История этой пьесы такая. Сначала про трёх мужчин, доживающих свой век в пансионате для ветеранов Первой мировой войны, написал французский драматург Жеральд Сиблейрас. Затем Том Стоппард адаптировал её для английской сцены. Если выудить из интернета оба текста (в хороших русских переводах) и читать, переходя из окна в окно, вы заметите, что Стоппард не просто перевёл пьесу на английский; он прошёлся по ней рукой мастера, история стала яснее, характеры глубже и контрастнее; двум персонажам из трёх Стоппард дал другие имена, а вместо неопределённо лирического заглавия «Ветер шумит в тополях» назвал свой вариант: «Герои».
Драматург иронизирует? Или в самом деле считает Густава, Филиппа и Анри героями?
А вот с этим зритель должен разобраться сам.
Если взять прошлое, то, конечно, герои. Густав награждён всеми существовавшими тогда боевыми орденами и медалями. У Филиппа с войны остался в голове неоперабельный осколок. Разрыв снаряда искалечил ногу Анри, сделал на всю жизнь хромым. Сегодня эти мужчины то и дело погружаются в сумеречное состояние души, героически (я это серьёзно!) пытаются выкарабкаться из него, отчаянно и временами безнадёжно бьются за то, чтобы свет разума не погас в них, ищут выход — и безрассудная попытка бежать за ворота пансионата: в полной боевой выкладке, да ещё прихватив с собой каменное изваяние собаки, совершить марш-бросок к расположенному вдали холму и тополям на его вершине, становится последним и прекрасным, хотя не удавшимся подвигом.
Постановка Русского театра — балтийская копродукция. Режиссёр — Роландас Аткочюнас (Литва). Сценограф — Росита Рауд (Эстония, Eesti Norsooteater). Художник по свету — Антон Андреюк (Эстония, Русский театр). В ролях: Густав — Гиртс Круминьш (Латвия), Филипп — Райн Симмуль (Эстония, Tallinna Linnateater), Анри — Александр Ивашкевич (Эстония, Русский театр). В спектакле звучит музыка литовского композитора Гедрюса Пускунигиса. Три страны, у творцов спектакля четыре родных языка. И в итоге — удивительно гармоничное театральное сочинение.
Весь их мир — терраса
Сценография метафорична и символична: в е— очертаниях читаются и мотив надломленных крыльев, и мотив решетки, отгораживающей обитателей дома ветеранов от остального мира, и мотив маскировочной сетки, накрывающей траншею; всё это — из настоящего и прошлого героев, всё переплелось, существует одновременно, потому что героям не всегда дано отличить то, что было, от того, что есть, и от того, что может быть будет… Вот только будет ли? Сквозь полумрак проступают очертания растений, игра света придаёт происходящему несколько нереальный оттенок — и это очень верно, так как реальность, в которой находятся трое ветеранов, постоянно ускользает от них, затягивается дымкой, становится призрачной. Весь для них мир уместился в террасу, на которой стоят их койки; Анри, правда, время от времени выбирается за ворота пансионата и рассказывает товарищам о своей прогулке, о том, как набрёл на женскую гимназию и видел, как 12-летние школьницы на перемене высыпали во двор… Одинокие прогулки позволяют Анри испытать радость жизни, немного побыть таким, каким был когда-то. Когда он делится впечатлениями с друзьями, начинается типично мужской (а может, подростковый, ведь герои недалеки от того, чтобы впасть в детство) и наигранно циничный разговор о женщинах. (О чём говорят солдаты в перерывах между боями? О них, далёких и желанных.)
Литовская режиссура — уже знак качества. Постановка Аткочюнаса это подтверждает. Во всех составляющих спектакля, особенно — в работе с актёрами, в очень точном и в каждом эпизоде, оправданном чередовании ритмов. В самом начале cпектакля движения героев замедленны и по-старчески неуверенны, но вот приходит весть, что из-за ремонта в другом корпусе на их террасу ожидается нашествие «чужаков»; неважно, так ли это, три старых бойца не сомневаются, что так, — и терраса становится для них оборонительной позицией, которую предстоит защищать до последней капли крови, герои становятся по-военному энергичны, решают, где протянуть колючую проволоку, куда установить полевое орудие. Рассуждают они очень здраво, хотя оборона террасы — всего лишь плод их воображения.
Лицом к лицу с вечностью
Правда, обитатели соседнего корпуса существуют на самом деле: входят в число многочисленных «закадровых», точнее, внесценических, персонажей, чьё присутствие незримо, но очень ощутимо для героев. Одному из обитателей пансионата (у Сиблейраса и Стоппарда он — лейтенант Шассань, в спектакле его назвали Борисом) должно исполниться 85 лет, троим друзьям поручено написать для него приветственное стихотворение; им лень, к тому же они очень мало знают о юбиляре, тем не менее сочиняется вполне приличное поздравление, но… вскоре оказывается, что юбиляр в свой день рождения повесился.
Надо видеть, чем становится это для героев спектакля. Вечность неотвратимо и беспощадно напомнила о себе, заглянула в лицо, повеяла дыханием смерти. Видно, что каждый из троих в этот миг примерил судьбу покойного к себе: что заставило человека, уже прожившего 85 лет, поторопить смерть, которая и без того была близка? И стоит ли продолжать жить, если она однообразна и бедна событиями, а всё, о чём стоит вспомнить, в прошлом?
Но в том-то и достоинство пьесы и постановки, что очень важные, требующие мужества и от авторов, и от зрителей, экзистенциальные вопросы возникают в ней на фоне редкостной лёгкости драматического письма и игры, трагическое и смешное связаны воедино, их не разделить.
Трое
Каждый из трёх характеров придуман и сыгран так, что «за кадром», в подтексте остаётся очень много (не только судьба, не только предыдущая жизнь — о ней как раз сказано достаточно, но и внутренний мир каждого, его тщательно скрытое — никому ни слова, ни намёка — суверенное «я»). И в этой недосказанности — своя прелесть, тем более что три прекрасных актёра позволяют проникнуть в то, что скрыто, каждый характер глубок и очень обаятелен.
Стройный и резкий Густав (Гиртс Круминьш) сохраняет безупречную офицерскую выправку; бывалый командир узнаётся и в манере его речи, чёткой артикуляции каждого слова, в привычке поддерживать хорошую физическую форму — мало ли в какую атаку ещё доведётся идти и какую преграду форсировать? Ему тесно и скучно в пансионате, сначала у него рождается план бежать в Индокитай; поняв, как это сложно, заменяет Индокитай марш-броском к тополям и вовлекает в свой замысел остальных — и в то же время ему не по себе бывать на людях, а ещё один очень важный «закадровый» персонаж, сестра Магдалина, повергает его в оцепенение; не то чтобы он боялся этой женщины, но сама мысль о ней выбивает его из колеи. Да и для остальных сестра Магдалина — существо, от которого можно ожидать чего угодно. Действительно ли она — настоящая ведьма, или, того хуже, точь-в-точь злобно помыкавшая пациентами сестра Рэтчед из «Полёта над гнездом кукушки», или, напротив, заботливая и добрая женщина, неясно. Для героев она — фантом, условная носительница Зла, и попытки как-то бороться с этим фантомом придают их жизни некий смысл.
Филипп (Райн Симуль) из-за сидящем в его голове осколке страдает припадками, он знает об этом, боится очередного припадка, он самый несчастный из трёх; до того, как попасть на войну, был подающим надежды пианистом, вспоминать об этом больно. Филипп сам выбрал форму заточения, придя в пансионат: раньше он жил у двоюродной сестры, но что-то там произошло, Филипп вспоминает о конфликте с зятем, но артист даёт понять, что дело не только в этом, может быть, его герой считал: не стану я, калека, обременять жизнь родных, лучше уйти и оборвать все связи. Письма из дома он не читает, отдаёт их Густаву — тот совсем одинок, и эти письма как-то смягчают его одиночество.
Анри (Александр Ивашкевич) похож на чеховского интеллигента (не на кого-то конкретного из них, а на всех вместе, вернее сказать, на наше представление о чеховских интеллигентах), он принципиально штатский человек (на контрасте с Густавом). У Анри есть свой потайной мир, о котором он может кое-что поведать друзьям, но главное хранит для себя. Он, наверно, самый здравомыслящий из трёх ветеранов и потому скептик, в затею с марш-броском не верит. На вопрос уверовавшего в эту затею Филиппа : «Что же нам мешает туда пойти?», отвечает: «Ничего кроме… кроме того, что у тебя, дорогой мой, осколок в черепе, а у Густава, откровенно говоря, не все дома». О том, что сам Анри хром, тут же напоминает Густав. Затея безнадёжная, к тому же Филипп уверен, что каменная собака на их террасе — живая, и её нельзя оставлять здесь. Придётся тащить с собой.
«Марш-бросок» в спектакле становится клоунадой: то Густав пытается тащить на закорках Филиппа, то трое связываются верёвкой, как альпинисты, то начинают препираться. Но это такая клоунада, которая выглядит уморительно смешной — и одновременно трогательной. Вызывает огромное сочувствие к героям, которые действительно героически стараются преодолеть свои немощи, и эта их попытка — на уровне греческой трагедии, герой которой вступает в борьбу с Роком. Невозможно не полюбить этих троих, не испытать к ним сострадания (сначала насмешливого, а потом насмешка испарится, останется только восхищённое сочувствие к мужчинам, которые с такой отвагой бросают вызов всему сущему, а прежде всего — своим израненным и изношенным временем телам).
И восхищение всеми составляющими спектакля: режиссурой, сценографией, саундтреком, в котором время от времени возникают звуки метронома, отсчитывающего для героев время их близящихся к финальной точке жизней. И, разумеется, актёрскими работами. Если брать только последние сезоны, то Ивашкевич за это время сыграл колеблющегося, слабого в своем самодержавном всесилии, отгоняющего упреки совести Александра в «Императорском безумстве» и очаровательно легкомысленного и столь же очаровательно бессовестного графа Альмавиву в «Фигаро». А Симмуль — короля Лира, с горечью осознавшего вдруг, что он не центр вселенной, и героя «Записок из подполья» — подпольного человека в костюме «Чёрного Пьеро», этот персонаж выяснял отношения со всем миром, на который обижен безмерно и был жалок и страшен. Прекрасные актерские работы — и в «Героях» Симмуль и Ивашкевич как минимум играют на таком же высоком уровне. Гиртса Круминьша я прежде на сцене не видел, могу сказать только: здесь он так же великолепен, как его партнёры. И трио «Героев», наверно, — лучший за много лет актёрский ансамбль на этой сцене.
Кстати, билеты на «Героев» раскуплены до конца года. Публика инстинктивно чувствует, какие спектакли надо смотреть!
Читайте по теме:
Борис Тух: Краски и «Оскары» «Театральной осени»