Детские шалости
Уже в детстве у меня сложилась репутация «Тани с характером». Зарабатывала я её, поколачивая мальчиков — то в песочнице лопаточкой для куличиков, то в школе кулаками в ответ на удар ранцем по голове. Поколачивать-то поколачивала, но всё детство я дружила с мальчиками. Имела место даже семейная история, когда моему дедушке пришлось проводить у нас на кухне переговоры с родителями мальчика Вовы с восьмого этажа.
Мы тогда были в том возрасте, когда в школу ещё рано, поэтому мы подолгу гуляли. Как-то раз мы произвели обмен игрушками: я отдала другу сверкающую изумрудным лаком модель авто, а Вовик предоставил в моё распоряжение мадам-куклу в роскошном пышном платье, шляпке и с кудряшками.
Игрушки оказались раритетными, и в какой-то момент родители предприняли попытку вернуть сокровища по месту их постоянного дислоцирования. Но не тут-то было: дитятки с недетской хитростью сделали вид, что всё это — не их ума дело, и они не в курсе, о чём идёт речь. Тогда-то и состоялся кухонный «Совет в Филях», на котором я не присутствовала, но за двоих грела уши, подкравшись из коридора к кухонной двери. Друг Вовик по понятным причинам тогда к нам в квартиру допущен не был.
В ходе переговоров был выработан план по обмену и возврату игрушек, который — ввиду нашего с Вовиком с ним несогласия — был сорван путём саботирования. В силу возраста таких умных слов мы не знали, зато чётко осознавали, что дай слабину — и останемся без полюбившихся игрушек.
Таким чудесным своеволием было наполнено почти всё моё детство. Пока в какой-то момент в системе не произошёл сбой, в результате которого я… начала стесняться.
Подростковые стесняшки
Сейчас уже сложно сказать, что именно к этому поведению привело. Скорее всего, совокупность факторов: был период, когда я выглядела, как гадкий утёнок; переживала из-за четвёрок и подростковых прыщиков. А на днях мне подумалось, что всё это… из-за близорукости.
Зрение я испортила в третьем классе. Во-первых, я читала всё в подряд, а родители и дедушка были против, чтобы дитятко-второклассница читала Ремарка, Жорж Санд или Бальзака. Я считала иначе, поэтому читать приходилось за шторой, под шкафом или в тёмном коридоре. Во-вторых, иногда я забывала выучить стишок к уроку. Исправляться приходилось уже ночью, впотьмах, при свете луны. А вот очки я не носила — стеснялась, да и очки в те времена были такими, что любой в них сразу становился похож на черепаху Тортиллу.
Общаться и дружить, когда ты толком не видишь собеседника, весьма затруднительно. Для очкариков: у меня примерно минус пять. Это не так уж и страшно: видны все здания, цвета и люди. Но ты не можешь разобрать номер приближающегося автобуса, выражение лица собеседника или что написано на доске, если не сидишь на первой парте.
Видимо, именно в это время я и постаралась «съёжиться». Из-за того, что общения и признания мне откровенно не хватало, я компенсировала отсутствие мира внешнего расширением мира внутреннего. А если простым языком, то я просто постоянно читала всё, что мне попадалось, — дома, в школьной библиотеке, в гостях.
Увлечённость чтением не означала, что я ни с кем не дружила и не общалась. Просто я не была лидером, ни с кем не конфликтовала и… не привлекала внимания мальчиков.
Ода короткой юбке
К выпускному классу непрочитанные книги из ЖЗЛ и Библиотеки всемирной литературы закончились, и я поняла, что расширять сферу общения всё же придётся. Но это оказалось не таким-то простым делом. Затык был… в школьной форме! А если точнее, то в её бесформенности.
С «гражданской» одеждой у меня был полный порядок — папа получал достойную зарплату, мама великолепно шила, я научилась вязать, благо ниток в магазинах было предостаточно. А вот моя школьная форма имела преужаснейший вид: бесформенная юбка и кургузенький пиджачок — именно такая была заведена в ленинградской школе, из которой я и прибыла в Магдебург. А вот многие мои одноклассницы, включая конкуренток-отличниц, ходили в школу в нарядных коричневых платьицах и кружевных фартучках.
Мы все приехали в Германию из разных городов и школ. Где-то было принято ходить в мешковатых костюмчиках, а где-то — в модельных платьицах.
Но разница была не только в одежде. Мы, съехавшиеся со всех уголков страны, были совсем разными — и дети с родителями, и учителя. Это проявлялось в манере разговаривать, выражать мысли, демонстрировать амбиции и отстаивать своё право быть в центре внимания. Суметь стать своей в такой жёсткой атмосфере — это настоящее достижение и закалка на всю жизнь.
Итак, я была тихоней. Но однажды в моей жизни произошло событие, в корне перевернувшее мои последние школьные месяцы и сделавшие из меня звезду. Для этого понадобилась самая малость: подружка уговорила меня… подвернуть сверху бесформенную чёрную юбку от парадной школьной формы и в таком виде приехать на уроки.
Сказать, что мне было страшно, — не сказать ничего. Я до слёз боялась насмешек, а чрезмерно развитое на художественной литературе воображение рисовало, как меня будут разглядывать, словно зверюшку в зоопарке, тыкать пальцами и награждать нелицеприятными эпитетами.
Меня действительно начали разглядывать, но скорее с удивлением и внезапно появившимся дружелюбием. Более того — на меня обратил внимание парень, в которого я уже год как была безнадёжно влюблена. Так что первая моя влюблённость оказалась вполне себе счастливой. С тех пор я убеждена, что красивые ноги при наличии мозгов у их обладательницы открывают любые двери.
Весь день в школе разговоры были только обо мне. Сперва меня рассматривали те ребята, с которыми мы ехали вместе в школу. Потом новость загуляла по классам: «Любина пришла в короткой юбке!» Куча народа, даже не изобретая предлогов, ломанулась к нашему классу. На перемене я почувствовала себя новогодней ёлкой, вокруг которой разве что хороводы не водили.
Из состояния приятной ошарашенности меня вывел… вызов к заместителю директора школы. Кто-то из дежурных педагогов заинтересовался странными перемещениями учащихся, узрел меня, а во мне узрел… нарушителя дисциплины. Пока меня отчитывали и грозили вызовом родителей, примчалась классный руководитель. Ольга Владимировна спокойно выслушала гневный опус в мой адрес, после чего невозмутимо ответила, что напрочь не видит «состава преступления»: я умница, отличница, не имею ни одного нарекания от учителей, иду на медаль, участвую во всех школьных олимпиадах и из очень благополучной семьи.
«Бдительный» зам была вынуждена отпустить меня восвояси, напоследок пригрозив, что будет за мной приглядывать. Я выдохнула и начала привыкать к своему новому статусу в школе — статусу популярной девочки.
А как у вас в школе обстояло дело с популярностью?