К тому же это, как в поезде: случайный попутчик, неожиданный всплеск откровенности — простая потребность выговориться, а затем попрощаться, чтобы почти наверняка больше уже никогда не встретиться. И поэтому наш разговор здесь выглядел совсем иначе, чем если бы он происходил где-то вне этих стен — там, где привычный повседневный бытовой абсурд и отсутствие эмпатии обесцвечивают наши отношения, делают их более примитивно-прагматичными, а нас самих — более равнодушными.
«Мы пришли вас освобождать»
Собственно, с медицинской темы разговор и завязался. После очередного визита медсестры и санитарки, которые произвели все положенные на данный момент манипуляции с самим пациентом и с его койко-местом, произнесли все положенные наставления и пожелания, с чем и удалились, мой сосед как-то грустно вздохнул и произнёс, ни к кому специально не обращаясь: «Да, у нас в больницах такого ухода не получишь!..»
Ожидаемо для такого случая прозвучал мой вопрос: «А вы сами откуда?» Ни к чему не обязывающая, просто вежливая — как поддержание диалога — реплика эта вызвала реакцию в темпе крещендо. Первая фраза — тоже вроде бы обычное уточнение: вопрос — ответ. Хотя уже в ней содержалась не акцентируемая, а так — по факту — интрига: «Из Украины». А дальше, слово за слово — как прорвало человека…
… — Они пришли в наше село четвёртого марта. Несколько русских ребят в камуфляже, эти повыше ростом, а с ними ещё человек десять-пятнадцать малорослых, раскосых — то ли буряты, то ли якуты, не разобрать. Мы стоим на улице — смотрим… Один из русских хлопцев, тот, что самый высокий (наверное, и по званию тоже), нам всем говорит: «Вы давайте — двигайте отсюда, вам тут делать нечего. Валите, валите, и как можно дальше. А нам тут с вами некогда возиться, надо баррикады строить…»
Я говорю: «Ребята, а вы зачем сюда приехали?» А он мне: «Чтобы вас, батя, освобождать от укронацистов!»…
«Где ж ты их здесь видел?» — спрашиваю.
«Где надо, там и видел! — озлился он. — А ты, батя, поменьше разговаривай. Сказано тебе: двигай. От греха!»
«Такой вот диалог…», — подводит итог мой собеседник.
Мы сидим на соседних койках, в палате горит яркий свет; за окном бледное прибалтийское солнце, введённое в заблуждение часовым циферблатом, привычно-безнадёжно пытается пробиться сквозь сумерки в виде мокрого снега и утвердить примат полдня.
Так же привычно булькают старинные чугунные отопительные батареи-гармошки, успешно выполняя задачу насытить теплом помещения больницы, строившейся в щедрые на дешёвое топливо годы, с потолками под три с половиной метра…
В его словах не чувствуются раздражение или обида, в них нет гнева, отчаяния, ненависти. Хотя, наверное, все эти чувства он испытывает, но где-то глубоко в сердце, которое и подвело, наконец, отправив его днём 31 декабря, вместо праздничного застолья, — на больничную койку.
А осталось в его словах и движениях одно какое-то неизбывное детски наивное изумление: он всю жизнь видел своими глазами и точно знал, что колесо — круглое, поэтому и катится, но как будто пришли невесть откуда добрые люди-защитники и убедили его, что колесо должно быть квадратным. А всё, что он до этого знал и думал, есть ложь и враньё, и кто так думает — тот враг. Теперь надо думать так, как они ему сказали, или пусть пеняет на себя.
А зачем телевизор без генератора?
Это был первый мой опыт такого — прямого и непосредственного — общения с украинским беженцем. Не в чьей-то интерпретации с чьих-то слов, не на экране телевизора или мониторе компьютера, не по радио и не с газетной страницы. Вживую, глаза в глаза, с расстояния в пару метров.
Он мой ровесник. Мы жили когда-то в одной стране, потом наши страны разошлись. Но ни он мне, ни я ему не мешали, и никто никому ничего не был должен: ну, разошлись и разошлись — с кем не бывает…
…Идёт абсолютно простой, отнюдь не мировоззренческий разговор; обыденный вплоть до привычно узнаваемых бытовых мелочей, можно даже сказать — скучновато-рутинный. И от этой рутинности он кажется ещё более странным, нелепым до абсурда, каким-то нереальным, как в затянувшемся липком ночном кошмаре. Так бывает, когда снятся бредовые видения, но в отличие от бреда болезни, здесь ты всё осознаёшь, только ничего не можешь изменить. Ты ставишь ногу вроде бы на землю, а под нею вдруг оказывается чешуйчатая шкура какого-то монстра. Ты пытаешься убежать, но твои ноги находятся где-то вдалеке…
…— Ближе к вечеру этот рослый парень пришёл, попросил ведро. А потом пришли другие ребята — тоже русские; уже без спросу взяли телевизор. Я недавно генератор купил — совсем новенький, только успел бензин в него залить — двадцать литров, так взяли и генератор. Ну, правильно: без тока телевизор же не будет работать, а в сети тока нет — станцию-то они же и разбомбили…
И опять за всеми его словами — не обида, не страх или ненависть, а всё то же тихое изумление. Ну, как это? Мы тут жили, занимались своими делами, налаживали, как могли, каждый — своё хозяйство, а вдруг пришли чужие и всё побрали?! Просто так…
— Останавливают на улице первую попавшуюся машину, всем велят вытряхиваться, а потом на этой же машине подъезжают к чужим домам и грузят в чужие «Жигули» чужие сковородки, миксеры, микроволновки, кофеварки. Короче, всякое барахло… У них дома, что ли, такого нету?
…Я молчу в ответ. А что тут ответишь?
— Знаете, сын незадолго до войны купил несколько кубов газобетона — дом хотели перестроить, так для утепления… Лежали блоки на заднем дворе. Солдаты увидели — потащили на улицу. Я спрашиваю: «А куда вам это?» Говорят, чтобы баррикады строить. Я говорю, это же газобетон, он хрупкий, какие баррикады!.. Они тогда давай по нему из автоматов палить. Часа полтора с разных точек палили, всё в крошку…
…После этого ничего иного не оставалось, как, не дожидаясь, пока очередь дойдёт до них самих, пуститься в путь. Проще говоря — бежать из родного дома.
Полынью пахнет хлеб чужой…
— А Эстонии — низкий поклон! Столько народу приютила!.. Поселили нас на корабле. Жить можно: удобные кровати, свой туалет с душем в каюте; кормят — у нас так ни в одном ресторане не накормят! Правда, предупредили: надо подыскивать жильё, уже мест на всех не хватает. Да это и понятно: Эстония — маленькая страна, её жители делятся чем могут, но надо и честь знать. Мы тут с женой подыскали квартиру, сорок километров от Таллинна, но ближе — не укупишь, я уж про сам Таллинн и не говорю. Вот со здоровьем разберусь, и будем переезжать…
— А как вы в своих краях жили?
— Да справно жили. Я на пенсию вышел — занялся разведением бройлеров. С птицефабрики в начале сезона цыплят беру, к осени — тридцать-сорок мясистых кур. Морозилку забил тушками — на зиму вся семья мясом обеспечена. Ну, огород, само собой, то, сё…
— А пенсии хватало?
— Да как сказать… Когда собрался выходить, мне такие гроши насчитали — хоть плачь, хоть смейся. Я ж на железной дороге работал, в моём подчинении было несколько сот человек, должность ответственная. А пенсию дали, если в пересчёте, семьдесят евро! Знающие люди подсказали — иди в суд. Ну, мы вдвоём ещё с одним пострадавшим подали иск, у него такая же история случилась. Ничего, отсудили порядочную сумму. Так что со своими проблемами сами вполне управлялись, никого о защите не просили!..
…Я умышленно не называю имён, географических и иных названий. Если кто-то решит, что я всё выдумал, — пусть так и думает. Хотя выдумать можно было и круче, Бог фантазией не обидел.
Описанная судьба — типична для беженцев. У кого-то труднее, у другого полегче, но суть одна: людей согнали с родных мест, лишили всего, что было ими заработано, что было им дорого. Выгнали из дома…
Зачем?! На этот вопрос ответа нет, и не может быть, потому что такого просто быть — не может.
…Вроде бы вменяемый на вид солидный мужик, с интеллигентной вроде бы внешностью, возглавляющий внешнеполитическое ведомство великой вроде бы державы, на голубом глазу (или какого там они у него цвета) говорит, что его страна готова к мирным переговорам, но при единственном неизменном условии. А именно: аннексированные ею в ходе боевых действий (проще говоря, оккупированные) четыре административные единицы являются неотъемлемой частью Российской Федерации.
Это что? Это даже не бред. Это вообще «кино и немцы». Строго говоря, в подобной ситуации следует просто проснуться. Но это не сон.
Маразм крепчает…
Мнения из рубрики «Народный трибун» могут не совпадать с позицией редакции. Tribuna.ee не несёт ответственности за достоверность изложенных в статье фактов. Если вы имеете альтернативную точку зрения, то мы будем рады её также опубликовать.
Читайте по теме:
Украинских беженцев просят перезимовать на чужбине
Кураев: Победить для России ещё хуже, чем признать свою военную неудачу
Покупку и ремонт квартир для украинских беженцев поддержат 5 миллионами евро