Подведены первые итоги эстонизации русских школ. Большинство четвероклассников не выучили ни эстонский язык, ни преподаваемые на нём предметы. Собственно, здесь больше удивляет даже не сам факт, а то, что его перестали скрывать. Обычно использовались хитрые манипуляции: когда для обучения на эстонском языке или «погружения» отбирали самых одарённых детей, а потом говорили, что обучение на эстонском волшебным образом улучшает усвоение предметов. Или ещё один железобетонный аргумент: «Эстонские школы показывают результаты лучше, чем русские, значит, если русские школы перевести на эстонский язык обучения, то и в них будут такие же результаты, как в эстонских». Реальность оказалась совсем другой.
И ведь всё заранее было понятно. Ещё десять лет назад были проведены исследования «Иноязычный ребёнок в эстонской школе», которые показали, что при обучении на неродном языке одарённые дети показывают средние результаты, дети со средней одарённостью – низкие. Осиновский, будучи в 2014 году министром науки и образования, провёл опрос в русских школах, который показал, что перевод предметов на эстонский язык ухудшает знание предмета без улучшения знаний эстонского языка. Так какое тут увеличение конкурентоспособности, о которой так много говорят? Впрочем, Кая Каллас уже проговорилась, что ликвидация русского образования – это вопрос безопасности. Конкуренция получается уже дело десятое. Просто русские дети угрожают безопасности Эстонии.
Что за страна такая, что её безопасности угрожают дети от двух до десяти лет? А ещё ей угрожают монахини Пюхтицкого монастыря, правозащитник, который писал критические статьи о правительстве с аудиторией в сто человек, и женщина, написавшая книгу, которую в Эстонии никто в руках не держал.
Возникает закономерный вопрос: зачем всё это делается? Чем обосновано издевательство над русскоязычными детьми и их родителями? Это месть за «оккупацию/депортацию»? Коллективная вина за события, участники которых давно умерли? Но самая логичная версия – это просто создание нечестной конкуренции между титульным населением и национальными меньшинствами. На момент приобретения независимости Эстонии «государственный пирог» был распределён пропорционально этническому составу населения. Если русскоязычных в Эстонии было 40%, то и среди чиновников русских было не менее 30%. Но потом пошла расчистка площадки, и в итоге среди госчиновников только 3% неэстонцев. У эстонцев выше уровень дохода, уровень образования, меньше процент безработных и больше процент топ-менеджеров.
Этот успех достигнут, в том числе, и с помощью искусственного понижения уровня образования среди русскоязычных детей. Если в 90-е уровень успеваемости среди русских школьников был выше, чем среди эстонских, то за 30 лет, благодаря манипуляциям по переводу предметов в русских школах на эстонский язык, эстонцы догнали и перегнали. Сейчас же, когда уже в 4-м классе всё было тотально переведено на эстонский язык, произошёл настоящий обвал. Большинство детей просто пропустили четвертый класс. Год прошёл, а знаний нет. Значит, ожидаем, что лет через пять-десять социальный уровень русских станет ещё ниже. Тут уже хотя бы основную школу окончить. Русские, благодаря последовательной и целенаправленной политике «Эстония для эстонцев!», в перспективе рискуют занять самую низкую социальную нишу. Русский – значит бедный, малообразованный, работающий на низкоквалифицированной должности.
Подведём итог. Эстонизация русского образования имеет целью не увеличение конкурентоспособности русских детей, а, наоборот, сведение её к нулю, чтобы максимально снизить возможность конкуренции между русскоязычными и эстонцами. И, судя по результатам, она вовсе не провалилась, а, наоборот, удалась. Именно так она и задумывалась авторами.