Слобо Лютый: о пользе времени
Это Довлатову хорошо было, когда его в очередной раз выпирали на улицу: «…и остался я без работы». Ну да, остался — пошёл на другую. В редакции заводской многотиражки, помнится, ещё и над редактором подшутил — для связи дал ему случайно осевший в памяти телефон прачечной. Потом в Таллинн смотался, там работал. Неплохо, говорят, работал. И шутил всячески.
Что-что, а вопрос с занятостью был в те времена решён и даже слишком хорошо решён: не работаешь — сядешь. В современной России сейчас всё немного по-другому. Сесть можно и тогда, когда работаешь. В той же прессе, например: сказал, написал что-нибудь не то, что не шибко нравится лоснящемуся боссу, политику, епископу, близкому к этому политику или ещё кому сегодня влиятельному — будь готов. Либо к улице, как Довлатов, либо к не то чтобы добровольной изоляции от общества. И касается это не только России-матушки. Впрочем, я не о политике. И даже не о геополитике.
Получилось так, что и говорил, и писал я много всего такого, что универсально и пагубно подходило к объявлению моей персоны самой что ни на есть non grata. Наивно (в таком-то возрасте!) не разделял веру в безошибочность начальственных решений. Преступно неосмотрительно делился мыслями (и даже писал!) о небожественном происхождении президентов. Еретически подвергал сомнению высоко- и просто преосвященное право распоряжаться чужой собственностью и судьбой. Обложил на планёрке некрасивыми словами нового редактора. Ездил в Эфиопию, Питер и Приштину. А это даже хуже.
…«И остался я без работы». Правда, пригрозили: «Помимо «волчьего билета» у вас может и справка о судимости появиться — если надо, обеспечим. Так что соглашайтесь. Таким только в сторожах и место». Смягчившись, видимо, моим молчанием, перешли на немного извиняющийся даже тон: «Пойми, сейчас время такое. Мягше надо быть. И гибше». — «Прогибаться, что ли? — спрашиваю. — «До свидания!»
Поскольку свиданий мне уж никак не хотелось, расставание скорбным не было. Причём, кажется, обоюдно. Поначалу, конечно, очень хотелось вести борьбу за справедливость и обеспечить справками о судимости всех — и лоснящихся боссов, и политиков с епископами, и даже обруганного нового редактора. Потом, разговорившись с одним умным и добрым человеком, также получившим «волчий билет», пришли с ним к выводу: если уж честно да за справедливость, то не дай Бог она восторжествует не только по отношению к обидчикам, но и к нам, любимым.
«Что, думаешь, мы с тобой такие все из себя безгрешные, что ли? — говорит. – Я тут подумал, повспоминал – если я да за свои подвиги получу ту самую справедливость, то сильно мне не поздоровится. Не в смысле закона там, того-сего, а в смысле именно что справедливости. Советовать тебе не могу, но поразмыслить прошу – чего тебе больше надо: чтобы обидчикам было плохо или чтобы самому из проруби выбраться? А то болтаешься тут, как это самое».
Хорошо мы с ним поговорили тогда. Он, кстати, епископ. И такие бывают. Так или иначе, я решил сильно за торжество справедливости не бодаться — слишком это дело субъективное. А решил я пойти в сторожа. В деревеньку какую, в слободку. Друзья и прозвище тут же выдали: Слободан Лютый. Это из-за стремления к справедливости, я так понимаю.
В игру вступает кот Полканъ
Каким чудом это случилось, но именно в деревеньку, в слободку-то и требовался сторож, а заодно рабочий и истопник. На фоне нынешней безработицы, когда не только журналисты, но и умные люди почитают за счастье тихо и спокойно сидеть себе в сторожах, обходить дозором свои владенья, поправлять забор, работать на имеющемся огороде, рубить дрова, топить печь, присматривать за техникой и т.д. и т.п., всё это действительно выглядело чудом. Впрочем, таковым оно и являлось. В довесок к чуду полагался велосипед и, соответственно, похудание: всё лучше ехать своим ходом по лесной дороге и бесплатно худеть, чем трястись в автобусе, заплывшим взглядом озирая окрестности. Более гуманитарным довеском стал кот Полканъ, местный старожилъ самаго изящнаго воспитанiя: во-первых, он не попрошайничал, а спокойно и с достоинством брал принесённую сердобольными сторожами и рабочими снедь; во-вторых, он умел гавкать, чем снискал к себе уважение у всех собак в округе; в-третьих, ровно в пять утра он будил заснувшего истопника и никому его не выдавал, что, согласитесь, достойно всяческого восхищения.
Закрытие границ прошло категорически безболезненно: когда ухаживаешь за огородом с картошкой, помидорами и всем прочим, наблюдаешь, как подрастают посаженные тобой дубки, попадаешь в совершенно другое временное измерение и живеёшь уже не истерично-суматошными визгами СМИ по разные стороны границы (кстати, визжат они абсолютно одинаково — одну школу заканчивали, что ли?), а именно — спокойствием. Без паники: всё будет хорошо.
Это спокойное время имело своим результатом ещё и странное чувство: вдруг исчезло всяческое желание мести тем, кто выписывал тебе тот самый «волчий билет». Несколько месяцев назад наткнулся на потерявшего работу того самого главного редактора — сгорбился, согнулся, взгляд поднять не может. Куда делся весь этот лоск. Униженно и под «да ладно, давай забудем всё, мы же свои» просил похлопотать насчёт места разнорабочего. Потом узнал, что посадили бывших начальников. Выяснилось, что не всё так ладно и у высоко- и просто преосвященств — кого-то и вовсе сана лишили, а кого-то готовятся. Казалось бы, вот она, справедливость — танцуй и пой. Торжествуй на лощёных костях. А неохота, слушайте. Не лень, нет — просто не хочется. Дубки с котом Полканомъ важнее оказались. И даже жалость к бывшим недругам появилась — какая уж тут справедливость, спрашивается. Но на сердце почему-то легко вопреки любой логике.
Хорошая штука — время. Многое лечит. Если, конечно, правильно им пользоваться. И в слободку к нам заглядывайте. Границы всё равно откроют. Это мне кот Полканъ по секрету сказал. На него можно положиться.
Мнения из рубрики «Народный трибун» могут не совпадать с позицией редакции. Tribuna.ee не несёт ответственности за достоверность изложенных в статье фактов. Если вы имеете альтернативную точку зрения, то мы будем рады её также опубликовать.