На втором курсе института я решила сменить вуз. Мне категорически было неинтересно осваивать экономику и финансы, и я задумала переход в педагогический.
Собственно, я и попала-то в экономический как-то неожиданно для самой себя.
После школы и возвращения «в Союз» перед родителями встала нетривиальная задача — выбор вуза для дочки. Разумеется, меня саму моя дальнейшая судьба интересовала, но без конкретики.
Во-первых, все 10 лет учёбы я только и делала, что кочевала вместе с семьёй из школы в школу и из класса в класс. За это время я сменила 20 (!) школ. И это, например, без учёта поступления в ту же школу, что и год назад, но уже не в класс «Е», а в класс «Г». Так что мои силы и время уходили на адаптацию к учителям, одноклассникам, да и к программе. В те времена вся страна училась по одним и тем же учебникам, но когда в одной школе разбирали материал пятой главы, в другой это вполне могла быть и 10-я, и 15-я. Такие прыжки были привычными для детей военных, но сил и времени отнимали немерено.
Во-вторых, последние два года я проучилась в Германии, а это были совершенно иной образ жизни и круг общения.
В-третьих, в те годы выбор профессий был не особенно велик, да и курсов для выявления профессиональных наклонностей выпускников практически не было. Так что выбор за нас делали родители — исходя из собственных предпочтений, средств и связей.
Мне же на тот момент вообще было всё равно: я только что пережила расставание с первой любовью, а посему рыдала и страдала.
Науки нет без муки
Руководимая железной волей дедушки, в перерыве между рыданиями я умудрилась подтянуть математику у очень сильного репетитора, сдать единственный экзамен и поступить в ленинградский ФИНЭК. Никого из домочадцев при этом не смутило, что такого ярко выраженного гуманитария, как я, по сути запихнули в мир цифр, формул и расчётов.
Первый год учёбы меня практически измотал. Знания давались тяжело, дебютная сессия подчистила все бабулины запасы валерьянки и валокордина. А потом я начала задавать себе вопросы, на которые у меня не было ответов. Я не понимала, в чëм польза от моей будущей специальности — логистика казалась чем-то крайне бесполезным, а маркетинг только зарождался.
То, что работать можно не по специальности, в голову мне тогда не приходило. А предложи мне кто-то нечто подобное, ответ был бы такой: «Так неправильно».
Титаническими усилиями закончив первый курс, уже осенью я начала думать — а что, собственно, делать дальше? Постепенно моя решимость сменить вуз крепла — и это несмотря на отлично сдаваемые сессии и массу полезных контактов. То, что собиралась я предпринять сей манёвр посреди учебного года, меня никоим образом не смущало. Единственное, что внушало беспокойство, — это реакция домочадцев. Но как я рассуждала: я же не просто забираю документы и собираюсь бросить учёбу, я просто меняю вуз, да и сказать можно не сразу, а когда, например, сдам на пятёрки первую на новом месте сессию.
Накануне дня икс я встречалась с Алексом — очередным героем девичьих грёз, а в реальности альфонсом во всех смыслах. При всей своей порочности и избалованности, Алекс по-своему тепло ко мне относился. Я кардинально отличалась от других его знакомых, а моё им детское восхищение было приятным дополнением к той практической пользе, которую Алекс извлекал из нашего знакомства. Кое-как сдав первую сессию (как известно, в это время учатся даже «свои»), Алекс понял, что он либо будет ходить на лекции, либо гарантированно вылетит ещё и из нашего вуза. Тогда он надумал привлечь к своим проблемам меня: мол, какая тут посещаемость — жить-то на что-то надо…
Я же в нашем институте знала если не всех, то почти всех. Очень многие преподаватели относились ко мне настолько по-доброму, что просьбы поставить отметку абитуриенту, которого они и в глаза не видели, воспринимались с пониманием. В итоге ближайшие пару лет зачётка Алекса заполнялась отметками быстрее, нежели даже моя.
Внимательно выслушав мои далеко идущие планы, Алекс задал всего лишь один вопрос: с чего я так уверена, что буду хорошей воспитательницей или учительницей? Запинаясь от волнения, я начала рассказывать, что мне неплохо удаётся ладить с мелкими, просто тут я буду не просто с ними общаться, но и нести в массы «доброе вечное».
Алекс слушал внимательно, не перебивая. Для такого нарцисса, как он, одно это уже было диковинным и непривычным. Ложно истолковав его поведение за внимание ко мне и моим делам, я начала смущаться ещё больше.
Закончив слушать, Алекс задумчиво потёр переносицу, что выдавало в его случае усиленную работу мысли, и спросил: отдаю ли я себе отчёт, что и эта профессия может мне не подойти, потому что одно дело — работать вожатой в дневном лагере, и совсем иное — ходить на работу пять дней в неделю. Да ещё и иметь дело не только с детишками, но и их родителями, которые далеко не всегда бывают справедливыми к окружающим, особенно когда дело касается их любимых чад: «Вспомни, что тебе самой пришлось выдержать в выпускном классе, и какую роль в твоих бедах сыграла мама отличницы-конкурентки».
Вспоминать, как на меня ополчились та самая маменька и наша учительница по литературе лишь из-за того, что я отказалась быть их трамплином к золотой медали другой ученицы, я категорически не желала. Но Алекс был прав, и повторение той или иной конфликтной ситуации на ниве школьного образования вполне было очевидно. Были у него и другие доводы. В общем, я не то чтобы передумала, но документы забирать не стала.
Дальнейшая жизнь показала правоту моего странного друга. Одно дело — общаться с ребятами на равных, совсем иное — уметь соблюсти баланс дружелюбия и взрослой строгости. Да и моё обострённое чувство справедливости, вплоть до открытого конфликта, в системе образования вряд ли приемлемо.
Так что я осталась, и это пошло мне на пользу.
Что касается Алекса, то долгие годы я была благодарна ему за мудрый совет. Лишь недавно в голову пришла мысль, что, отговаривая меня, он спасал себя: без моих контактов он вылетел бы с треском, а так он кое-как, но всё же смог окончить институт.
«Амели»
Помните этот странный тягучий французский фильм про девушку с чёлкой и постоянной улыбкой? Выросшая без друзей и компании сверстников, она умеет радоваться мелочам, даже пуская «блинчики» по воде или же надламывая чайной ложечкой крем-брюле.
Однажды Амели на несколько минут делает счастливым взрослого мужчину: она возвращает ему содержимое детского тайника — случайно найденную коробку с оловянными солдатиками, стеклянными шариками и прочими детскими сокровищами. Всё это принадлежало неизвестному мальчику, жившему когда-то в её квартире. После этого Амели начинает массово причинять добро, вмешиваясь без спроса в жизнь незнакомых людей.
Прямо скажу: фильм восторга у меня не вызвал, более того, я и до конца-то его досмотреть не смогла. Вроде как фильм о любви, о жизни, о стремлении человека бескорыстно делать добро людям и дарить им светлую частичку своей души. Но с другой стороны: кто дал этой одинокой, не научившейся общаться с людьми девочке, играться в Бога? Право манипулировать чужими жизнями — не просчитывая последствия и не имея порядка в собственной голове?..
Но вот однажды ко мне обратился редактор одного из глянцевых журналов с предложением сняться для их очерка о жизни «а-ля Амели» в Петербурге. Свой выбор она объяснила, что я внешне весьма похожа на юную француженку, и им очень подходит моя подвижная мимика. Высмотрели они меня на какой-то презентации, которые я тогда регулярно посещала.
Признаюсь: тогда, в незапамятные времена работы в банке, я мечтала о карьере на телевидении, не делая, правда, ни шага в сторону достижения мечты. С одной стороны, времени не было — тогда я уже работала по 15 часов, с другой — и это было решающим фактором — не хватало уверенности, что я обладаю теми данными, которые необходимы для этой сферы деятельности.
А тут мечта сама пришла ко мне! Единственное, что было необходимо, — это в назначенный день подъехать в фотосалон по указанному адресу. А, вот ещё: надлежало нарядиться в клетчатый костюмчик и сделать укладку с прямой чёлкой — как у Амели.
Я была в восторге. Мысленно перебрала все имеющиеся в наличии клетчатые костюмчики, а заодно подумала, что надо бы заранее попить валерьянки — чтобы не волноваться во время съёмок. Но по мере приближения дня икс я начала не на шутку нервничать — не понимала, как мне отпроситься с работы.
Напомню: я тогда работала в подразделении «дамы-дьявола». Помните книгу и фильм «Дьявол носит Prada»? Обе Миранды Пристли — просто девочки с бантиками и наивным характером по сравнению с моей начальницей. К тому моменту она уже придумала себе врага в моём лице и не упускала ни малейшего повода, чтобы сделать мне какую-нибудь гадость.
Поэтому о том, чтобы попросту отпроситься на несколько часов или же взять отгул, речь в принципе не шла. В точности как в сказке о Золушке, когда злая мачеха в ответ на её просьбу разрешила той посетить бал после пары десятков указаний, вплоть до посадки 40 розовых кустов и «пока не подрастут, поливай дорожки тут». Был ещё вариант сказаться больной, но это означало уйти как минимум на неделю. Позволить же себе столь длительное отсутствие я в тот момент себе не могла: вернулась после сильно затратного отпуска, да и работу мою никто другой не сделал бы.
Надо ли говорить, что, помучившись, я отказалась от участия в съёмках?.. Признаюсь: месяца два после этого чувствовала себя крайне подавленной, считая то бесхарактерной, то загнанной в угол.
Могли ли съёмки кардинально изменить мою жизнь? Тогда мне казалось, что да. В моём воображении я уже была не скромной банковской служащей, а без пяти минут фотомоделью: почему-то я была уверена, что за «историей Амели» последуют и другие. Привыкшая всё делать «на пять», я была убеждена в блестящем результате съёмок.
Но вот смелости, чтобы сделать по-своему — при очевидной своей правоте — я тогда не нашла. Это удивительно, особенно если вспомнить моё «самоуправство» в других аналогичных ситуациях.
Пострадав, я нашла из ситуации выход, послав куда подальше и даму-дьявола, и её потогонную систему работы. Не скрою — мне до сих пор греет душу, что пару лет спустя от её услуг банк отказался. Уж больно всем надоели и она, и её выходки.
Такое вот «рассказы о Маугли»…