Геннадий Ельцов выставлялся в Санкт-Петербурге и Москве, Мюнхене и Париже, но больше всего — в городах Эстонии, которую объездил вдоль и поперёк. Здесь его корни. Когда-то, в петровские времена, на западную границу России охранять её отправили гренадёров, одним из которых был его дальний предок. Возможно, поэтому Принаровье и Причудье так близки сердцу художника. Он часто там бывает, рисуя местные пейзажи. Недалеко находится и родной Кивиыли, в котором прошло детство Геннадия.
— Хорошо помню рисунок своего деда, восхитивший меня, несмотря на то, что видел его, когда мне было три года. А скоро исполнится 64. Получается, что с изобразительным искусством я связан уже 60 лет. До меня в нашей семье художников не было, но знаю, что мой дядя в своё время пытался поступить, но не поступил, в то же самое художественное училище в Иваново, которое я потом окончил. В нём же, кстати, в 50-е годы учился и наш классик Николай Кормашов.
Исчезающая старина
Свою выставку в библиотеке Геннадий назвал «Прошлое и Сегодня». Основу её составляют живописные и графические работы из серии художника «Уходящая старина», в которых он запечатлевает то, что скоро, возможно, никто не увидит. Когда-то в этих домах жили люди, которые своими же руками их и строили. Поэтому делали всё основательно, от души: лепили из глины кирпичи, обжигали их, выкладывали из них стены. Сегодня дома пустуют и разрушаются.
— Это — Причудье, где испокон веку жили староверы. Вот дом с банькой и двором, которому сто лет. Двором называлось хозяйственное помещение внутри дома, имевшее, как правило, широкие ворота, куда можно было загнать и лошадь с телегой. А дом Филиппа и Матрёны я нарисовал в самый последний момент, потому что через неделю его купила молодая семья из Тарту и стала переделывать. Вот родовой дом Павлы Репкиной, возглавляющей сегодня таллиннскую староверскую общину. Ещё один — жилище лесника-эстонца, которому сейчас под 90, и он до сих пор работает.
Лодка на берегу Наровы поразила меня своим древним видом. Сквозь её днище проросло деревце, причём на том самом месте, где когда-то сидел на вёслах и грёб человек. А рядом проплывали кораблики, перевозившие пассажиров с одного берега на другой. И оба были «наши». Сегодня же есть российский берег и есть эстонский, о чём в своей книге «Поселения Понаровья» рассказывает Леонид Михайлов. Автор пригласил меня участвовать в её оформлении.
Очень много моих пейзажей сделано именно в этих краях. Самое любимое моё время — пять часов утра, когда над водой ещё стоит утренний туман. Ощущения — потрясающие, трансцендентальные, выходящие за рамки объяснимого. Важно успеть их ухватить и выложить. И тогда получаются удивительные вещи, глядя на которые я не могу поверить, что они сделаны моими руками.
Этому меня научили мои педагоги в Иваново, высочайшего класса профессора, сами учившиеся в Академии Репина в Ленинграде. Они говорили, что, рисуя на природе, нужно схватить главное её состояние на тот момент. А детали можно потом дорабатывать по памяти. Опять же, всё зависит от способностей художника.
Люблю рисовать храмы. Ещё в студенческие годы я понял, что в любой религии храм не просто внешне красив — в его формах проявляется совершенство человеческого духа. Среди представленных на выставке есть и православный храм Александра Невского в Таллинне, и лютеранская Домская церковь рядом с ним, и Пюхтицкий монастырь, и Хутынский близ Великого Новгорода. Более того, у меня имеется коллекция работ, полностью посвященная храмам Европы и России. Очень надеюсь, что её когда-нибудь увидит зритель.
Найти себя
Представлен на выставке и автопортрет самого Ельцова. Это эстамп. То есть сначала на доске вырезается резцами гравюра, на которую потом накатывается краска и делается оттиск. Автопортрет вызывает в памяти картинки из прошлого, когда Геннадий ещё только учился в художественной школе в Йыхви. Ездил туда из Кивиыли дважды в неделю после уроков в средней школе: два часа в один конец и два — обратно. Там же, в автобусе, и спал. В итоге художественную школу окончил одновременно со средней.
— Автопортрет — дерзкий по своему замыслу. Задумывая его, я пытался представить себя в 70 лет, а тогда мне было 16. Сейчас я, конечно, гораздо ближе к этой дате, можно сравнить. В художественной школе я учился на отлично, моя фотография там даже на Доске почёта висела. В школьном фонде, кстати, остались некоторые мои рисунки и живопись, служащие сегодня вспомогательным материалом для обучения.
Когда я был в училище в Иваново, в моём творчестве превалировал реалистический подход. Но через какое-то время натюрморты и пейзажи мне наскучили, и я стал больше прислушиваться к своему внутреннему голосу. Пошла череда тематических работ, в которых проявлялись острые социальные темы. Я бы назвал их социальной графикой, параллельно которой создавались короткие тексты соответствующего характера, которые я окрестил как «соцбыли».
Как-то на одном из занятий нам на большом экране показали репродукции картин Сальвадора Дали, в которых я вдруг узнал себя, то есть то, что у меня в голове к тому моменту самостоятельно складывалось. И я увлёкся сюрреализмом. При этом я даже не стал дальше смотреть работы Дали, чтобы не перепутать свои ощущения с его, которые на меня, я опасался, повлияли бы. Только через 10 лет я перелистал альбом с картинами художника, уверенный в том, что в сюрреализме могу высказываться совершенно самостоятельно.
При этом мне хотелось, чтобы подобные сложные символические работы можно было потом «прочитать». Глядя на них сейчас, я убеждаюсь в том, что в них действительно нет ничего случайного. Все элементы связаны между собой, каждый я могу объяснить словами, хотя писал совершенно бессознательно. Это открытие я сделал несколько лет назад и был потрясён.
В любом случае, в какой бы манере я ни работал, я стараюсь за рамки присущих ей приёмов не выходить. В реалистическом пейзаже, например, всё должно быть понятно. Если же это чистая экспрессия, когда на холст изливаются эмоции, то всё делается размашистыми, колористическими формами, причём быстро, чтобы чувства не остыли.
«Дом»
Выставку Геннадия Ельцова «Прошлое и Сегодня» отличает то, что её художественную часть дополняет литературная. На витрине под стеклом лежат журналы «Таллинн», «Радуга» и «Вышгород», в которых в разные годы печатались рассказы художника, неравнодушного к слову. Тут же — тоненькая книжечка под скромным названием «Дом» с его именем, описывающая то, что происходило в жизни Геннадия в начале 90-х годов.
— Мне всегда хотелось высказываться не только красками, но и словами, и я всю жизнь веду дневник, который начинал ещё в школьные годы. Первый раз в литературно-художественном журнале мне предложили опубликоваться в 1990 году. Тогда редакция «Таллинна» с интересом отнеслась к моим живописным и графическим работам и напечатала несколько моих иллюстраций — гротескных, с социальным подтекстом работ. Тогда же я стал набрасывать для себя и некоторые тексты, желая составить из них какое-то законченное литературное произведение.
В результате получилось несколько рассказов, которые в разное время опубликовали наши журналы. Почти сразу я стал писать от своего лица, потому что так честнее да и легче. В такой же форме написана и моя книжка «Дом», вышедшая в 2009 году в Кохтла-Ярве тиражом 100 экземпляров, которые я все раздарил. В основном в ней рассказывается о моей московской выставке 1993 года, как она проходила, и о всех событиях вокруг неё. Но сначала прошла выставка в Питере — первая моя персональная выставка в России после окончания художественного училища.
Она случилась спонтанно, тем не менее имела большой успех, выставку посмотрело много народа. Вход на неё я сделал бесплатным, но были те, кто, уходя, оставлял деньги. Сохранилась книга отзывов, в которой люди писали, рисовали, записывали стихи, оставляли телефоны. По-своему — шедевр. Там же на выставке я познакомился с питерскими художниками и литераторами, которые потом рекомендовали меня своим московским друзьям, замечательным людям, которых я описал в своей книжке.
В Москве я оказался осенью 1993 года. Две мои большие выставки прошли в музее-квартире знаменитого российского книгоиздателя и просветителя Ивана Сытина на Тверской и в Центре кардиологии имени академика Чазова. Первая открылась за неделю до известных событий вокруг Белого дома, всколыхнувших всю Россию.
То, что происходило в те дни на Смоленской площади, я смотрел по телевизору. Видел, как стреляли в Белый дом, как его сдавали и из него выходили люди. Товарищ, у которого я остановился, жил рядом, поэтому одновременно я всю эту пальбу слышал за окном, так же, как и лязг гусениц танков по мостовой ночью. При этом удивительно было на следующий день видеть в метро спокойных людей, читавших книжки. Сам же я был очень взволнован. По форме мой «Дом» — это сборник коротких рассказов, связанных единой темой. Свои ощущения от происходившего в те дни в Москве я передал в нём в самом конце.
Искусство жить на земле
По словам Геннадия, пребывание в российской столице породило много интересных знакомств. Особенно близко он сошёлся с московским поэтом, родом из Мурманска, закончившим Литературный институт Иваном Бессоновым. Сегодня это известная личность в российской литературе. Художника из Эстонии он познакомил с продавцами книг, во множестве стоявших на улице с книжными лотками. Один из них продавал книги на Большой Никитской, рядом с церковью преподобного Феодора Студита.
— Книг было много, они стояли корешками вверх, а рядом располагались мои живописные работы. Неподалёку — выход к Кремлю, за поворотом — Арбат, в общем, самый центр. Поэтому мимо нас часто проходили разные знаменитости: актёр Виталий Соломин с собачкой, Юрий Николаев из «Утренней почты». А телеведущий программы «Поле чудес» Леонид Якубович купил у нас собрание сочинений Александра Грина.
Там же я встретил и известного художника Александра Шилова. Но познакомились мы ещё раньше в Пюхтицком монастыре: он писал монахинь, а я — статью о нём в местную газету. Видел на Никитской Илью Глазунова, его мастерская находилась совсем близко. Открытый и душевный человек, он приглашал нас в гости. К сожалению, по каким-то причинам мы к нему не попали.
Владимир Жириновский со своей командой тоже проходил, иногда останавливался, смотрел книжки. Как-то подошёл и начал беседовать. Иван показал ему книжку своих стихов, а я — свои работы. Жириновский позвал нас на свой день рождения и, заканчивая разговор, сказал: «Ребята — Ваня, Гена, напишите про Россию так, чтобы рюмки затряслись!» И рукой встряхнул, будто об стол.
Довелось общаться и с галеристом Маратом Гельманом, я был у него в галерее. Некоторые художники, вхожие к нему, из числа тех, кого можно назвать скандальными, приглашали меня к участию в их вернисажах. Напомню, что незадолго до того широкая общественность узнала о СПИДе и в стране стали строить всякого рода СПИД-центры. И вот они говорили: «Геннадий, давай к нам!» Я спрашивал: «А что делать? Какие картины приносить?» «Да нет, — отвечали, — ничего не надо. Вот матрас, нужно просто на нём лежать». Подобное мне, конечно, не подходило.
Вспоминая минувшее, отмечаешь, что в сегодняшней нашей истории тоже много противоречий и конфликтов, в том числе военных, дающих богатую пищу для литераторов и художников. Если бы мне было столько лет, сколько в событиях, описанных в «Доме», я бы обязательно в той или иной форме на них откликнулся. Но сейчас в творчестве я исповедаю более спокойный подход, хочется говорить о «вечном».
И нынешние, и прежние мои работы находят своих новых хозяев. Сейчас, слава Богу, невозможна ситуация, существовавшая когда-то в советское время. На рубеже 80-х — 90-х годов я бывал во Франции, Бельгии, Германии, где прошло и несколько моих выставок. Однажды хотели купить всю выставку сразу, все работы, что были на ней. Но наша комиссия по культуре в Таллинне запретила их продавать, мотивируя запрет тем, что картины принадлежат не автору, а государству. До сих пор не могу понять эту глупость.
Читайте по теме искусства:
Смена прописки: Таллиннский дом искусства переехал из центра города в Ласнамяэ
Гений экслибриса Лембит Лыхмус: Чтобы стать гравёром, необходимо приложить немало усилий