Есть понятие, которое не подчиняется ни законам, ни указам, ни силе — это моральная легитимность власти. Она возникает только там, где граждане могут влиять на судьбу своей страны. И наоборот: лишая людей политических прав и права голоса, власть сама отрезает корни, на которых держится. История доказывает это так же убедительно, как любой философский трактат.
Зло, совершённое против участия граждан в управлении, неизменно возвращается к инициаторам — по закону бумеранга, который действует в политике не менее строго, чем в жизни человека. Государство может сохранять институты, символы, риторику, но лишившись связи с народом, оно теряет то, что отличает власть от произвола: моральное право требовать подчинения.
Такие классики политической мысли, как Джон Локк, Жан-Жак Руссо, Шарль Луи Монтескьё и другие, подчёркивали: государство существует благодаря общественному договору. Конечно, этот договор не оформляется на бумаге, но он реально действует. Его суть проста: граждане передают часть своей свободы государству, а взамен получают защиту, возможность участвовать в управлении и представительство своих интересов.
Когда же власть в одностороннем порядке отзывает у людей политические права и лишает их права голоса, то договор рвётся, он перестаёт существовать. Власть сохраняет юридическую возможность штрафовать, судить, ограничивать свободу, но теряет моральное основание делать это. С точки зрения нравственности, человек не обязан повиноваться тем, кого он не мог назначить, сменить или хотя бы контролировать.
История даёт красноречивые примеры того, как лишение политических прав разрушает моральную легитимность власти и приводит к кризисам, нередко — катастрофическим.
Так, например, французская монархия сохраняла всю внешнюю пышность, но её политическая система исключала подавляющее большинство граждан из участия в управлении. Закрытость власти, невозможность изменить её законным путём и сознательное пренебрежение общественным запросом на реформы привели к тому, что в 1789 году власть оказалась морально обнулённой. Революция стала не просто актом протеста — она стала следствием полной утраты легитимности.
Или возьмём другой пример. До 1905 года в России не существовало даже зачатков парламентаризма. После революции и появления Государственной Думы любые попытки создать представительный орган постоянно подавлялись, распускались и жёстко ограничивались. Лозунг «Мы не подданные — мы граждане» отражал растущее чувство несправедливости: люди выполняли свои обязанности, но не имели права участвовать в управлении страной.
В результате накапливалось отчуждение и недовольство, которое в конце концов вылилось в революцию 1917 года. Именно моральная несостоятельность старой власти — неспособность быть справедливой и услышанной — стала ключевым фактором краха империи.
Законы, принятые без гарантий прав и свобод человека, не являются справедливыми.
Что означает несправедливый закон?
Несправедливый закон — это закон, который по своей сути противоречит принципам морали, равенства и достоинства человека, даже если он формально принят государством и выполняется на практике. Проще говоря: это закон, который «правилен» по букве, но неправ по духу.
Режим апартеида в Африке долгие годы формально опирался на законы, суды, полицию. Но большинство населения было лишено политических прав. В результате любые меры принуждения — даже опирающиеся на «закон» — воспринимались как несправедливость и легитимности не имели. Давление внутри страны и международная изоляция сделали систему нежизнеспособной. Режим апартеида рухнул, так как он был лишён моральной легитимности. Большинство населения Южной Африки было лишено политических прав, гражданских свобод и человеческого достоинства. Такой порядок мог держаться лишь на силе и страхе, но не на признании.
Закон, который разделяет людей по национальности, языку, расе, не может быть признан справедливым, а власть, использующая такой закон, не может быть морально легитимной.
Советская система долгие годы сохраняла видимость участия граждан через «всеобщее голосование», но отсутствие конкуренции, неподотчётность власти и невозможность её сменить привели к постепенной утрате доверия. К 1980-м годам государство стало восприниматься как нечто внешнее, неуправляемое и чужое своему же народу — именно поэтому оно разрушилось столь быстро: моральный фундамент уже отсутствовал.
Мало кто верил и доверял руководящей и направляющей силе советского государства — КПСС. Уже в конце 1970–1980-х партийная риторика утратила способность убеждать: лозунги повторялись механически, обещания не реализовывались, а реальная жизнь всё сильнее расходилась с официальными заявлениями.
Граждане СССР видели, что партия обещает изобилие — но полки пустеют, говорит о свободе — но преследует инакомыслие, утверждает о «власти трудящихся» — но сама не подотчётна этим трудящимся, провозглашает равенство — но создаёт закрытую касту номенклатуры и т. д.
Когда слова перестают совпадать с реальностью, доверие исчезает само собой. КПСС давно потеряла способность быть моральным авторитетом, но ещё продолжала удерживать власть инерцией и аппаратной дисциплиной. В итоге стратегия замалчивания проблем и искусственного оптимизма обернулась обратным эффектом: люди перестали верить не только в партию, но и в возможность её реформировать. К моменту перестройки ситуация была очевидной: партия сохраняла власть формально, но фактически уже не управляла сердцами и умами.
Неправильно обвинять только М. Горбачёва или Б. Ельцина, а тем более — США или страны Запада, в распаде СССР. Основания кризиса были заложены задолго до перестройки, и никакие внешние силы не смогли бы разрушить государство, если бы оно обладало внутренней устойчивостью и доверием граждан.
Ключевой причиной распада стало глубокое и длительное отсутствие доверия — то самое недоверие, которое накапливалось десятилетиями разрыва между пропагандой и реальной жизнью. КПСС фактически утратила способность быть моральным ориентиром: её лозунги звучали всё громче, а вера в их искренность — всё слабее. Люди перестали воспринимать партию как политическую силу, способную вести страну вперёд.
Когда государство живёт на инерции, а идеология перестаёт убеждать, никакая политическая реформа не может стать успешной: система оказывается внутренне пустой.
Именно это обескровливание доверия — а не действия отдельных личностей или внешних игроков — стало одной из ключевых причин стремительного и, казалось бы, внезапного крушения советской системы.
Обязанности без прав — это не гражданство, а зависимость. Власть часто апеллирует к обязанностям граждан — соблюдать законы, платить налоги, выполнять нормативы. Но система, в которой люди сохраняют обязанности, но лишены сопоставимых прав, противоречит базовому принципу справедливости.
Там, где у человека нет голоса, у власти нет морального права наказания. Принуждение может работать месяц, год, десятилетие — но не бесконечно. Рано или поздно люди перестают видеть государство как своё. А государство, утратившее доверие, оказывается не властителем, а лишь администратором, боящимся собственного народа.
Нередко люди, недовольные сегодняшними условиями жизни, обвиняют в этом демократию. Но при этом они не задумываются: что вообще остаётся от демократии, если у граждан нет даже элементарных политических прав и возможности реального выбора?
Демократия — это не просто набор процедур. Это система структурного доверия между государством и гражданами. Не следует забывать, что субъектом демократии является народ, а не власть чиновников и политиков. Чиновники — это всего лишь наёмные работники, а политики — слуги народа.
Республика — не формальная форма правления, а сложный механизм взаимной ответственности власти, граждан и общества.
Если выборы фальсифицированы и не дают настоящего выбора, а участие народа в политической жизни заблокировано цензами, если власть неподотчётна и несменяема, то такое государство может называть себя как угодно, но по сути оно не является ни демократией, ни республикой. Оно превращается в систему, где власть существует отдельно от народа, а народ — отдельно от власти.
История показывает, что такие системы неизбежно оказываются временными. Когда власть исключает людей из политики, она создаёт собственную уязвимость. Отчуждение граждан неизбежно перерастает в открытое или скрытое, индивидуальное или массовое сопротивление.