Борис Тух: A STAR IS BORN!

"А star is born" (родилась звезда) — выражение, говорящее о ситуации, когда новый талант или лидер появляется на сцене и начинает заслуживать широкое признание. Первая показанная на публике работа Kiseljus Teater — "Mann ist Mann" по мотивам пьесы Бертольта Брехта — свидетельствует как минимум, что на небосклоне сценического искусства Эстонии загорелась новая звёздочка. И дай ей Бог светить ярко и долго!

Если быть точным, это не совсем премьера. В начале этого года «Mann ist Mann» был сыгран в пространстве RING Русского театра; это была не входившая в репертуар театра самостоятельная работа режиссера Антона Киселюса с выпускниками Учебной студии театра, которой руководил Артём Гареев и которая блистательно сыграла здесь же, на RINGе, «Скотный двор» по Джорджу Оруэллу — и он стал последним парадом. Нового набора в студию не было. Никто из выпускников двух последних наборов не рассчитывал попасть в труппу театра. Но…

«Тайная группа» выходит в открытое море

Ролан Быков как-то сказал: «Если в театре не существует тайная группа актёров, которая мечтает отколоться и создать свой театр, то у этого театра нет будущего». Роль этой тайной группы и сыграли выпускники студии, возглавляемые Антоном Киселюсом, который и сам 13 лет назад закончил эту студию, а после ГИТИСа ставил спектакли в театрах Эстонии, России, Латвии, Венгрии. (Косвенное свидетельство в пользу того, что у Русского театра Эстонии будущее есть!)

Из постановки по Брехту родился новый театр. Антон Киселюс взял с собой в плавание по бурному морю творческих поисков, побед и (к сожалению, весьма возможных) рифов на пути тех ребят, с которыми работал на RINGе и убедился, что они с ним единомышленники. NB! Единомышленники — это не те, у которых всего одна мысль на всех, а люди, креативно мыслящие в одном направлении во имя общей цели.

Образ моря у меня возник, вероятно, потому, что молодой независимый театр базируется недалеко от морского порта, на улице Лоотси (в переводе: Лоцманская). Именно там состоялось открытие Kiseljus Teater — весёлое и раскованное, с капустником и аукционом шуточных коктейлей (каждый из которых имел привязку к театральному делу). И это не случайно: восемь из 11 артистов работают в барах, которыми густо усыпаны окрестности театра. Может, по этой причине жанр спектакля-кабаре, в котором решён «Mann ist Mann», оказался им очень близок и убедительнейшим образом освоен.

Нет ничего странного, что у артистов есть ещё какая-то другая профессия и что именно она — основной источник пропитания, а театр — это для души, это призвание, и то, что актёры приходят на репетиции после работы, вовсе не освобождает их от обязанности быть профессионалами, не позволять себя поблажек, не впадать в дилетантизм. Скорее, наоборот — стремиться быть лучшими! В США, к примеру, театральное искусство — не один только Бродвей; там во многих городах действуют театры, актёры которых трудятся клерками, пожарными, полицейскими, барменами и кельнерами, работниками бензоколонок — и, между прочим, ставить с ними спектакли приглашают известных режиссёров, и те работают без всяких скидок на сложные предлагаемые обстоятельства.

Первый портом, куда зашёл ведомый своим капитаном и лоцманом Kiseljus Teater, стало театральное здание на улице Сакала, 3. В здешний камерный зал театр перенёс постановку «Mann ist Mann». И это не стало простым перемещением в пространстве!

В этом здании раньше работал незабвенный театр NO99 — первый авангардистский театр в Эстонии. Так что вполне авангардному по своей стилистике «Mann ist Mann» здесь — самое подходящее место.

Для этого зала заново сделали декорацию. Выход на иное, заметно более просторное и имеющее иную конфигурацию пространство, естественно, потребовал скорректировать и изменить мизансцены. Но не только поэтому изменился спектакль. Опыт и время внесли свои коррективы.

Сцена из спектакля «Mann ist Mann». Фото: Ника Федорчук

 

Кабаре «Брехт»

Актёры: Валерий Баженов, Павел Корнышев, Иван Мысягин, Михаил Пащук, София Стрёмберг, Нина Загвоздкина, Полина Крючкова, София Михалёва, Катрин Селюгина, Стелла Фришман — за то время, что прошло с январской премьеры, стали свободнее и умелее; они и раньше прекрасно двигались и пели, а теперь, на просторной площадке, где не надо думать о том, что вот-вот наткнёшься на партнёра, выглядят окрылёнными, обрели поразительную лёгкость и смелость. Мастерства прибавилось — и это первая причина того, что постановка изменилась. Но она не просто стала чётче и выдержаннее по темпоритмам, сместились акценты — и чуть иным стал жанр. Раньше он балансировал между театральным представлением и кабаре, теперь заметно сдвинулся в сторону кабаре, шоу, в котором каждый номер самоценен; связывающий их воедино сюжет стал более размытым, в какие-то моменты кажется, что он вообще оттеснён куда-то на периферию зрелища, нужен только для того, чтобы сохранять авторскую мысль и время от времени всё-таки возвращать зрителя к идее, вложенной в спектакль Брехтом. И — как это ни парадоксально — именно здесь проступают контуры брехтовской теории эпического театра, которую до сих пор истолковывают по-всякому и, к сожалению, часто пытаются применять к живому театру буквально — и на сцене воцаряется назидательная скука.

Вот уж чего нет в постановке Киселюса! В ней постигнуто ядро брехтовской театральной теории: «театр должен давать очужденную картину действительности». Преобразованную. Далёкую от фотографического натурализма.

Для Брехта было очень важно, наверно, важнее всего прочего, чтобы зритель воспринимал то, что развёртывается перед ним, не только на уровне эмоций, но и на уровне разума. И не забывал, что он в театре! Для этого нужны моменты остранения, выходы за пределы действия и прямые обращения к публике. То, что пришло в эстетику Брехта от комедии дель арте с её лацци, шутками, свойственными театру. В «Mann ist Mann» таких выходов из сюжета несколько, все они призывают зрителя вспомнить, что он смотрит игру, но за этой игрой кроется нечто очень серьёзное. Здесь происходит то, чего добивался Брехт и ради чего взялись за это шоу Киселюс и его актёры: сцена и зал оказываются в едином энергетическом поле, ради этого здесь работают авангардная театральная эстетика, острый и дерзкий язык выразительных средств.

Главный герой, симпатичный простофиля Гэли Гэй (Валерий Баженов) обращается к супруге (Стелла Фришман): «Дорогая жена, сегодня я решился, сообразуясь с нашими доходами, купить рыбу. Такая покупка не превысит нашего бюджета…» — и этот, чисто информативный, монолог сегодня попадает в самое «яблочко»! Цены бессовестно растут, на нашу шею пытаются навалить новые налоги, и не ровен час: однажды тебе прежде, чем купить самую элементарную еду, придётся подсчитывать, не превысил ли ты семейный бюджет! Это самое невинное, едва ли не проходное место в спектакле, но и оно оказывается жгуче актуальным. А дальше всё, написанное Брехтом чуть меньше ста лет назад, в спектакле начинает — через театральные метафоры, через такую легкомысленную, весёлую и эротичную кабаретную игру, — набатно стучать в сознание, становясь тем колоколом, про который ещё в XVII писал Джон Донн: «Не спрашивай никогда, по ком
звонит колокол: он звонит по Тебе». Потому что сегодня любой человек может оказаться в ситуации, в которой очутился бедняга Гэли Гэй: у тебя отнимут твоё «Я», твои убеждения, твою память — и навяжут совершенно иную модель поведения, механистическую, которая в другое время внушила бы тебе отвращение, ты уже не тот, кем был, и твоими инстинктами управляют: военщина, государство, общественное мнение — да какая разница? К чёрту подробности, войдём в суть!

Сцена из спектакля «Mann ist Mann». Фото: Ника Федорчук

 

Распущенная и весёлая солдатня, пулемётное отделение, коллективный образ милитаризма, увлечённо и захватывающе воплощённый Михаилом Пащуком, Иваном Мысягиным и Софией Стрёмберг при типичном занятии для бравых воинов-оккупантов, мародёрстве, потеряла четвёртого бойца Джерайя Джипа, и Гэли Гая, то льстя и обольщая, то запугивая, убеждают, чтобы он на вечерней поверке сошёл за пропавшего без вести Джипа. Иначе даже страшно подумать, что сделает с ними зверюга-сержант Фэрчайльд по прозвищу Кровавый Пятерик (Павел Корнышев). А дальше, видя, что парень не умеет сказать «Нет», пулеметчики добиваются того, что он занимает пустующее место в строю, начинает чувствовать себя Джипом и превращается в такого же не раздумывающего образцового убийцу, как товарищи по оружию.

Разумеется, в процессе ампутации суверенной личности и пересадке на её место инстинктов автоматически действующего «идеального солдата» обольстительно и чувственно участвуют местные красавицы: неотразимая вдова Бегбик (София Михалёва) и столь же легко одетые «красотки кабаре» (Катрин Селюгина и Полина Крючкова). Их героини, помимо всего прочего, воплощают тайные мечты солдат, лишённых общения с прекрасным полом. Актрисы легки, свободны, независимы и ироничны в своих преувеличенно сексуальных нарядах и откровенно дают понять, что всё это — театральная игра, видимая поверхность айсберга, а суть — именно в том, как легко переделать человеческое «Я» и какие простенькие, в общем, средства нужны для этого.

Но в Кабаре «Брехт», как в точном, хотя и работающем на увеличение, зеркале наряду с весельем и соблазном отражается и то, ради чего человека лишают индивидуальности и превращают в послушное орудие. Имя этой цели, ради которой всё делалось, — насилие. По сравнению с ранним вариантом спектакль стал выразительнее, жёстче и страшнее именно в этом направлении, очень мощно и пугающе «прозвучал» в нем танец Кровавого Пятерика с Женой Гэли Гэя: от откровенного чувственного хватания оцепеневшей от ужаса женщины — к прямому насилию. Более чёткой и более жуткой стала сцена мнимого расстрела Гэли Гэя и следующая — в которой он — уже не Гэли, но ещё и не Джип — вынужден произнести над пустым гробом погребальное слово о себе самом.

А финал, когда всё исчезает в синем дыму и мы видим только силуэтами идущую напролом солдатню и распростёртые трупы (кстати, световая партитура спектакля рассчитана до мелочей!), возникает образ войны на уничтожение, пугающий своей жестокостью и напоминающий, на каком тонком волоске подвешен сегодня наш мир. И каждый выстрел, каждый запуск ракеты, даже если он происходит где-то далеко, обращён и в сидящих в зале:

Каждая смерть и меня умаляет,
Раз с человечеством всем я сплетён,
И потому, если колокол слышишь,
Знай — по тебе раздаётся тот звон.

(Джон Донн)

Сцена из спектакля «Mann ist Mann». Фото: Ника Федорчук

 

**

Все три спектакля первого «блока» показа «Mann ist Mann» прошли при полном зале. Спектакль будет ещё сыгран осенью, причём в ноябре — на эстонском языке.

Стилистикой шоу, стилистикой кабаре Kiseljus Teater владеет почти безупречно. А впереди — совершенно иной материал — «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. И я уже сейчас с нетерпением гадаю: каким ключом откроет Kiseljus Teater этот роман? Попутного ветра молодому кораблю с улицы Лоотси!

Читайте по теме:

Антон Киселюс: от «Mann ist Mann» к рождению нового театра

Борис Тух: Пространство для любящих театр

Русский театр Эстонии: Новые строки изменят век

"Mann ist Mann"Kiseljus TeaterАнтон Киселюсрецензияспектакльтеатртоп