поисках информации о котах-спасителях они пересмотрели десятки, если не сотни подшивок и папок. Рассуждали архивариусы следующим образом: если в город один за другим прибыли два состава с котами, то поезда кто-то должен был сопровождать, охранять, управлять паровозами, кормить животных в дороге, а в дальнейшем раздавать хвостатых. Соответственно, в архивах должны были сохраниться отметки о выплате командировочных, транспортные накладные, талоны на питание и размещение людей, записи о выдаче средств на покупку корма для животных и т.д.
И что же вы думаете ‒ удалось ли им обнаружить хоть что-то? Ни-че-го.⠀
Я робко попыталась высказать предположение о бардаке военного времени, но дама вновь улыбнулась, прервав мои потуги. Оказывается, даже в самые тяжёлые для города дни отчётность всех без исключения служб была поставлена на высочайшем уровне. Так что свидетельства столь нетривиальной операции обязательно должны были остаться в самых разных архивах. А если нет ‒ значит, нет.
Мы говорили, конечно, не только о несуществующих котиках. Когда-то давно я читала о том, как была организована во время ВОВ финансовая отчётность, начисления и выплаты военнослужащим зарплат и премий. Открытием же для меня стало начисление зарплат… партизанам, о котором для примера поведала мне эта чудесная дама-архивариус.
Но это, как говорится, совсем иная история. Что же касается завоза «кошачьего десанта», то он оказался лишь одной из многочисленных городских легенд.
Такие вот чудеса. Продолжение следует ‒ и оно будет… гастрономическим.