Весной 1942 года впервые за многие годы советская власть разрешила верующим во всех крупных городах, начиная с Москвы и Ленинграда, не только массовые ночные пасхальные богослужения, но и крестные ходы. В преддверии великого праздника Светлой Пасхи Христовой 1942 года центральный орган ВКП(б) газета «Правда» впервые напечатала слово «Бог» с большой буквы, а с её страниц прозвучали слова с призывом «…молиться за победу над злейшим врагом — германским фашизмом…». Эта практика сохранялась и в последующие военные и послевоенные годы. Из кодекса правонарушений была удалена статья за пропаганду религиозных культов. В кинохрониках советского Информбюро зазвучал колокольный звон московских церквей; демонстрировались крестные ходы; появились кадры людей, с иконами в руках встречающих советских воинов в освобождённых городах, и солдат, осеняющих себя крестным знамением, прикладывающихся к святым образам; сюжет с освящением танковой колонны, построенной на пожертвования верующих. Разворот атеистических Советов в сторону православия активизировал религиозную жизнь и прочих конфессий — католической, протестантских, еврейской, мусульманской.
В ответ на обращение властей в «Правде» было опубликовано следующее послание митрополита Сергия к пастве:
«С Божиею помощью и в эту годину испытаний наш народ сумеет по-прежнему постоять за себя и рано или поздно, но прогонит прочь наседающего чужанина. Такая надежда, как железная броня, да оградит нас от всякого малодушия перед нашествием врага. Каждый на своей страже, на своём посту будет бодро стоять, содействуя обороне Отечества нашего, и ревниво храня драгоценные заветы нашей святой Православной веры…» (Пасхальное послание местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), Москва 5.04.1942 г.).
В 1942 году Пасха Христова была ранней: 5 апреля (23 марта по старому стилю). Символично, что в первую военную Пасху праздник совпал с юбилеем одного из самых почитаемых на Руси событий — 700-летием Ледового побоища, великой победы русского православного воинства, когда русские войска под предводительством князя Александра Невского разгромили немецких рыцарей на Чудском озере.
В своей авторской статье «Пасхальные дни в Ленинграде» митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) — Блокадный Владыка — написал о тех днях:
«Замечательная годовщина, дающая немало материала не только нам, но и врагам нашим для размышления и выводов! За нас, как видим, история и наша нравственная сила, которая всё так же велика у русского народа и у русского воина, как и 700 лет назад…» (Ленинград, апрель 1942 г.).
Владыка Алексий (Симанский) остался в осаждённом Ленинграде и разделил с паствой все тяготы и ужасы блокадных дней. Принимал приходящих к нему людей. Оказывал многим материальную помощь из собственных средств. Молитвенно утешал и духовно ободрял паству, служа в кафедральном Николо-Богоявленском соборе, ставшем резиденцией ленинградского митрополита после закрытия и разорения Воскресенского Новодевичьего монастыря. Часто сам отпевал усопших от истощения мирян. Божественную литургию зачастую служил один, без дьякона, сам читал помянники, ежедневно служил молебен Святителю Николаю у Никольской чудотворной иконы Николо-Богоявленского храма и совершал после вечерней службы крестные ходы вокруг собора. Фактически митрополит Алексий служил постоянно и почти не покидал стен храма, где и проживал. В собор не раз во время богослужения попадали воздушные бомбы и дальнобойные снаряды. При падении кирпичей, обломков и осколков стекла службы не прекращались.
Певчая Николо-Богоявленского собора М. Долгинская, служившая с весны 1942 года в войсках МПВО, вспоминала, что однажды во время её возвращения поздно вечером в казарму начался воздушный налёт. Она выбежала к Никольскому собору, чтобы там укрыться. И увидела выходивших из ворот храма людей. Впереди всех шёл митрополит Алексий, высоко подняв икону «Знамение». Его не остановил даже налёт. За ним шли люди, державшиеся в темноте друг за друга.
Однажды в собор попали три снаряда. При этом осколки отлетели в сторону кабинета митрополита. Блокадный Владыка вошёл в алтарь, показал помощникам осколок снаряда и, улыбаясь, сказал: «Видите, и вблизи меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще об обстрелах надо меньше говорить… Скоро всё это кончится. Теперь недолго осталось».
Алексий (Семанский) в числе 12 священнослужителей был в первом списке награждённых медалью «За оборону Ленинграда». Эта награда была единственной, которую Владыка всегда носил на рясе и никогда не снимал, хотя он был награждён четырьмя орденами «Трудового Красного знамени» и другими наградами.
Первая военная Пасха выдалась в городе непростой. Владыка служил пасхальную божественную литургию в Николо-Богоявленском кафедральном соборе (всего на момент начала блокады в городе осталось четыре действующих храма, к её окончанию их количество увеличилось до 10). К Светлому празднику Пасхи Христовой удалось вставить разбитые стекла, изготовить немного свечей. В помещении храма было темно и холодно, замерзало масло в лампадах.
Накануне, весь день 4 апреля, шёл обстрел. Пасхальные заутрени в храмах прошли под грохот разрывов снарядов и разбиваемых стёкол.
«Часов в семь вечера разразилась неистовая, сливавшаяся в один сплошной тарарам, зенитная пальба. Немцы летали низко-низко, окружённые густейшими грядами чёрных и белых разрывов. Ночью, с двух до четырёх приблизительно, был опять налёт, много самолётов, неистовый огонь зениток. Фугасы, говорят, были сброшены и вечером, и ночью, где именно — никто не знает точно (кажется, завод Марти). Многие сегодня в страшной панике от налётов, точно их не должно было быть вовсе…» (из дневника блокадника Александра Николаевича Болдырева от 4 апреля 1942 г.).
«Священник освящал куличи. Это было трогательно. Шли женщины с ломтиками чёрного хлеба и свечами, батюшка кропил их святой водой…» (из письма блокадницы Любови Васильевны Шапориной, 5 апреля 1942 г.).
Праздник Пасхи в городе был омрачён массированным налётом вражеской авиации. В пасхальную ночь с 4 на 5 апреля город подвергся жестокой бомбардировке, в которой участвовали 132 немецких самолёта. Бомбардировки начались в 5 часов вечера в Великую Субботу, длились с небольшими перерывами всю ночь и были явно прицельными: били по действующим храмам. Праздничное богослужение было перенесено на 6 часов утра, что позволило избежать большого числа жертв. Более всего в пасхальную ночь пострадал Князь-Владимирский собор.
Настоятелем собора с февраля по июль 1942 года был протоиерей Николай Ломакин. В своих показаниях на Нюрнбергском процессе он так описывает события той Великой Субботы: «В 5 часов 30 мин вечера в юго-западную часть Князь-Владимирского собора упало две авиабомбы. Люди в это время подходили к Святой Плащанице. Была громаднейшая очередь верующих, желающих исполнить свой христианский долг. Я видел, как человек около 30-ти лежало на паперти ранеными. Эти раненые были в разных местах близ храма… Произошла страшная картина смятения. Люди, не успевшие войти в храм, поспешно стали убегать вблиз расположенные траншеи, а другая часть, вошедшая в храм, разместилась по стенам храма, в ужасе ожидая своей смерти, потому что сотрясение храма было настолько сильно, что непрерывно, в течение некоторого времени, падали стекла, куски штукатурки… налет немецких самолетов продолжался вплоть до самого утра, всю пасхальную ночь. Ночь любви, ночь христианской радости, ночь воскресения была превращена немцами в ночь крови, в ночь разрушения и страданий ни в чем неповинных людей…» (из допроса свидетеля протоиерея Николая Ломакина. Из протоколов Нюрнбергского процесса, Нюрнберг, Германия 1946 г.).
По поводу ущерба, нанесенного зданию храма, последовало заявление председателя приходского совета Князь-Владимирского собора инспектору Ленсовета:
«4 апреля 1942 г. в 7 ч 30 мин. вечера при налете фашистской авиации на город осколками сброшенного снаряда частично повреждены стены на южной стороне собора и колонны при входе в собор. Местами повреждена штукатурка до кирпичей. Выбиты почти все стекла с южной стороны собора. Жертв не было. Меры к исправлению приняты. Окна закрыты или деревянными ставнями, или фанерой. Стекла будут вставляться…» (Ленинград, 5 апреля 1942 г.).
После доклада настоятеля Князь-Владимирского собора митрополиту Алексию о последствиях бомбежки, Владыка ответил:
«И это в пасхальную ночь!.. Ничего. Будет и по-другому. Христос воскресе!.. Не падайте духом. Бодрите других. Наш долг быть твердыми: мы ‒ русские, мы ‒ православные христиане…» (из воспоминаний протоиерея Николая Ломакина).
Автор благодарит Владимира Дервенёва за возможность использовать при подготовке настоящего материала практически дословно фрагменты его книги «Город верит», вышедшей в Петербурге в 2021 году.
Христос Воскресе!