— Николай Маратович, как повлияли два года пандемии на отношения между простыми людьми России и Эстонии?
— Отношения между простыми людьми — это был тот небольшой якорь, который хоть как-то поддерживал отношения между государствами, которые ещё до пандемии были предельно плохими. И личные контакты, возможности личных поездок — это было то, что позволяло даже тем людям, которые критически относились друг к другу, видеть, что жизнь продолжается и не всё так однозначно. Это позволяло хотя бы частично локализовать работу средств массовой информации, в достаточной степени огрубляющих ситуацию в той или иной стране. Прежде всего это касается информации о событиях в России.
— Оправданны ли были ограничения на въезд в РФ эстонских студентов российских вузов и других соотечественников, не имеющих российских паспортов?
— На мой взгляд, эти ограничения не были оправданны, поскольку любые ограничения должны быть пропорциональны и если уж вводиться, то для всех потенциальных угроз. То есть если мы сохраняем возможность международного туризма в той или иной степени (Египет, Турция и т. д.), то непонятно тогда, почему мы запрещаем студентам пересекать границу в Нарве или Койдула? Тут нет логики. Если мы закрываемся по китайскому сценарию (может быть, это и хороший вариант, я не знаю), то тогда мы закрываемся сами от всех, расходимся по квартирам, нам приносят продукты, а для нарушителей всегда есть автогены — заварка двери как крайняя мера. Но опять же, повторю, для всех. В противном случае у нас получается как-то неправильно, в стиле английского премьера Джонсона, который посадил страну на карантин, а сам в это время гулял и выпивал со своими товарищами.
Абсолютно очевидно, что принимавшие эти решения люди сами в личные, деловые и туристические поездки выезжали, но с проблематикой соотечественников не были знакомы от слова «совсем», и про то, что в Таллинне или Риге могут жить люди с паспортами разных стран или даже с паспортом негражданина, но при этом иметь экономические и гуманитарные интересы в России, они, конечно же, не слышали.
— Достаточно ли хорошо российские государственные структуры ориентируются в том, что происходит в Эстонии? Может быть поступающая из Таллинна информация где-то искажается или ощущается нехватка специалистов, которые умеют их правильно трактовать в современных условиях?
— Конечно, проблемы проведения информации есть. Я абсолютно уверен, что посольства в Риге или в Таллинне доводят информацию до МИД, и там знания есть, однако проблема в том, что люди, отвечающие за медицину, и люди, работающие в МИД, — это представители разных ведомств, отсюда, собственно, и возникают проблемы. В России слишком большая и сложная управленческая система. У нас и правильные, и неправильные решения проходят очень долго, в отличие от Эстонии, где и правильные, и неправильные решения реализуются весьма быстро.
— Как известно, Эстония ещё весной прошлого года признала для въезда и посещения любых учреждений на территории страны все российские вакцины. Россия в ответ выдаваемые в Эстонии документы о вакцинации до сих пор не признаёт. Как вы думаете, почему РФ не пошла тут на принцип взаимности, хотя дело касается простых людей, в т. ч. проживающих в Эстонии российских соотечественников?
— Я к эстонской политике и действиям эстонского МИД изначально отношусь с недоверием, но в данном случае впервые за долгие годы я подвоха не вижу, поэтому не понимаю причин отсутствия адекватного российского ответа.
— Не может ли это быть попыткой наказать Эстонию за политику?
— Если бы у руководства России было желание наказать Эстонию за что-то, уверяю вас, все методы и способы этого хорошо известны, все кнопки подготовлены и смазаны, и наказать можно было бы так, чтобы никакой министр обороны или даже премьер-министр не мог даже задуматься о том, чтобы предложить сдать «Северный поток — 2» в металлолом. Для применения таких методов нет ни юридических, ни политических препятствий, кроме стратегического решения, но оно не принимается. Поэтому вопрос взаимного непризнания вакцинационных сертификатов — это не наказание, скорее это связано с бюрократией, с которой у России, к сожалению, тоже есть проблемы.
— Как вы в целом оцениваете нынешнее состояние эстонско-российских отношений?
— Я не очень понимаю демонстративного нагнетания министром иностранных дел, бывшими главами МИД, министром обороны, командующим вооружёнными силами антироссийских настроений. Грозные движения мускулами впечатления на нас не производят. Производят ли они впечатление на Америку? Тоже сомневаюсь, поскольку в Пентагоне сидят люди по причине своей специальности менее говорливые, но лучше считающие. Они прекрасно всё понимают. Если же это делается для поддержания «внутренней крутизны» в условиях диких цен на электроэнергию и газ, то это объяснение, но ведь всё равно это пишется, складывается, зарубки делаются. Поэтому всё это пойдёт Эстонии не на пользу. Романтиков, помнящих кафе Старого Таллинна становится всё меньше, реалистов становится всё больше. А любая победа реалистов в России означает проблемы для Эстонии.
Ситуация вокруг Украины не является угрозой для национальной безопасности Эстонии. Кстати, совсем недавно об этом сказал и президент Эстонии. Но есть нюансы — на одно слово президента прозвучало десять слов его коллег по руководству страной, которые считают иначе.
— А насколько в России заметили, что тон президента Эстонии отличается от заявлений предшественницы?
— В России есть человек пятнадцать, которым интересна оценка деятельности президента Эстонии. В 1990-х годах был период, когда мы прислушивались и выявляли нюансы в выступлениях президента Рюйтеля или премьера Сависаара, но это всё давно прошло.
— Недавно были внесены очередные поправки в закон о гражданстве РФ. Может ли дальнейшая либерализация закона дать что-либо проживающим сейчас в Эстонии соотечественникам, не имеющим российского гражданства?
— Изменения в законодательстве можно приветствовать, это действительно расширение окна, но есть закон, а есть подзаконные акты и практика. Как обычно, дьявол прячется в деталях, т. е. этой самой практике, поэтому у меня нет никаких оснований с высокой степенью оптимизма оценивать происходящее.
— Недавно на нашем портале вышло интервью с вашей коллегой профессором СПбГУ Натальей Ерёминой, которая высказала предположение, что в недалёком будущем, возможно, начнётся разработка положений, согласно которым будет облегчён доступ к российскому гражданству или возвращению в РФ жителям стран с чётко выявленной русофобией, а также будут официально определены критерии той самой русофобии. Как вам кажется, это в принципе возможно?
— Наталья Валерьевна отразила популярную линию, а в международном праве подобные подходы применяются. Например, в 1960-е годы Израиль, имея ограниченные возможности для финансирования репатриации, ранжировал потенциальных репатриантов по степени той угрозы, которая реально была. Как ни странно, Советский Союз, имея в своих действиях определённые признаки антисемитизма, в первых рядах отсева не стоял, поскольку понятие «еврейский погром» ушло в историю вместе с Российской империей. А вот в ряде других стран и в 1960-х годах ситуация была другая. Если же экстраполировать это на ситуацию в современной Европе, то я слабо себе представляю какие-то льготы на репатриацию русских из Германии, а вот применительно к Эстонии, Латвии и Литве я эту ситуацию вижу как вполне серьёзную.
— Может ли Россия в ближайшие годы вернуться к вопросу о выдаче т. н. карты русского или карты российского соотечественника по типу выдаваемой Польшей карты поляка?
— В своём развитии и карта поляка претерпела ряд изменений. Когда поляки пришли к выводу, что эта карта даёт не только плюсы, но и огромное количество минусов для самой Польши, то мы только лишь завели разговор о карте русского. А когда поляки её активно внедряли, получая в основном плюсы, то мы были заняты совсем другими проблемами. Поэтому польский опыт надо каталогизировать, посмотреть, есть ли где-то в мире ещё подобный, и только после этого серьёзно подумать о его репрезентации в России.
Также надо определиться, какую базу мы могли бы взять для внедрения подобного документа — этническую, имперскую, советскую или российскую. Израиль репатриирует евреев в настолько широком понимании, что потом сами удивляются тому, кто к ним приехал. Но тувинец, волею судьбы оказавшийся в Лондоне, должен иметь право вернуться в Россию.
— Известно, что некоторые соотечественные организации в Эстонии получают поддержку от российских фондов. Как вы считаете, достаточна ли она?
— Точно о распределении поддержки в Эстонии я не знаю, но что касается достаточности, по имеющейся у меня информации, могу сказать, что средств выделяется явно недостаточно.
— Что Россия могла бы дополнительно предпринять для защиты проживающих в Эстонии соотечественников? Будет ли Россия в будущем в принципе защищать проживающее в Эстонии русскоязычное население или же, исходя из глобальных приоритетов внешней политики, целенаправленно направит его на путь ассимиляции?
— Затрудняюсь с ответом, поскольку мы сейчас находимся на явном переломе, соответственно, то, что кажется сейчас единственно возможным, может измениться очень скоро — буквально через полгода-год.
В классическом международно-правовом плане консульская помощь и сейчас оказывается, но есть и сложности. Возьмём, к примеру, ситуацию с правозащитником Сергеем Середенко. Он гражданин Эстонской Республики и защищать его, по идее, должна Эстония, но последняя его защищает таким своеобразным образом, что посадила без предъявления обвинения в тюрьму. Поэтому с правовой точки зрения тут коллизия — Россия может его морально поддерживать, а реально защитить не может.
— В последнее время некоторые общественные деятели всё чаще говорят о том, что Россия должна расширить систему возвращения соотечественников. Это реализуемо через нынешнюю соответствующую программу переселения?
— Через нынешнюю — нет. Пётр I посылал в Голландию учиться корабельному делу, но в данном случае надо посылать учиться в Израиль, консультироваться и по формам, и по содержанию. Главный недостаток нынешней программы — её предельная бюрократизированность и отсутствие особого порядка. Человек, который переселяется по этой программе и решил приехать, к примеру, к родственникам, родителям или детям в Петербург, будет стоять в одной очереди вместе с мигрантами, легализующимися на временную работу в городе. А их может быть в очереди десять тысяч человек. Очень надеюсь, что эта система будет меняться.
Читайте также:
Михаил Швыдкой: Россия готова восстановить с Эстонией все «живые контакты»
МИД РФ: Россия хочет развивать научно-техническое сотрудничество с Эстонией
Губернатор Омской области: Мы связаны с эстонцами исторически и нам есть что им предложить