Любой грех терзает душу. Неслучайно ведь слово «страсть» имеет общий корень со «страданием». Но есть такие грехи, которые порождают другие, тянут их за собой. Один из таких сердцеедов — осуждение. Я даже не говорю о явных его проявлениях: выйти на площадь, например, и давай чехвостить во всеуслышание кого-нибудь. Нет, гораздо чаще бывает, когда мы осуждаем человека как бы походя, вскользь, а то и вовсе (это для особо одаренных и начитанных) маскируя осуждение под рассуждение, то есть чуть ли не под добродетель. «А я “в домике”: я его не осуждал — я только рассуждал о его поведении, вот!» — пытается человек заткнуть совесть. Ничего, разумеется, не получается. И конечно, любой грех всегда, без исключения имеет своим следствием страдание человека — это закон почище дважды два. Сколько раз проверено: «За что осудишь, в том и побудешь». Примеры привести, думаю, каждый может. Так что хотя бы ради собственной безопасности — что духовной, что физической — имеет смысл бороться с осуждением. Разные есть способы. Один из них — пытаться видеть в окружающем нас мире материальном параллели с духовными реалиями, это ещё святитель Феофан Затворник советовал. У одного знакомого случилась такая история. Вот она.
Пашка на днях изобрёл, говорит, «лесопед» и решил в связи с этим впасть в полное неосуждение. Мы аж заулыбались.
— Чего ржёте? — говорит. — Всё из-за леса, солнца и случившихся со мной «глюков». Иду, это, я по лесу, гуляю себе на здоровье. Чу, кроншнеп прокукарекал. Чу, поползень крякнул…
— Пашка, — орём, — орнитолог из тебя замечательный! Хоть сейчас в школу — биологию преподавать.
— Не, не пойду: я детей боюсь. Так вот, гуляю я, это, по лесу. Весенний лес, сами знаете, светлый такой, радостный, всяка тварь те подмигнёт обнадёживающе. Солнышко ещё сквозь сосны проглядывает. Пасхальные дни, в общем — что у тебя, что у матушки-природы.
Иду, главно, а меня обгоняет дядька на велосипеде. И всё бы ладно, но уж больно, смотрю, «лесопед» (он же на нём по лесу едет) у него «навороченный»: и шины тебе в три ладони, и рама будь здоров, скоростей дофига…Тихо так обгоняет, не спеша. Подкрался незаметно и обогнал: демонстрирует, главно, свой агрегат передвиженческий.
Ясно, от испуга и неожиданности я этого дядьку про себя всяко крыть начал. На государственном и родном языках. И даже на амхарском. Повылезали велосипедисты, оттаяли весной, жить мешают. Вдогонку ему пролетарский взгляд послал — «ездит тут, денег, поди, натырил, вот и купил себе игрушку навороченную. Вот у меня, например, обычный велосипед, потом и кровью приобретённый. А у тебя, поди, ещё и машинка нехилая имеется. И тоже наверняка на мои трудовые налоги приобретённая, дармоедина».
Это всё я называл, разумеется, ни в коем случае не «осуждением» (как же: совсем недавно молитву Ефрема Сирина читал, кое-что в памяти осталось), а скромно — «рассуждением». Ага, так нарассуждался — хоть сейчас в ученики к Антонию Великому, на худой конец — к Игнатию Брянчанинову. Чувствую: не, что-то не то. Проще говоря, кутерьма в душе поднялась. Какое, спрашивается, лесное спокойствие и тихая радость. Был я в душе сильно расстроимши, если честно. А жаль — пасхальные дни как-никак. Мужик-то, главное, едет себе и едет, тихо так, медленно, мордой по сторонам воротит. Созерцатель, тоже мне.
Тут солнце снова сквозь сосны блеснуло. Смотрю: на спине у мужика крест. Самый настоящий. Не большой: так — средненький. Встал, как вкопанный, в спину дядьке уставился. Стою и думаю: вот он крест свой везёт на спине и, вполне может быть, что на свою Голгофу, а ты его, мда, «рассуждаешь». А у него забот, поди, не меньше твоего, а то и поболе. У тебя, слава Богу, с семьёй всё хорошо — может, у него плохо? Может, и с работой, в отличие от тебя, не всё в порядке? Может, он вообще болеет? А может, этот «байк» несчастный, за который ты его осудил (признайся уже), с позапрошлого года вполне доступен стал по цене — с телефонами то же случается. И чего ты, собственно, лезешь со своими домыслами, если ничегошеньки ты об этом дядьке с крестом не знаешь?
Ладно, оставил я этого крестоносца в покое, задумался: а разве не любой человек, которого я вот так вот — походя — смиренно «рассуждаю», не имеет на плечах своего собственного креста? Тётка из электрички, чей взгляд мне так не понравился. Толстый поп, который недостаточно аскетичен, по моему смиренному мнению? Мальчишка-карьерист, выбившийся в начальники? Девка с утиными губами?.. Прав ли я, вынося им такие вердикты? Если у каждого из нас есть свой крест, то нет ли смысла заняться именно своим собственным? Помнится, Христос, не осудил ни одного из тех, кто был с Ним на Голгофе, — даже того, слева.
Так я и решил никого ни осуждать, ни «рассуждать», —подытожил довольный Пашка. Удалась, в общем, прогулочка.
— А крест-то мужик куда вёз? — спрашиваем.
— А, это насос у него из рюкзака торчал. Двуручный. Но уж больно крест напоминал. Солнце ему в спину посветило, я и увидел. А то, думаю, всё: «глюки». Но всё равно полезно, правда?
— Долго тебя на этот подвиг хватило?
— Не, минут на пять. Потом снова понеслись «рассуждения» всякие. Но я как-то теперь поосторожнее с ними. Эх, не возьмут меня в ученики — ни Антоний Великий, ни Игнатий Брянчанинов, — вздохнул. — Лесной я человек! А то и вовсе пещерный.
Мы про себя подумали, что не один он такой. Все мы немного из леса. Соринки всякие замечаем, а брёвен собственных ну никак видеть не хочется.
Читайте следующие воскресные истории:
Любят ли коты бутерброды с сыром?
Давыдов: Монашеский мятеж и Пашкин синяк
Негрустная история о духоносном коте, которого топили, топили, да не утопили