Деян Бальошевич, бывший в то время координатором сербской общины Ораховац, что на самом юге Косово и Метохии, видел своими глазами, как всё происходило. Но и после погромов, несмотря на ненависть, как сам Деян, так и многие его друзья и соплеменники остаются на родной земле. Почему? Что их там держит?
Мы много ездили в тот край, пытаясь понять этих странных сербов. Думается, небезуспешно: со многими мы сдружились по-настоящему. Жаль только, что нынешние власти Косово не оценили нашей доброй воли: нам хоть немного, но удалось почувствовать на собственной шкуре последствия доброго отношения к сербам — нас, во-первых, допрашивали в тамошней полиции, во-вторых, запретили въезд как «лицам, представляющим опасность для “независимого Косова”». Но дружба посильнее и поважней всяких политических и националистических закидонов: с друзьями мы всё-таки встречаемся, хоть и не у них дома. Друзьям есть что рассказать, есть что вспомнить. Один из таких рассказов мы публикуем сегодня.
«Шкой!»
«17 марта 2004 года. День первый.
В воздухе висела вязкая тревога. Напряжение может быть вязким — мы это чувствовали всё время, но в последние годы особенно. Ты чувствуешь опасность и ненависть кожей. Иногда это чувство обостряется. Вот так и сегодня — в сербской части Ораховца и Великой Хоче, наших сербских анклавах, мы ощущали эту тягучую, давнюю ненависть, ищущую себе выхода. То, что ожидается нападение, мы видели по поведению наших албанских соседей: в своей, албанской части города, работники неправительственной организации «Promocom» спешно выносили дорогую оргтехнику из здания, а те шиптары, которые жили рядом с «линией этнического разграничения», КПП, разделяющего город, вдруг прекратили свои ежедневные оскорбления и провокации в отношении сербских соседей за колючей проволокой, притаились в своих домах, но ворота во дворы по какой-то причине оставили открытыми.
В албанской части шли стихийные демонстрации. Толпа состояла по большей части из молодёжи, приехавшей из окрестных албанских сёл, а потом и из других мест Косово. Эта толпа росла с каждым часом. До нас доносились вопли “Shkoj!” («вон!», «уходите!» — алб.), “Morto i serbi!” («Смерть сербам!») которые звучали во время войны с УЧК и НАТО.
Ситуация вышла из-под контроля — мы поняли это, когда увидели, что на «линии разграничения» появилась косовская полиция. Стало ясно, что к сербам пожалуют непрошенные «гости». В это самое время военные КФОР и полицейские УНМИК о чём-то спорили между собой посреди нашего анклава, явно не желая встать на пути разбушевавшейся толпы.
Сербские семьи, чьи дома стояли рядом с КПП, закрыли их, спешно схватили самые необходимые вещи и документы, взяли детей и кинулись в центр «анклава» к родным, считая, что так будет безопаснее. Матери бегали по улицам, звали малышей, которые ничего не понимали и играли, хватали их под руки и убегали в дома. Все ждали нападения. Погрома.
Он начался в 18:30. Обезумевшая толпа легко сломила сопротивление полиции и ворвалась в сербскую часть города. Под крики «Сербы — вон!», «Смерть сербам!» в дома летели камни, палками и молотками крушилось всё, что попадалось под руку. В течение нескольких минут были повреждены, изуродованы десять наших домов, почта и пожарная станция. Мы видели, как один из сотрудников косовской полиции попытался было остановить остервенелую толпу, но его просто отбросили в сторону. Сербы сидели в подвалах, на чердаках, в самых безопасных закутках, молясь о вразумлении беснующихся людей и прекращении погрома.
В это время косовской полиции подоспело подкрепление — удалось приостановить продвижение толпы. Но я заметил, что пока полицейские сдерживали первые ряды вандалов, со стороны неслись приказы-указания — что делать дальше: видимо, орудовал хорошо подготовленный организатор нападения. И тут же из задних рядов вышли несколько групп, которые бросились в близлежащие сербские дома. Так, одна из шаек ворвалась в дом супругов Грковичей и избила их.
В то же время один из «мирно протестующих» бросил в разбитое окно их дома горящую паклю. Пламя стремительно разрослось, из окна повалил густой черный дым. Это видела сестра Станиши Грковича — она находилась в это время у соседей в доме. Она закричала и хотела броситься сквозь толпу к дому брата, чтобы спасти семью. Соседи схватили её за руки и не давали уйти: «Тебя убьют!» Женщина кричала: «Они убьют брата с семьёй! Не дайте им сделать это!» Но тут, к счастью, вмешались солдаты КФОР: они успели подъехать на броневиках к горящему дому, оттеснили толпу, из дома выбежали мерзавцы, избившие семью. Затем полицейские вынесли на руках Радмилу Гркович, которую, как потом выяснилось, не только побили, но и пытались похитить, потом нашли в дыму лежащим в луже крови её супруга Станишу и вынесли его на воздух. Всё происходило очень быстро, и через несколько минут сбежавшиеся соседи смогли потушить пламя. Супругов отнесли в ближайший дом, наш участковый врач тут же оказал им первую помощь. КФОР вытеснил толпу в албанскую часть, но никто из нас не был уверен, что ночью погром не продолжится. Стоит ли говорить, что никто в эту ночь в сербской части города не спал?
С днём рождения, Теодора!
18 марта. День второй.
Тяжёлое, страшное утро. Осторожно открывались двери домов, сербы выходили на улицу, оглядывались, здоровались друг с другом и смотрели на родной город, на последствия вчерашнего погрома. Осколки стёкол, камни, балки, мусор, чёрные глазницы окон разрушенных домов, проломленные крыши, выломанные двери…Чудом было отсутствие человеческих жертв. Многие навестили супругов Грковичей, те рассказали, что их били ногами и палками: пять групп одна за другой врывались в их дом, круша всё, крича «Смерть сербам!» и т. д.
Друзья и соседи помогли вынести из дома то, что ещё можно было спасти. По общему решению, семье был предоставлен пустующий, но крепкий дом в центре городка, подальше от «линии этнического разграничения». Затем заколотили окна и двери осквернённого дома — ясный знак, что сюда хозяева больше не вернутся.
Катарина Шарич была на седьмом месяце беременности. Из-за вчерашнего «визита» и связанных с ним переживаний, стресса у неё начались схватки. Мы быстро связались с КФОР и косовской полицией, прося о помощи. Пока КФОР рассматривал возможность предоставить вертолёт, Катарина родила у себя дома девочку. Слава Богу, у нас был врач, который с помощью соседок принял роды. Потом на БТР-е маму и новорождённую отвезли в больницу в Призрен, где ребёнка положили в инкубатор. Врачи сказали, что если младенец продержится первые три дня, есть шанс, что выживет. Потом их перевели в больницу в Скопье. Сейчас тот младенец — красавица Теодора, заканчивает медицинское училище в Косовской Митровице. Мы, понятно, очень рады.
В полдень пришло известие: сожжена церковь св. Недели в селе Брняк, что в пяти километрах от Ораховца. Храм был обновлён в 1974 году на фундаменте древней церкви XIV века.
В полдень же мы заметили, что толпа в албанской части города вновь начала собираться, снова послышалось «Смерть сербам!» и прочие человеколюбивые лозунги мирных демонстрантов. Мы вновь ожидали нападения. Стариков, женщин и детей немедленно и несмотря на протесты перевели в центральную часть города: тут все вместе, тут безопаснее. Мужики стали в караул: смотрели, как будет развиваться ситуация, чтобы при первой опасности предупредить односельчан и готовиться встретить толпу, если она опять прорвётся.
Тут мы заметили двух шиптаров, которые поливали бензином из принесённой канистры на угол одного сербского дома. Как-то проникли сюда. Мы их, не особо нежничая, схватили и передали в руки полицейских. Один из этих «гостей» нам был хорошо знаком: очень часто он проезжал по нашим улицам на дорогих автомобилях и специально ставил динамик на полную громкость, чтобы пожелать нам спокойной ночи, наверное. Его мать — сербка, кстати. Очень больно.
Быстро пришла и успокаивающая весть: КФОР, состоявший тогда из немецких солдат, получил приказ в случае повторения вчерашней провокации применять оружие на поражение. Это известие было встречено воплями толпы в албанской части города и вздохом облегчения в части сербской. Мы видели, как немцы сняли свои шлемы, бронежилеты, закурили, а наши дозорные, стоявшие рядом с ними, давали жестами понять, что опасность прошла. Часов в девять вечера сербы разошлись по домам. Ночь была тихой.
«Извините, но мы живы»
19 марта. День третий.
Жители вышли на улицу, наиболее пострадавшую от погрома и общими усилиями расчистили её, полностью убрали весь мусор. Получаем страшные вести из других частей Косово и Метохии. Люди, слыша их, или впадают в панику, или начинают унывать. В местных медиа прошло сообщение, будто всех нас эвакуировали, и сербская часть города пустая (хорошая новость для «соседей» — заходи и бери что хочешь, хоть поселяйся здесь). Всё утро звонили в эти самые СМИ и опровергали сообщение: «Извините, мы всё ещё живы. Мы в своих домах».
Косовская полиция сообщила, что храм в селе Брняк не сожжён дотла — сгорела «только» внутренность притвора, а у церкви стоит охрана.
После полудня решили раздать оставшуюся гуманитарную помощь нуждающимся и пострадавшим от погрома.
Ранним вечером пришёл албанский рабочий, начал исправлять повреждения здания почты. Значит ли это, что погромы прекратились?
20 марта. День четвёртый.
С утра — полицейское усиление на «линии этнического разграничения». Причина, по словам полицейских, в «базарном дне» в албанской части Ораховца: приедут из окрестных сёл, будут много пить, что может привести к эскалации насилия.
Радмила Гркович жалуется на сильные боли в спине — били палками. Полицейские предложили отвезти её в понедельник в больницу на рентген».
Это заметки только из одного сербского села-анклава — а сколько таких в Косово! Многое сербы могут рассказать. Но мы обратили внимание, что они предпочитают не жаловаться на жизнь, а упорно работать и улыбаться вопреки всему. Честное слово, очень странные люди. И очень хорошие.
Читайте по теме:
Косово: некоторые особенности встречи Рождества Христова
Албанец из Косово: Хочу, чтобы, как и раньше, сербы жили с албанцами вместе
Тайна фрески Крагуеваца — как Христос помог нацисту вновь стать человеком