Давайте сразу договоримся: сегодня говорить о вербах не будем. Ботаника — наука достойная, этнография — тоже ничего, но я бы хотел отвлечься от растений и народных традиций. За нынешними россказнями о «традициях», мне кажется, стоят или нежелание, или неспособность говорить, думать о смысле события, эти «традиции» отвлекают нас от размышлений. Итак, Вербное воскресенье, Вход Господень в Иерусалим. Страшный вообще-то праздник. Но важный. И касается он далеко не только снова далёкого (спасибо кризисам) Иерусалима, но, оказывается, и Таллинна, и Тарту с Нарвой, и Питера с Москвой и Владивостоком. Попытаемся перекинуть мостик через две тысячи лет в наше время.
Да, с одной стороны — всеобщее торжество, радость людей, встречающих Христа, Который вчера воскресил из мёртвых Лазаря, Своего друга, ещё раз показал, что Он не просто странствующий проповедник, цитирующий общеизвестные вроде бы истины, а заявляющий о Своём Божестве Некто. С другой стороны, этот Некто, нагло именующий Себя Богом, ни в грош не ставит вроде как полагающиеся Ему по такому случаю довески: не нужны Ему для торжества «линкольн» с флажком (Он на ослике едет и без флага). Фанфары, парады с гимном тоже как-то Ему чужды. Весьма скептически Он смотрит даже на великолепные церковные здания (откуда, кстати, выгоняет всяких продавцов, а их лавки вообще ломает), настаивая, что Бог, мол, не в рукотворенных храмах живёт (ср.: Деяния Апостолов, гл. 17, ст. 24), предрекая скорое разрушение всего этого человеческого великолепия.
А мы-то Его хотели царем поставить! Ну, или президентом, если по-нынешнему. Столько вон церквей восстановили-построили! Программ государственных понаписали по восстановлению духовности, политического влияния и экономической мощи, противостоянию всякому злу и тлетворному влиянию Запада/Востока — мама не горюй. Думали, Он, такой сильный, решит наконец-то национальный вопрос, раздаст всем хорошим гражданство лучшей страны в мире, а всех нехороших выгонит и победит. Но Он как-то вот не согласен с нашей программой: даже национальность для Него — повод видеть в человеке пути к Богу, а не вести борьбу не на жизнь, а на смерть с захватчиками всякими. Взять тот же случай с Самарянкой (Евангелие от Иоанна, гл. 4). Или с римским сотником, оккупантом вообще-то (Евангелие от Матфея, гл. 8) — это вообще что такое? Вот те и царь, вот те и президент…Ещё и Богом Себя называет. С такими, знаете, у нас разговор короткий.
Вот как обосновывает священник Александр Шмеман молчание Христа по сильно волнующим нас вопросам, за которое мы Его так недолюбливаем. Вплоть до креста недолюбливаем:
«..Вся логика нашего времени пронизана подсознательным убеждением, что диавол сильнее Бога, что разрушить зло можно только злом, даже если его назвать „антизлом“. Тут корень того уныния, что одолевает меня при чтении газет, журналов, книг… И каким понятным, нужным становится молчание Христа о всём том, что так страстно интересует нас: о государстве, о религии, об истории, даже о морали. Он всегда говорит мне и обо мне, только это Его интересует. Но во мне для Него — весь мир, вся жизнь, вся история. И потому Он спасает меня — не государство, не государственный строй и нечто иное. И потому всякая борьба, кроме внутренней, всякое „анти“ — всегда имеет, несёт в себе начала самого страшного — духовного — поражения».
Всякая борьба, кроме внутренней! То есть получается, что вот Ему, Который совсем не на «линкольне» въезжает в мой город, важно, чтобы лично я изменился, а не исчез тот надоевший хмырь из президентского дворца, дома, бункера или хутора? Чтобы я собой занялся, а не ЕС укреплял в борьбе против зла с Востока или Россию против лиха с Запада? И только в этом случае, по Его мнению, похоже, светит мир, если каждый займется своими грехами? Опа. Ничего себе праздник.
Но радость в нём, в сегодняшнем дне, всё-таки есть. Отец Александр Шмеман пишет:
«Чтобы почувствовать радость этого каждый год возвращающегося праздника — Вербного воскресения, нужно вспомнить прежде всего, что этот торжественный вход в Иерусалим был единственным очевидным торжеством на протяжении земной жизни Христа. Он не искал нигде и никогда ни признания, ни власти, ни славы, не искал даже элементарного житейского благополучия. „Лисицы имеют норы, — говорил Он, — и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову“ . На все попытки прославить Его Он всегда отвечал решительным отказом, и всё Его учение было учением о смирении и кротости: „Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим…“
Он хотел этого торжества накануне предательства, измены, страданий и смерти. Он хотел, чтобы хотя бы на несколько мгновений, хотя бы в одном только городе люди увидели, и признали, и провозгласили, что подлинная власть и сила и слава не у тех, кто внешней силой и мощью получает её, а у Того, кто не учил ничему кроме любви, подлинной внутренней свободы и подчинения только высшему и Божественному закону совести. Этот вход в Иерусалим означал развенчание раз и навсегда власти силы и принуждения. На несколько часов в Святом городе просияло царство света и любви, и люди узнали и приняли его. И, самое важное, никогда не смогли до конца забыть о нём. Создавались и падали огромные империи, завоёвывались и отвоёвывались целые государства, достигали неслыханной власти, неслыханной славы всевозможные вожди и владыки — и потом исчезали, погружались в темное небытие. „Какая слава на земле стоит тверда и непреложна?“ — спрашивает поэт, и мы отвечаем: никакая. А вот Царство этого нищего, бездомного Учителя стоит и светит всё той же радостью, всё тем же обещанием. И не только раз в году, на Вербное воскресение, но всегда, действительно во веки».
Узнать на опыте разницу между Царством Бога и нашими мелкими уездно-имперскими переживаниями я желаю всем нам. Как ни старайся, забыть о существовании этой разницы мы не сможем — совесть заест. Пусть она лучше одобрит.
А впереди у Христа — дни, наполненные изменой, предательством, издёвками и смертью. Мне интересно, где я буду в это время: в хохочущей толпе или вместе с Ним. У одного разбойника получилось. Увидел Бога рядом. На Кресте, правда:
Их-то Господь — вон какой!
Он-то и впрямь настоящий герой!
Без страха и трепета в смертный бой
Ведёт за собой правоверных строй!
И меч полумесяцем над головой,
И конь его мчит стрелой!
А наш-то, наш-то — гляди, сынок —
А наш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.
А у тех-то Господь — он вон какой!
Он-то и впрямь дарует покой,
Дарует-вкушает вечный покой
Среди свистопляски мирской!
На страсти-мордасти махнув рукой,
В позе лотоса он осенён тишиной,
Осиян пустотой святой.
А наш-то, наш-то — увы, сынок —
А наш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.
А у этих Господь — ого-го какой!
Он-то и впрямь владыка земной!
Сей мир, сей век, сей мозг головной
Давно под его пятой.
Виссон, багряница, венец златой!
Вкруг трона его весёлой гурьбой
— Эван эвоэ! — пляшет род людской.
Быть может, и мы с тобой.
Но наш-то, наш-то — не плачь, сынок —
Но наш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.
На встречу со страшною смертью своей,
На встречу со смертью твоей и моей!
Не плачь, она от Него не уйдёт,
Никуда не спрятаться ей!
(Тимофей Кибиров, «Вход Господень в Иерусалим»)
Читайте по теме:
«За что осудишь, в том и побудешь»: законы и наблюдения из «Лествицы»
«Беспощадная правда Евангелия» — от богослова, родившегося в Эстонии