Сегодняшнее воскресенье в церковном календаре называется «Неделей о мытаре и фарисее» («неделя» по-церковнославянски — «воскресенье»). Тут всё просто: именно в этот день читается отрывок из Евангелия от Луки, в котором Христос, как говорится в Евангелии, «сказал некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу:
— Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится».
С фарисеями разберёмся чуть позже (некоторые убеждены, что в этом случае очень полезно зеркало), а вот — кто такой мытарь? Да, если возьмём словарь, то узнаем, что это сборщик налогов, taxman. Из истории узнаем, что это были те ребята, которые собирали налоги в пользу римской казны — Иудея тогда была частью Римской империи. Довольно беспокойной её частью, стремящейся к самоопределению и независимости, а поэтому коллаборанты всякого рода ну никак не пользовались уважением в тогдашнем обществе. Если перенестись в сегодняшний день, то это что-то похожее на помесь языкового инспектора и сотрудника парковки, если брать Эстонию. Если Россию, то, наверное, какой-нибудь «хэкающий гаишник» в засаде и с парой сотен тысяч евро в домашнем тайнике или «молодой, амбициозный и перспективный» «едрос», путающий начальство с небесными силами и идущий к власти по головам как бы друзей, отпихивающий конкурентов от заветной кормушки и от тела шефа. То есть уважения к таким людям ноль — одно презрение.
И вот в чём евангельская проблема, на мой взгляд: какой силы должно быть покаяние у человека, не только знающего о своей, мягко говоря, непопулярности, но и остро чувствующего свою греховность? Причём не просто знающего о своём несовершенстве, но всерьёз мучающегося от своих грехов, желающего избавиться от этого страшного груза. И ему, этому языковому инспектору, гаишнику, «едросу» или ещё кому, оказывается больше не важно, как он будет выглядеть в глазах других людей — единственное, что его по-настоящему волнует, — это то, кем он выглядит перед Богом. И цену себе, похоже, он знает — даже глаза поднять боится.
Но это не отчаяние, нет. Это, мне кажется, добрый стыд. «Без греха жизни не проживёшь, без стыда рожи не износишь» — грубовато, конечно, но вроде как справедливо. И здесь нет какого-то самооправдания: мол, все грешные, так и я такой же. Нет, это констатация печального факта: никто похвастаться безгрешностью не может.
Но это ничуть не значит, что настала пора унывать, отчаиваться и пускаться во все тяжкие. Ровно наоборот: Евангелие показывает единственную возможность справиться с отчаянием — раскаяние. Скучное слово? Как сказать. По-гречески «покаяние», «раскаяние» — μετάνοια, метанойя, т. е. «перемена ума» — как я понимаю, такая перемена, которая не разрешает тебе смотреть на человека «чёрным глазом», вовсю подмечающим соринки в его глазу и ослеплённым лесоповалом в себе самом. Тут, конечно, нужно серьёзное усилие.
Отец Владимир Залипский, таллиннский священник, любимый многими, так говорил о настоящем покаянии:
— Да, действительно, миловать нас и очищать от грехов, и прощать нам наши грехи — это дело Божие. А вот чтобы удерживаться от грехов, стараться их не повторять — это наше дело. Так что всякое покаяние складывается из двух частей: Божией и человеческой. В покаянии Бог участвует как прощающий. Я прошу, молюсь, болею душой о своих грехах и плачу перед Богом — слезами или без слёз, это не важно. И видя мое искреннее сожаление о том, что я сделал, видя мою скорбь покаянную, слыша мою просьбу о прощении, Господь меня не отталкивает — Он меня, кающегося, принимает и действительно прощает мои грехи. Бог не только прощает, Он делает больше: Он освобождает меня от тех грехов, которые я сделал. А что значит — освобождает? Это значит, что раньше грехи надо мной имели власть и силу, настроение греховное мной владело и определяло мою жизнь и мои поступки, и я влёкся, как животное, которое взяли на привязь и тащат, а оно, может, и упирается, но идёт, потому что то, что влечёт его, сильнее, чем его сознание, его разум…так вот: Бог не только прощает — прощения-то мало. Он освобождает от власти греха…Такие случаи бывают, очень даже бывают: когда залезешь глубоко в грех, когда к нему привыкнешь, грех становится твоим вторым естеством…Но всё-таки унывать не надо, не надо отчаиваться, опускать руки — надо положить начало покаянию, то есть начало прекращению греха. Святой Серафим Саровский говорит, что покаяние — не только в том, чтобы грех назвать на исповеди, а и в том, чтобы перестать грешить — вот признак настоящего покаяния. Начать с грехом бороться — серьёзно, не как-нибудь, без саможаления — тут саможаление ложное, это жаление погибельное. Настоящее покаяние — это поворот жизни. Мы сравниваем свою жизнь с Христом и Евангелием. И с жизнью святых, потому что святые — это по-настоящему здоровые люди, настоящие христиане. И нам надо сравнивать себя именно с ними, а не с окружающими. И ни в коем случае, конечно, никого не осуждать из тех, кто нас окружает. Осуждение — признак гордости, самомнения. Осуждающий явно себя не знает. Если бы знал себя хорошо и видел себя по-настоящему, не осуждал бы никогда. И ещё говорят святые, что если будешь осуждать, то сам обязательно в это же и впадёшь. Так что даже просто из соображений самосохранения лучше никого не осуждать, это разумнее, мудрее. Вот почему говорит Христос: «Не судите, и не будете осуждены». Ни Богом, ни людьми.
Мы с вами знаем, как тяжело быть с теми, кто смотрит насмешливо, надменно, язвит, указывает пальцем, бросает камнем в другого. Тяжело быть с таким человеком — чувствуешь, что это холодный человек, надменный, презирающий других, хотя он может быть внешне очень порядочным. А другой совсем не порядочный, но он не осуждает. Простой, отзывчивый — ему не придёт в голову что-то о другом худое сказать. С таким легко, хотя он грешник. Вот почему Христос был с грешниками и не любил так называемых праведников, которые о себе высоко думали и берегли себя внешне, чтобы не уронить себя в глазах людей. Внутри-то они были очень худые, злые, тёмные, но, чтобы казаться хорошими, они берегли внешность свою и внешне были очень порядочными и благочестивыми. Господь их не одобрял и говорил, что мытари и блудницы, т. е. явные грешники, вперёд их идут в Царствие Небесное. Вот таков Божий суд, таково Божье отношение. Дай Бог и нам к такому настроению стремиться. А оно естественно рождается, когда я вижу себя, чувствую себя по-настоящему. Святые никогда никого не осуждали. Святые — не осуждали! Уж они-то могли бы осудить, а не осуждали. И у них это было естественно, потому что они очень знали человека, они знали себя. Они-то знали, как легко согрешить.
Отец Владимир говорил, во-первых, спокойно, во-вторых, убедительно: что называется, слово, приправленное солью. Да и не выдумывал он ничего – он из своего опыта собственного говорил, отсюда и сила его слова. Я-то трещать могу сколько угодно — да толку-то. Могу ещё в церковь сходить, свечку огромную купить евро за 20, лоб перекрестить и всю неделю чувствовать себя исполнившим религиозные обязанности праведником, искоса при этом поглядывая на всяких парковочников, инспекторов и «едросов». У которых, оказывается, есть гораздо больше шансов (при правильном отношении к Богу и себе самим, естественно) войти в рай. Даже неудобно как-то осуждать, честное слово. Дурацкое какое у меня зеркало, похоже.
Читайте по теме:
Владимир Залипский: священник из Таллинна, к которому приезжали тысячи
Протодиакон Андрей Кураев жителям Эстонии: Давайте друг другу завидовать