— Я родился в Эстонии, но помню себя здесь только с седьмого класса. Пришлось с родными везде поездить, причём не по своей воле: деда, занимавшего в Таллинне ответственный пост, в 50-х годах как сознательного беспартийца сослали в Сибирь, и мы отправились вместе с ним. На родину возвращались долго и окольными путями — через Дальний Восток и Украину. Уже в Таллинне я закончил восьмилетку, после чего пошёл работать на завод имени Калинина, который дал закалку на всю жизнь. Отслужив в армии и вернувшись домой, стал учиться в морской школе ДОСААФ.
Профессия для смелых
От воды Юрия Сильмансона всегда было не оттянуть — плавал и нырял до посинения. Учась же на водолаза, он открыл для себя удивительный подводный мир, который потянул его к себе с такой силой, что ни о чём другом Юрий думать уже не мог. Нашлись единомышленники, тоже увлекавшиеся подводным плаванием и поисками под водой, с которыми Юрий в 1986 году основал подводно-поисковой клуб «Вирония» — так когда-то назывался штабной корабль, участвовавший в прорыве из Таллинна в Кронштадт в августе 1941 года.
— Мы сотрудничали с музеем ДКБФ — Дважды Краснознамённого Балтийского флота, располагавшимся в центре Таллинна напротив Педагогического института (сегодня это Таллиннский университет). Его директором был капитан второго ранга Липовский. Заявку на проведение подводных поисков в пограничной зоне моря мы каждый раз подавали в штаб Балтийского флота и в Главное управление пограничной охраны. Ведь если помните, в советское время даже в Пирита по морскому берегу в вечернее время не погуляешь — пограничники прогоняли. Так что необходимо было получить разрешение.
Как рассказал Юрий, в море они выходили с гидрографами, которые иногда тоже просили их кое-что выяснить. Дескать, эхолот показывает, что в данном месте под водой что-то есть, но что — неизвестно, не нырнете? Ныряли, конечно, и не только с кораблей, но и с берега, предварительно зайдя на пограничную заставу и показав разрешение на подводный поиск.
— Одна из тем, по которой мы производили поиски, — эвакуация гарнизона Ханко в 1941 году, для чего ходили в залив Лохусалу. Там на небольшой глубине лежали обломки транспортного судна «Иосиф Сталин», в декабре 41-го перевозившего гарнизон Ханко в Кронштадт. Подорвавшись на минах, судно село на мель, часть людей спаслась, другая попала в плен. Также ходили в Виймси, где тогда же, в 1941 году, была затоплена пограничная парусно-моторная шхуна. Пока её искали, нашли немецкие боновые сети, которыми немцы перегораживали Таллиннский залив. Ходили в Локса, на Аэгна, в другие места. Занимались разминированием реки Нарва.
По словам собеседника, много чего можно было найти на дне среди останков затонувших судов: оружие, начиная с винтовки и кончая корабельной пушкой, ящики с боеприпасами и прочими изделиями, пришедшими с годами в негодность. Сейчас большей части этого уже нет — дайверы, то есть аквалангисты, любители подводного плавания, всё подчистили. Если в советское время и в первые годы восстановившей свою независимость Эстонии под воду погружались с поисково-исследовательскими целями, то сегодня разрешение на погружение дают обычным дайв-клубам, члены которого нередко присваивают себе то, что найдут на подводных объектах.
Спасите наши души
Когда Эстония в начале 90-х годов восстановила свою независимость, Юрий Сильмансон стал работать в Таллинне спасателем. Случаи, на которые приходилось выезжать по тревоге, бывали самые разные: пожары, автомобильные аварии, разлив нефтепродуктов, люди, застрявшие в лифте или оказавшиеся в опасной ситуации дети, поиск утонувших.
— Помню случай, когда два парня, взяв пиво, пошли на лодке кататься в Пирита. Один не умел плавать, и другой на мелководье решил его научить. Но там оказалась яма, и парень, который учился, утонул на глазах у всех. Вызвали уже доставать из воды. Ещё один случай произошёл в карьере в Ласнамяэ. Пропал ребёнок, гулявший с собакой по краю обрыва, видимо, утонул. А вода в карьере мутная, много мусора, глубоко, у меня лопнули барабанные перепонки. Но тело я нашёл и поднял. Девочке было пять лет. Оказалось, отец — наркоман, мать — алкоголичка, никто из них за дочерью не явился. Сам пошёл в собор Александра Невского и свечку за упокой поставил. Самое тяжёлое, когда дети гибнут. Такие случаи оставляют след на всю жизнь.
Содержать водолазную службу государство скоро отказалось из-за её, как объяснили, нерентабельности, и её функции передали частным фирмам. Поэтому если предполагалось, что человек утонул, а его друзья или родственники обращались в государственную службу спасения с просьбой его найти, то им отвечали, что следует подождать два-три дня, вдруг найдётся. Если ждать люди не хотели, им предлагали обратиться в одну из частных фирм.
— Но в выходные или отпускные дни я по-прежнему исследовал морское дно. С этой целью с ребятами из клуба не раз приезжал нырять на остров Сааремаа, где у берега, в районе полуострова Сырве, лежали десантные баржи, оставшиеся от войны. Не всегда погода благоприятствовала поискам под водой, и тогда приходилось ждать, пока стихнет ветер и море успокоится. Однажды, обратив внимание на окопчики, тянувшиеся вдоль берега, я решил по ним пройтись и взял в руки прибор — подводный металлоискатель. И скоро понял, что это — нехоженый край: здесь в 41-м и 44-м годах проходили бои, чего только после них в земле не осталось! Там я впервые в своей жизни обнаружил и останки бойцов Красной армии.
Страна вернёт им имена
После перерегистрации в 2003 году подводно-поисковый клуб «Вирония», насчитывавший два десятка увлечённых поисковыми работами человек, стал называться поисково-историческим объединением, и люди в нём были уже не только из Таллинна, но и из Пярну, Ида-Вирумаа и других мест. Его деятельность расширилась, работы проводились как на островах, так и на материке. Встал вопрос и о перезахоронении найденных в ходе поисковых работ останков советских солдат.
— Мэром Маарду тогда был Георгий Быстров. Я к нему обратился, и мы вместе поехали на кладбище и определили место, где можно было бы хоронить погибших. Ребята из нашего объединения всё делали сами — копали, привозили камень и прочее. Первые захоронения произвели в 2005 году. Так образовался Мемориал маардуского кладбища, на котором летом прошлого года появилась «Часовня памяти».
Юрий рассказал, что если раньше разрешение на поиск погибших солдат Красной армии, как и разрешение на спуск под воду, они получали от Департамента охраны памятников старины, то после «бронзовой ночи» в таком разрешении им было отказано на основании того, что останки советских бойцов интереса для Эстонии больше не представляют. А потом вышел закон, по которому воинскими захоронениями обязали заниматься Министерство обороны Эстонии.
— Имя погибшего можно определить разными способами. Например, у солдат в самом начале войны был медальон — эбонитовая трубочка, внутри которой хранились данные с именем бойца, откуда он призывался и так далее. Потом, правда, вместо них стали вводить красноармейские книжки, которые, пролежав в земле или болоте, сгнивали и разлагались. Но отличившихся в бою стали награждать медалями — по ним-то как раз и можно установить личность погибшего. Правда, если только эта медаль номерная. «За оборону», например, или «За взятие» — не номерные, в отличие от медали «За отвагу» или ордена Красной Звезды. Ложка подписанная или котелок тоже могут помочь в поиске, но тогда надо получить более подробную информацию о бойце, подобная работа более сложная. В любом случае мы связываемся с Центральным архивом Министерства обороны России.
В занятиях поисковой деятельностью Юрием и другими, как он, движет чувство справедливости. Месть за историю? Нет, это не месть, это справедливость, которую нужно восстановить, похоронив всех как положено и назвав по возможности по именам. Нельзя обратить вспять время и вернуть погибших к жизни, но в силах живущих сегодня сохранить о них память.
Тени прошедшего
Один случай, связанный уже с Первой мировой войной и произошедший в Литве, Юрий Сильмансон никогда не забудет. В это место он приезжал не раз и всегда с группой ребят, а тут, отправив их встречать другую машину, остался один возле горки, где в 1915—1916 гг. шли ожесточённые бои. Наступила ночь.
— В какой-то момент меня охватило непонятное чувство. Я веток в костёр подкинул, топорик поближе придвинул, мало ли какой зверь набежит. И вдруг будто кто-то плеча коснулся. Я вскочил, оглядываюсь и вижу — образы какие-то белые, туманные на меня движутся, два солдата в шинелях с горки спускаются. И какая-то сила меня назад отталкивает, и я пячусь к окопам в поле. Только когда возле них оказался, образы исчезли. При этом я так крестился, что даже пальцы свело, целую неделю не мог их развести. Местные потом говорили, что я — не первый, кто их видел, и одному здесь лучше не оставаться.
Юрий заметил, что из земли они на самом деле извлекают останки всех, кого в ней находят, в том числе и немецких солдат. В Германии существует Народный союз по уходу за военными могилами, и в Эстонию каждый год приезжает его представитель, чтобы забрать найденные останки и всё, что было при этих солдатах. Советских бойцов, если имена их известны и у них есть родственники, могут захоронить и на их родине, такие случаи тоже бывают. Тогда передачу останков официально организует консульский отдел посольства России в Эстонии.
— В последнее время я состою и вхожу в состав правления другого военно-исторического объединения — Front Line, зарегистрированного в Таллинне. А вообще, подобных организаций в Эстонии несколько: маардуская «Вирония», нарвский Otsing, Pommiauk в Йыгева. Каждая работает самостоятельно, но если требуется помощь в чём-то, мы, конечно, откликаемся и помогаем. Устраиваем также в Эстонии «вахты памяти» и сами ездим на подобные мероприятия в соседние страны. Деятельность объединения Front Line продолжается, мы открыты для всех, разделяющих наши взгляды и убеждения.
Материал подготовлен при финансовом содействии некоммерческой организации «Фонд поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом».
Читайте по теме:
Братская могила советских воинов в Тарту обрела должный вид
Эстонские поисковики поделились с россиянами достоянием Великой Победы
«180 миль до Ленинграда» — в Эстонии проходит уникальная экспедиция