21 октября — мобильный телефон сохранил и время начала разговора, 20:08, мы в последний раз говорили с ним. Он позвонил из больницы, уверял, что уже чувствует себя лучше, держался молодцом, даже пробовал шутить. Потом я узнал от его жены Лидии Головатой, что Гайчук уже дома, но по её лицу понял: о том, в каком он состоянии, лучше не расспрашивать…
Первый раз на сцене Русского театра я увидел его в 1969 году в «Соловьиной ночи» — постановке Виталия Черменёва по пьесе Валентина Ежова. Пьеса была о том, как в мае 1945 года встретились и полюбили друг друга победитель и побеждённая, советский солдат и немецкая девушка. Солдата этого играл 26-летний тогда Гайчук, и через образ, который он создавал, чётко проходила мысль о противоестественности войны и мечта о свободе — когда тебе ничто не будет мешать быть человеком…
Не уверен, что это была первая его роль, но первая большая — точно!
Когда мы начали общаться, с точностью сказать не могу. Примерно лет 55 назад. Он был не только прекрасный актёр, но и огромный жизнелюб и замечательный рассказчик. Его байками я всегда заслушивался и не пытался отделить реальность от фантазий, всё равно это было невозможно. И вспоминать о нём хочется с неизбежной болью утраты, но и со светлым чувством благодарности за то, что — был.
Женя родился 28 февраля 1943 года в туркменском городе Красноводске; когда-то по оплошности паспортистки в его паспорте появилась невероятная дата рождения «29 февраля 1943». Пока тот паспорт сохранялся, Гайчук любил демонстрировать его знакомым и наблюдать их реакцию. Его раннее детство прошло в Ашхабаде, затем семья вернулась в Киев, мама Евгения была прекрасным скульптором, в доме бывали известные люди, среди школьных друзей Евгения, а учился он в элитной школе, ребята из тогдашней «золотой молодёжи». В его воспоминаниях они оживали — со всеми свойственными молодости проделками и с верностью дружбе.
В Киеве он окончил театральный институт; в Таллиннский Русский театр он и его жена Лидия Головатая были приглашены в 1968 году.
Сколько ролей он сыграл на этой сцене? Около сотни. Уточнить не могу: с недавних пор в архиве на сайте Театра Сюдалинна от постановок прежних лет остались только названия, а ведь были и фотографии, и перечислялись имена тех, кто участвовал в тех спектаклях. Остаётся положиться на память.
Роли и годы
Гайчук всегда прекрасно чувствовал режиссёрский замысел и стиль постановки.
В сезоне 1970/71 с сенсационным успехом шёл спектакль режиссёра Арсения Сагальчика «Тот, кто получает пощёчины» по пьесе Леонида Андреева, «декадентской», в СССР она до того не ставилась, наверно, лет 30. Главного героя играл Анатолий Солоницын, а Гайчук создал зловещий образ безымянного Господина, человека из того мира, откуда бежал в цирк Тот. Гость приходил навестить его — и вдруг без всякой натуги делал сальто: мол, я тоже могу всё то, что, как тебе кажется, можешь только ты. Ты бежал из одной темницы, чтобы оказаться в другой, менее комфортабельной, а я остался в нашей прежней — и чувствую себя прекрасно.
Перебираю страницы памяти. Роли разных лет: Николка в «Днях Турбиных» Булгакова, молодой цыган в «Птицах нашей молодости» И. Друцэ в постановке Черменёва — роль вроде бы небольшая, но только Гайчук с его бешеным темпераментом мог сыграть её так, чтобы этот образ стал эмоциональным камертоном спектакля.
Шаманов в «Прошлым летом в Чулимске» и позже, через много лет Леня Шиндлин в «Мы, нижеподписавшиеся» по пьесе А. Гельмана — две стороны одного характера, интеллигента, которому затыкают рот, чтобы он молчал — и герой стоит перед выбором: спасти свою совесть и свою профессиональную честь — или шкуру?
В «Мольере» по пьесе Михаила Булгакова Гайчук в роли архиепископа Парижского Шаррона создал пугающий своим сметающим всё «слишком человеческое» масштабом характер — сродни Великому Инквизитору из Достоевского.
В актёрской биографии Жени Гайчука и Лидии Головатой особое место занимала поставленная Григорием Михайловым «Филумена Мартурано» Э. Де Филиппо. Позже они рассказали мне, как возникал этот замысел: Лидия Головатая вспоминала: «Мы отмечали юбилей совместно; Женя старше меня на год, но мы решили дождаться моего юбилея. Гришенька (так я всегда называла Михайлова) сказал: «Выбирайте для юбилейного спектакля то, что вам особенно хочется сыграть». И я предложила «Филумену Мартурано». А Женя тогда добавил: «Михайлов был прекрасный режиссёр, грамотный, с хорошей фантазией и очень тонким вкусом. И он очень нам помог; пока мы репетировали, нас заносило, он убирал всё лишнее, подсказывал, не давил на нас, а пробуждал в нас понимание своего замысла и наших ролей. Когда выпускался спектакль, он был тяжело болен, рак позвоночника, ему сделали операцию, но неудачно, у него отнялись ноги, он приезжал на генеральные репетиции в кресле-коляске. На премьеру не смог прийти, мы после премьеры навестили его в больнице, он старался не подавать виду, как ему плохо… Когда он уезжал в Питер, мы провожали его на поезд; Лида старалась не плакать, у меня, по правде говоря, тоже глаза были слегка на мокром месте. Таких людей, как Гриша, в театральном мире не так много. Он был не просто хорошим режиссёром, но и глубоко порядочным человеком…»
Сейчас хочется чуть изменить эти слова: «Таких людей, как Женя, в театральном мире не так много. И становится всё меньше».
Постижение сути
У Гайчука был талант проникать в самую сердцевину тех образов, которые он создавал на сцене — будь там в глубине Добро, Зло или та смесь, которая чаще всего встречается в современном человеке. И постигнув суть, он находил точную деталь, которая много говорила о его персонаже. Так, в «Талантах и поклонниках» сыгранный им «просвещённый купец Великатов, придя в дом актрисы Негиной, рассматривал книги на полке, чтобы понять, чем живёт эта юная особа и как подобрать к ней ключ. Умное и точное понимание своих ролей естественным образом привело к потребности быть не только исполнителем, но и творцом. К режиссуре.
Гайчук знал, что постановка — к какому бы жанру она ни относилась — прежде всего должна обращаться к душе зрителя и ждать от него отклика.
Большим успехом пользовался поставленный им спектакль «Я буду любить тебя всегда» по лирической комедии Айвона Менчелла, Спектакль был напоен закатной лирикой и тонами осени. Его героинь, трёх вдов, которые встречаются на кладбище, ухаживая за могилами покойных мужей, очень искренне и трогательно играли Лидия Головатая, Елена Яковлева и Лилия Шинкарёва. А единственного мужчину, встреченного на кладбище, с которым у одной из героинь завязывается глубокая симпатия, сыграл Евгений Власов — одна из самых ярких легенд Русского театра Эстонии. Эта постановка заставляла вспомнить пушкинские строки: «и может быть — на мой закат печальный блеснёт любовь улыбкою прощальной».
Лучшими режиссёрскими работами Евгения Гайчука и стали две постановки по Пушкину. В «Пиковой даме» актёры Лидия Головатая и Владимир Антипп не перевоплощались в героев повести Пушкина; они читали текст и играли ключевые ситуации; Гайчук стремился воплотить в пространстве зеркального фойе не столько драматический конфликт, сколько эмоциональное напряжение пушкинской прозы, колоссальную её внутреннюю насыщенность при внешних лаконизме и лёгкости. Сценограф Владимир Аншон был полноправным соавтором режиссёра. Он создал лаконичный и ёмкий сценографический образ — зелёный игорный стол, на котором разместились знаковые строения Петербурга. Достаточно было установить на столе фигурку Медного Всадника, чтобы пространство задышало, обрело дополнительный объём и обросло подтекстом и контекстом. Это был Петербург и Пушкина, и Достоевского, и Блока.
Спектакль сохранял атмосферу пушкинской повести. Режиссёр видел в тексте два пласта: мистико-фантастический, в духе Гофманианы, и иронический. Второй преобладал. Лидия Головатая, в нужный момент удивительно точно демонстрировавшая публике дистанцию между драматической игрой и повествованием, между образом и исполнителем, вела ироническую тональность. Владимир Антипп, воплощавший романтическое начало, порою сокращал эту дистанцию, и возникало некое новое качество, литературный театр перетекал в театр перевоплощения.
В сезоне 1999/2000 Гайчук поставил свой второй пушкинский спектакль — «Скупой рыцарь. Сцена из «Фауста». Зрители размещались на сцене, а действие вольно растекалось по залу, поднималось на балкон, словом, происходило везде и всегда. Фауст и Мефистофель (Илья Нартов и Сергей Черкасов), начиная с первой строки пушкинского отрывка, «Мне скучно, бес», устраивали свой театр, вернее, это был театр Мефистофеля. Мудрый, циничный и слегка усталый бес влёк за собой собеседника в бездну страстей человеческих. Гайчук глубоко вошел в пушкинский текст. Он знал, что тут дело не в конфликте между скупым и бесчеловечным Бароном и добрым, но легкомысленным Альбером, всё гораздо сложнее.
Все герои «Маленьких трагедий» мнят себя сверхчеловеками — и терпят крах. В «Скупом рыцаре» — не один Барон, на этот путь едва не ступил и Альбер. Ему кажется, что умри Барон — и жизнь станет лучше. Справедливее. В общем, он близок кому, чтобы стать пред-Раскольниковым.
И снова — вспоминаю о тех, кого уже нет с нами. Альбера играл Олег Щигорец, Барона — Херардо Контрерас. Когда я начал расспрашивать Контрераса о том, кто его Барон, артист ответил: «Мы с Женей Гайчуком договорились, что играть надо не жадность. Да, он скуп, но он рыцарь! И Прекрасная Дама, которой он служит, не женщина, а злато! Именно злато, не какое-то золото. Он поэт! Он ходит на свидание к своим сундукам, как к женщине — у Пушкина это прямым текстом сказано! Он создал свой мир. И любит он не злато, а те усилия, которые вложил, чтобы добыть богатства. И это любовь страстная, не признающая соперников».
Замысел режиссёра — свести воедино два очень разных произведения, обрамив «Скупого рыцаря» сценой из «Фауста» — таил в себе загадку, которая раскрывалась только в финале: Фауст, скучая, требовал от Мефистофеля новых острых ощущений, и тот докладывал ему про «корабль испанский трёхмачтовый», на котором «мерзавцев сотни три». Мизансцена выстраивалась так, что оба в этот момент глядели в публику, 60 человек, в три ряда усаженных на сцене. «Всё утопить!» — требовал Фауст. Мефистофель стрелял в зал из рогатки, и всё погружалось в тьму. Для Фауста эти триста пассажиров были всего лишь закорючкой (тройкой) с двумя нулями. «Мы почитаем всех нулями, а единицами себя. Мы все глядим в Наполеоны…» («Евгений Онегин»).
…После ухода из Русского театра Гайчук продолжал работать на радио, ставить спектакли в Русском молодёжном театре VNT — до тех пор, пока не вмешалась тяжёлая болезнь, потребовавшая ампутацию ступни. Но и после этого он оставался в курсе театральных новостей и всего, что происходит в мире. У него было много друзей на Украине, он говорил с ними по телефону — и сердце его болело от ужасов этой войны.
Он был человеком с большим сердцем, жизнелюбивым, талантливым и мудрым.
Светлая ему память!
**
Отпевание Евгения Гайчука состоится в субботу, 15 ноября, в 11 часов в часовне кладбища Метсакальмисту.