За прекрасной Турандот
— Александр Николаевич, разрешите поприветствовать вас на эстонской земле! Очень приятно, что вы снова здесь будете играть для ваших почитателей и не только в столице, про Нарву, русскоязычный регион, вы тоже помните.
— Ни про Эстонию, ни про Нарву мы и не забываем. Если бы воля моя и актеров, мы бы приезжали сюда чаще, могли бы охватить больше мест в Эстонии, в Прибалтике, время для этого у нас есть. Но понятно и то, что зрители в одних и тех же городах не будут ежемесячно ходить на наши выступления, им ведь нужно и финансово потратиться.
— Тем не менее, в Эстонии вы — нередкий гость, вас тут любят и ждут, что подтверждают неизменно полные залы. А чем кроме общения с публикой вам помнится наша страна?
— Давно, еще в советское время, Эстония произвела на меня сильное впечатление, когда в Таллинн ездили как в свою заграницу. Ведь с той железной занавеской Запад был почти недоступен. А в Эстонию приехать было можно, посидеть в кафешках, таких европейских, они и сейчас такими в Таллинне остались, попробовать «Вана Таллинн». Прельщала Эстония многих и мои друзья студенческих лет частенько проводили здесь выходные или каникулы, а у меня, признаться, средств, чтобы приехать сюда и просто погулять, не было, потому мои поездки в Таллинн совмещались с делом — с гастролями, например.
— Раз уж мы с вами пустились в приятные воспоминания, скажите, в вашем детстве такой прибор как телевизор, который впоследствии и дал вам широкую известность, у вас дома был?
— Был. Хотя в то время он являлся редкостью из-за дороговизны. Но мой папа был достаточно обеспеченным человеком, профессиональным военным, дослужился до полковника, телевизор он мог себе позволить. Года три-четыре мне было, когда в нашей семье появился телевизор, и я все время, чтобы там ни показывали, заглядывал за него, пытаясь понять, где в нем прячутся эти человечки и куда вставлены картинки, которые транслируются. Я был уверен, что телевизор функционирует как объемные детские книги, которые у меня тоже были — и про Лукоморье и про Золотую рыбку, переворачиваешь страницу, а иллюстрация будто оживает… Вот я все время, пока был включен телевизор, сидел за ним и ждал, когда все, что там показывают, окажется по эту сторону, то есть у нас в комнате, но этого так и не произошло (улыбается).
— Но ведь в актерскую профессию вас привел не телевизор, а, если не ошибаюсь, капризная принцесса Турандот из сказки Гоцци. Вы — москвич, и поход с классом в театр Вахтангова буквально определил ваше профессиональное будущее.
— Да, хотя до «Турандот» я смотрел и «Садко» в Кремлевском дворце, но там театр меня не захватил, а представление в Вахтанговском, великие артисты, которые в нем участвовали — Гриценко, Ульянов, — заворожили…
Главный критерий — интерес публики
— Теперь-то многие знают Александра Балуева и как режиссера. На вашем счету — четыре постановки «ВДВ, или Всем добрый вечер!», «Муж в рассрочку», музыкально-драматический спектакль «Признание», мюзикл «Территория страсти». Вы уже не раз рассказывали, как пришли к режиссуре, свою роль сыграл случай — когда появился материал для сценической постановки, интересной вам, поставить его оказалось некому, пришлось пробовать самому. Тогда же вы и труд продюсера на себя взяли.
— Да, так получилось…
— Интересно, что вы сам одновременно занимаетесь тремя профессиями, которые объединяет общее дело — театральная постановка. Но на пути ее осуществления нередко представители этих трех профессий между собой вступают в естественные творческие противоречия: режиссер задумал героя по-своему, актер этого же самого героя хочет сыграть так, как видит он, продюсер вообще озабочен материальной стороной дела, надо же как-то весь этот замысел окупить… Понимаю, что вы это делаете по наитию, и все же, как вы один справляетесь с тремя в общем-то разными задачами?
— Ну вот сели три умных человека (улыбается), посовещались…
— Не сомневаюсь в том, что все они умны!
— Если серьезно, руководствуюсь общим разумом, который и контролирует этого моего трехглавого дракона — актер, режиссер, продюсер. Театр это или кино, все же режиссер приводит все усилия к единому знаменателю, ему надо и всех остальных участников этого процесса убедить, что именно этот путь и есть правильный. А что касается продюсирования, скажу откровенно, это мое самое слабое звено, и я не собираюсь его специально усиливать, для меня коммерческий успех постановки — не главное. Признаю, что я плохой продюсер, и не кокетничаю, говоря это. По части этой специальности для меня критерий один — интерес публики. Если я что-то сделал или сделаю и это будет никому не нужно, значит, зритель не придет и этого просто не должно существовать, а если постановка живет, живет успешно и не один год, полагаю, она вполне приемлемо спродюсирована.
— Аншлаги и бурные овации на ваших спектаклях в разных городах и странах свидетельствуют о том, что спродюсированы постановки более чем приемлемо. А как вы думаете, актеру легче работается, когда режиссер является выходцем из его же среды? Он ведь понимает сложности актерской профессии, и не теоретически, а потому что сам занимается или когда-то занимался этим.
— Наверное, да. Например, я ту или иную историю, сюжетную линию рассматриваю прежде всего как актер, а уже потом это начинаю доводить до режиссерской реализации. И артисты меня хорошо понимают, поскольку я нахожусь на одной волне с ними и это происходит на всех стадиях постановки. Но бывает, что их актерское понимание расходится с моим.
— Вот как?
— Да, но мы приходим к какому-то соглашению. Прийти к соглашению нужно обязательно. И я нередко принимаю видение актеров, которые работают со мной как с режиссером. Я же многого не знаю, не понимаю, а они открывают мне какие-то вещи, показывают, как бы эту актерскую задачу в конкретной роли решили они. Если актер в своем стремлении интересен и убедителен, почему бы с ним не согласиться? Я соглашаюсь!
Счастье актера — дело случая
— Мне как зрителю кажется, что актерское счастье состоит не только в признании публикой, в признании широком, но еще и в экспериментах, когда для зрителя образ актера не становится замыленным. И вы это актерское счастье испытали и продолжаете пребывать в нем. Разумеется, любой киноман сходу назовет несколько фильмов, где вы сыграли людей военных, но есть в вашей фильмографии и многосерийная комедия Аллы Суриковой «Идеальная пара», ее же нежная и лиричная картина «Вы не оставите меня», где узнать вас очень сложно, трогательные фильмы Веры Глаголевой, совсем разные ваши работы у Грымова — в «Му-Му» и «Трех сестрах». Перечислять роли, где вы не тот Балуев, к которому привыкли многие телезрители, можно без преувеличения долго. А если обратиться к театральным постановкам наших дней, нельзя не сказать о «Территории страсти», где вы поете, о вашем Хозе в необычном спектакле «Кармен. Полиформа» режиссера Максима Диденко и продюсера Павла Каплевича, который прошлой весной взбудоражил театральную Москву…
— Мне везет! В актерском деле случай — важный компонент. Но это с одной стороны, а с другой я и сам ставлю себе задачу — не повторяться. Не просто костюмчики менять и в них появляться на экране или на сцене, а не повторяться в образах, в характерах. При этом и режиссеры и продюсеры как можно дольше используют твой экранный имидж, который когда-то ими же и был создан, потому не повторяться уж совсем просто невозможно, но возможно делать это реже. Был у меня момент, когда я зарекся играть военных, но Вера Глаголева, о ней и вы вспомнили, Царствия ей небесного, в тот же период предложила главную роль в фильме «Одна война», а я говорил ей, что не хочу это играть, снова военный… И мы с ней делали все, чтобы по нему, по моему герою, как можно меньше была видна его явная принадлежность к этой касте.
— А актерам, которые заняты в ваших постановках, вы позволяете творческие эксперименты?
— Я только «за»! Со своей колокольни я вижу, что для актера такие эксперименты правильны и поддерживаю, чтобы все актеры так существовали — не повторяясь.
Ответ зрителя
— В свой нынешний приезд в Эстонии и в Латвии вы представляли зрителю спектакль «Муж в рассрочку» по пьесе Михаила Задорнова «Последняя попытка». Ей уже лет тридцать, произведение экранизировалось, не раз ставилось на сцене, а чем как режиссера оно вас привлекло?
— В легком комедийном состоянии и в кино и на театре меня можно наблюдать реже, чем в других состояниях. Вы назвали Сурикову, с ней комедийные роли у меня когда-то состоялись, но и мне самому захотелось к комедийному образу еще раз себя толкнуть. К тому же в этой пьесе — хорошие тексты, над ними можно посмеяться, но не посмеяться ради посмеяться, они глубоко осмыслены автором.
— Конечно, Задорнов — мастер в этом деле…
— Да, потому я и взял его произведение. Сыграло в пользу этой пьесы и то, что она написана на русском, мы ее играем на языке оригинала, что для сценической постановки немаловажно.
— У вас насыщенный гастрольный график. География мест, где вас ждут со спектаклями, обширна, а если добавить необходимость ездить и летать на киносъемки, которые тоже проходят в совершенно разных местах, ощущение, что вы всегда в дороге. И ехать нужно в любую погоду, в любое время суток и не всегда этот путь комфортен. А ощущаете, что сотни и даже тысячи километров вы всякий раз преодолеваете не зря?
— На киноплощадке понять это сложно. Съемочным процессом занимается большая группа людей, ты просто подчиняешься определенным обстоятельствам: в кадр входишь ранним утром или, наоборот, ночью, в зависимости от сценарной задачи, и в каком-нибудь лесу, к примеру, а публики ведь там нет, не на кого «оглядываться», взаимодействие происходит с режиссером или с партнерами по фильму и основывается на доверии — мы вместе пытаемся создать нечто нужное зрителю, что он увидит позже. Играя на сцене, отклик публики и твою ей необходимость, конечно, чувствуешь здесь и сейчас — внимание, тишина, смех, аплодисменты, выражения лиц. В этом смысле театр благодатнее — ответ на свою работу получаешь тут же.
— Пожалуйста, оставьте нашим читателям — жителям Эстонии и всей Прибалтики — пожелание.
— Я желаю мира! И не только прибалтам, а всем нам! Я хочу, чтобы мы все жили в мире, в радости, во взаимопонимании, в любви и доброте!