Эстонская критика постоянно меня колотила
— Вы пишете романы на двух языках — это уникальная способность. Кстати, почему поступили в Тартуский университет именно на русскую филологию?
— Главное для меня было — не попасть в советскую армию, а на русскую филологию был очень маленький конкурс. Потом учился в Москве на Высших сценарных курсах. Но до смерти жены по-русски писал только статьи — она их редактировала. В день смерти Гоар я пообещал ей рассказать в романе нашу историю — и написал «Чудо». Раньше я читал Гоар вслух свои романы и переводил на русский с листа —теперь читать было некому, перевёл сам. Возник вопрос: где его публиковать? Эстонская критика постоянно меня колотила — не было ни одной по-настоящему положительной рецензии.
— Почему?
— Им не нравится то, что я пишу, поскольку у меня есть привычка разрушать наши национальные мифы, считаю это святой обязанностью интеллектуала. Я к такому отношению привык, но этот роман не хотел отдавать им в пасть — его опубликовал журнал «Звезда», и я второй раз получил премию этого журнала. Главный редактор выдвинул роман на премию «Русский Букер», я дошёл до длинного списка. Из этого списка студенты выбирали, на какое произведение писать эссе, и я был на четвёртом месте. А когда издательство «Эксмо» выпустило «Чудо» в книге (под одной обложкой с романом Гоар), её выдвинули на премию имени Н. В. Гоголя, и она попала в финал. Русская критика писала, что этот роман — гимн любви. На эстонском языке его издали с большим трудом — и наши критики снова на меня набросились: герои романа — гомофобы, расисты, и вообще — это не роман, а пересказ больничной истории. Так что я правильно поступил, выпустив его сначала на русском.
– Вы познакомились с Гоар в Москве?
— Нет, в Ереване. Я учился на сценарных курсах вместе с писателем-фантастом Русланом Сагабаляном — он потом приехал в Таллинн, позвал меня в Ереван. К тому времени я уже несколько раз был разведён и не стремился жениться. Ради эксперимента он стал знакомить меня с армянками. Так мы встретились с Гоар, потом изредка переписывались, а на следующий год я снова поехал в Ереван и увёз её сюда.
Она руководила отделом рефлексотерапии в одной из ереванских институтских клиник — очень опытный специалист, кандидат медицинских наук, её научные труды публиковали всесоюзные журналы. Работать в Эстонии ей не дали. С одной стороны — язык, но не только: эстонская медицина неприязненно относилась к иглотерапии. На лицензионной комиссии Гоар сказали прямо: иглотерапию в Эстонии мы уничтожим на корню. Она могла работать невропатологом, но не хотела принципиально, поскольку знала возможности иглотерапии. Лицензию потом получила, но получить работу в государственной клинике уже было невозможно, надо было открывать свой кабинет. А мы не такие люди, чтобы заниматься частным бизнесом.
— Гоар писала ещё в Армении?
— Да, стихи и фантастику. Когда приехала сюда, начала писать обычную прозу — сначала рассказы, потом роман «Пенелопа», у которого был очень большой успех, считаю его лучшей вещью, написанной за последние десятилетия. Но такая сложная штука: романы Гоар публиковали российские журналы — «Звезда», «Нева», а книги, кроме «Пенелопы», не издавали. После её смерти я пытался что-то издать, но столкнулся с трудностями: как только услышат армянскую фамилию — Маркосян — всё, тишина. Так что если эстонцы — националисты, то у русских никуда не делся феномен шовинизма. И только недавно, благодаря директору литературного агентства «Флобериум» Ольге Аминовой, удалось издать собрание сочинений Гоар на сайте издательства «ЛитРес».
Исключение подтверждает правило
— А в Эстонии был круг общения?
— Нам это не было нужно. Но, вообще, все эстонцы — националисты. Очень умная женщина Аста Пылдмяэ — она много лет работала редактором в журнале Looming, все эти годы печатала Гоар и меня, естественно. Как-то написала эссе об отношении в Эстонии к межнациональным бракам: женщине это прощается, а мужчине — нет.
— Но вы же не националист?
— Исключение подтверждает правило. И неизвестно, каким бы я был. То, как здесь приняли Гоар, как к ней относились, обусловило моё критическое отношение к своему народу.
— Раньше были его типичным представителем?
— Более или менее. Вообще, у меня три родины. Первая — Эстония: она дана мне изначально. Не могу сказать, что чувствую с ней какую-то общность, просто привык. Когда Гоар была уже очень больна, и мы поехали на лечение в Барселону, я думал: возможно, там и останемся. Она сказала: «В нашем возрасте начать новую жизнь невозможно, можно только разрушить прежнюю».
Вторая моя родина — Армения. Ровно 50 лет назад я впервые приехал в эту страну в составе студенческой делегации — и сразу в неё влюбился: природа, архитектура — я считаю Ереван самым красивым городом, построенном в ХХ веке. И — история! Только задокументированная 2500-летняя история. У нас ничего этого нет: эстонцы — очень молодая и очень необразованная нация.
— А меня в своё время поразило, насколько велика у эстонцев тяга к образованию.
— Это была инерция Эстонской Республики 20-30-х годов: мы — эстонцы, давайте станем ещё европейцами. И был бум — культуры, образования. Какое-то время он продолжался, потом иссяк. Тут другая проблема: получить полноценное образование на эстонском языке невозможно, поскольку не переведены многие основополагающие книги. На русском есть всё, любой русский человек, если захочет, может стать образованным человеком. А эстонец, если не овладел в совершенстве языком большого народа — английским, французским, русским, — не может. На эстонском нет ни «Критики чистого разума», ни «Критики способности суждения» Канта. Нет Геродота, только отрывки. А как можно понять историю, если ты не читал Геродота, это же основа основ. Античный период — фундамент цивилизации и культуры — плохо представлен на эстонском языке. Но все собой очень довольны — считают себя умными, образованными и страшно злятся, когда я говорю, что это не так.
Третья моя родина — Италия, оттуда идёт вся европейская культура, всё искусство. Италия — наша с Гоар духовная родина, мы всегда любили итальянскую оперу — Россини, Доницетти, Беллини, Верди — и последние 15 лет слушали её каждый вечер. Будь моя воля — сделал бы итальянский язык первым иностранным языком в Эстонии, потому что он намного красивее английского.
— Это невозможно: Америка — наш рулевой.
— Америку я не люблю. Во-первых, они люди недалёкие: сила есть, ума не надо. Во-вторых, заполонили весь мир своей дрянью, этим Голливудом и прочим. Нам очень понравилась Мюнхенская речь Путина — он бросил перчатку Штатам: мы разные, и каждый народ имеет право на ту жизнь, которая ему ближе. Я считаю, что внешняя политика Путина долгое время была сильной. Это же он в коалиции со Шрёдером и Шираком старался, чтобы не было вторжения в Ирак. Американцы всё равно вторглись — и теперь мы имеем толпы мигрантов. Но у Путина никогда не было сильной внутренней политики — в сущности, у него всё катится обратно в Советский Союз. После развала СССР все народы упали в своё историческое время. Эстонцы упали в XIII век. А куда мы могли упасть? Конечно, первая республика дала внешнюю форму демократии, в которую мы вцепились. Но пройти за 20 лет века духовной культуры невозможно. В Эстонии никогда не было Возрождения, просвещения, классицизма, мы даже эпоху романтизма не прожили. Мы вошли в историю в эпоху модернизма. И вот, мы такие модернисты. А Россия после развала СССР упала в конец XIX века. Путина можно было бы спокойно короновать и сделать Российскую империю: вот у нас такой строй, у нас император, у нас камарилья.
— Русские по своей человеческой природе вам близки?
— Нет, русский народ мне чужд. Наверное, главным образом из-за готовности подчиниться чужой воле. Русские говорят: надо смириться. А армяне говорят: надо терпеть. Чувствуете разницу? Как обращались здесь с русскими все эти 30 лет — и что? Они покорно всё вынесли. Сейчас им говорят: ликвидируем русскую школу — и они будут покорно учиться на эстонском языке. Покорность глубоко проникла в русскую душу, нет воли к сопротивлению.
— Призываете выйти на баррикады?
— Это не моё дело. Я бы сказал иначе: русским брошен вызов, и они могли бы доказать, что способны выучить эстонский язык, но распоряжаться собой не позволят.
— Эстонцы всерьёз боятся, что Россия вторгнется в Эстонию? По-моему, это абсурд.
— Это вполне возможно — при определённой политической конъюнктуре. Например, когда развалятся Штаты или развалится Евросоюз, и халифат начнёт приближаться к российской границе.
— А в связи с присоединением Крыма?
— Ну, это так называемые двойные стандарты: присоединение Крыма — нарушение международного права, а вторжение в Ирак или бомбёжка Югославии — нет? Каждый народ выстраивает свою историю и политику с эгоистической точки зрения. Это аксиома.
Собрание сочинений Калле Каспера опубликовано на сайте издательства «ЛитРес».
Читайте по теме литературы:
Искусство — это умение правильно хулиганить: «литературно-театральный хулиган» из Эстонии
«Ведьмак» или «Игры престолов» — блогер из Таллинна приоткрыл книжные тайны
Женщины Пушкина и Лотман в столице юмора — какие традиции хранит одесситка Анна Мисюк