Воспоминания о «Марше мира» в Косово и Метохии
Той осенью 1998 года в воздухе уже чувствовался запах войны, все знали, что она скоро начнётся. «Проблемой Косово и Метохии» занималась уже не одна Сербия, а все «цивилизованные» страны мира. Иностранное присутствие стало явным, миссия ОБСЕ совершенно официально работала на сербской территории. Правда, её сотрудников не сильно интересовали участившиеся нападения бандитов из УЧК («Армии освобождения Косова») на сербских полицейских и похищения сербов, обычных мирных жителей края. Появление миссии ОБСЕ в октябре 1998 года было обусловлено только тем, что сербские правоохранители стали отвечать боевикам всерьёз, т. е. стрелять в ответ. Положение в Косово стремительно ухудшалось, боестолкновения учащались.
Самое кровопролитное боестолкновение произошло в пятницу, 17 июля, когда террористы УЧК внезапно напали на наш город Ораховац и его окрестности. Кстати, это было первое нападение бандитов на такой большой населённый пункт: наступление велось одновременно с нескольких направлений. За время осады и боёв бандиты похитили больше ста сербов — мирных жителей: их хватали на улице, забирали из домов, с полей. Половину из них, по большей части мужчин, быстро увезли в неизвестном направлении.
Жестокие уличные бои за Ораховац и предместья показали, что межэтнические проблемы в Косово и Метохии не смогут быть решены мирным путем и что речь идёт не о мифических «правах человека», как это пыталась представить западная пропаганда, а об этнических чистках, посредством которых албанские террористы стремились расширить территорию своего влияния.
Город и предместья Ораховца были освобождены подоспевшими сербскими силами безопасности: за время боёв погибло девять сербов и сто албанцев. Часть похищенных сербских мирных жителей была вызволена из албанских концлагерей благодаря вмешательству Международного комитета Красного Креста, но о судьбе 43 сербов, увезённых в неизвестном направлении при начале осады, ничего не было известно.
Проходили дни, недели, месяцы, но о судьбе наших пропавших родственников, соседей, друзей не было никаких известий. Мы теряли надежду, ни о каком доверии к международным организациям, сербским структурам, к которым мы отчаянно обращались за помощью ежедневно, не было уже и речи.
Мы находились в «тисках»: с одной стороны, абсолютно пассивно наблюдающая за страданиями сербов и открыто поддерживающая албанских «повстанцев» (какое там «террористов»!) миссия ОБСЕ под руководством Уильяма Уокера, с другой стороны — скованные по рукам и ногам в своих действиях наши полицейские, которым «международное сообщество» постоянно грозило санкциями за «превышение полномочий» и «несоразмерное применение силы». Так мы поняли, что действовать должны сами, на свой страх и риск. Впрочем, бояться мы уже устали.
Мы знали, что ждать больше невозможно и что жизни наших братьев зависят теперь только от нас. Так мы решились на отчаянный шаг: пойти в штаб местного отделения УЧК (он уже существовал почти официально) и прямо обратиться к полевому командиру с требованием отпустить узников, которых содержат в концлагерях. Эту акцию мы назвали «Маршем мира», назначили наш поход к боевикам на 10 декабря. Благодаря СМИ о «Марше мира» узнали не только в Ораховце — родственники и друзья пропавших сербов по всему Косово решили присоединиться к нам.
По мере приближения дня «Марша мира» росло напряжение, мы чувствовали нервозность представителей ОБСЕ и наших полицейских — мы заранее оповестили их о нашем намерении.
Моей задачей в тот день было сопровождение журналистов из Белграда, которые хотели сделать репортаж о нашем походе. Помню, я привёл их в центр Ораховца, откуда должен был начаться марш, здесь собралось уже около 12000 участников. После небольшого выступления Ранко Джиновича, одного из тех сербов, члены чьих семей были похищены, который зачитал длинный список имён наших исчезнувших родственников, друзей и соседей, наша скорбная колонна во главе с председателем общины Анджелко Колашинцем и благочинным округа иереем Миленко Драгичевичем отправилась в путь по направлению к ставке УЧК в село Малишево. Колонну сопровождали наши сербские полицейские и сотрудники ОБСЕ — крайне неохотно, между прочим: все они несколькими днями ранее настойчиво пытались убедить нас отказаться от своего намерения под предлогом своей возможной неспособности защитить нас, сербов, в таком опасном предприятии, которое мы организовали. То есть, получается, мы сами ещё и виноваты: посмели заступиться за своих родственников, а это, по мнению ОБСЕ, могло бы способствовать росту напряжённости и без того тяжёлой ситуации в Косово и Метохии.
Только мы вышли из города, не пройдя и двух километров, нас остановили на посту УЧК. В первых рядах колонны возникло замешательство: наши полицейские настойчиво советовали прекратить марш, потому что дальше они уже не могли отвечать за нашу безопасность. Кое-кто из участников соглашался и призывал вернуться: мол, хватит, цель марша в какой-то мере уже достигнута, мы смогли обратить внимание общественности на судьбу похищенных сербов, всё, хватит, по домам, дальше идти опасно. Но большинство говорило: «Назад нам дороги нет! Мы хотим знать о судьбе родных!» И мы пошли дальше.
Поняв, что участники марша не откажутся от своего намерения, сербские полицейские, как и представители ОБСЕ, продолжили сопровождение колонны, будучи постоянно на связи со своими штабами, оповещая их о ходе мероприятия. Так мы прошли 14 километров до села Драгобилье, где находился штаб «Армии освобождения Косова».
После краткого отдыха мы выбрали для ведения переговоров с албанцами трёх человек — им предстояло попытаться узнать о судьбе наших братьев в присутствии представителя ОБСЕ. Одним из трёх был Павле Костич из села Ретимле — в его семье похитили 14 человек…
Прибытия албанцев пришлось ждать больше часа: в это время представители ОБСЕ пытались их убедить пообщаться с сербами. Беседа проходила на заправке «Пачаризи» (она и сейчас существует, правда, под другим названием). Мы ждали результатов этой беседы — кто с нетерпением, кто со страхом.
А еще мы имели возможность видеть тех, кто был виновником наших страданий: десятки людей в камуфляже, с оружием, и смотрели они на сербов, скажу мягко, без особого дружелюбия. Демонстративно проходили мимо нашей колонны, перекидывая автоматы с плеча на плечо. Видно было, что после поражения в боях за Ораховац «Армия освобождения Косова» стала гораздо сильнее. Кроме того, сил террористам придавал и информационный террор, который развязали против нас западные СМИ, выставляя сербов исчадием ада и главными виновниками всех войн в бывшей Югославии. Не забудем и о моральной (впрочем, не только моральной) поддержке со стороны ОБСЕ и других организаций «цивилизованного мира» албанцам: ведь они, албанцы, всего лишь борются за свою свободу от страшных тиранов-сербов, стремясь пользоваться обычными правами любого человека! Так что смотрели на нас зло, часто ухмыляясь.
Поверить в миролюбивые намерения западных стран в отношении Сербии мы не могли: не было у Запада ни малейшего желания прекратить столкновения сербов и албанцев в Косово и Метохии — было лишь стремление использовать этот конфликт в своих геополитических целях. Албанцы в свою очередь умело воспользовались этим стремлением, успешно провоцируя войну, к которой в НАТО давно уже были готовы. Нужен был только официальный повод. Кстати, таким поводом мог стать и наш «Марш мира» — только спичкой чиркни: как мы узнали впоследствии, в тот день наши ВВС были в полной боевой готовности, а в ставке НАТО царила напряженная атмосфера, но всё тогда обошлось. Напомню только: ровно месяц спустя началась интервенция войск НАТО в Сербию, а поводом для неё послужил случай в Рачке, когда произошёл бой между сербскими силами безопасности и албанскими террористами. Было убито 45 членов УЧК, которые тут же были объявлены СМИ «мирными жителями — жертвами геноцида, устроенного варварами-сербами».
Глаза в глаза — безоружные сербы и до зубов вооружённые «борцы за права человека» — вот так мы говорили в тот день. Никто уже не боялся: мы хотели узнать о судьбе своих братьев. И, если они ещё живы, спасти их.
Я смотрел на тех, которые потеряли своих близких, — с какой надеждой они вглядывались в албанские дома, в лес неподалёку: вдруг оттуда выйдут похищенные невольники? Мать искала сына, сестра — брата, жена — супруга, отец — сына: сколько надежды и боли было в их глазах!
Переговоры не дали никакого результата, разговора по сути не получилось: оказалось, что полевые командиры УЧК не принимали участие в беседе, послав вместо себя некоего «политического представителя свободной общины Малишево», который якобы ничего не знал ни о войне, ни тем более о судьбе похищенных сербов.
В печали, а то и отчаянии мы пошли обратно в Ораховац. Наши надежды не оправдались. Мы не знали, что делать — как мы узнаем о судьбе близких. Вот в таком отчаянии мы и встретили 1999 год с его бомбардировками. Во время и после войны, когда было много жертв с обеих сторон, о похищенных сербах из Ораховца стали забывать. Надежда оставила нас окончательно: а где её взять, надежду, когда тебя бомбят 78 дней подряд… Только семьи ещё надеялись, несмотря ни на что. Когда следователи Гаагского трибунала (вдруг) обнаружили в северной Албании секретные лагеря УЧК, где террористы проходили обучение, появилась информация, что там могли быть наши похищенные сербы — их могли отвести туда на принудительные работы. Возможно, сербов не убили, желая обменять их на пленных албанцев, — обычная военная практика. Можно было произвести обмен пленными, ведь в сербских тюрьмах сидело не меньше 5000 албанцев, обвиняемых в терроризме и других тяжких преступлениях. Но всевозможные международные организации вместо того, чтобы оказать давление на албанскую сторону, чтобы заставить «борцов за независимость» выдать ещё живых сербов или рассказать о судьбе похищенных ими людей, сыпали красивыми словами о доброй воле, мире во всём мире, национальном покаянии сербов и их вхождении в семью цивилизованных народов с европейскими ценностями. И в 2001 году власти Сербии амнистировали эти 5000 заключенных, показывая эту самую «добрую волю» и протянув руку дружбы албанским соседям. Непонятным образом албанские соседи после этого жеста доброй воли потеряли всякий интерес к дальнейшему диалогу о судьбе похищенных сербов.
Таким образом, никто из них не был ни найден, ни тем более освобождён. Лишь спустя несколько лет после войны были обнаружены их тела — в массовых захоронениях в пещере Волуяк, в предместье села Малишево и в других местах Косово и Метохии. Солдаты КФОР передавали нам тела наших близких на административном переходе Мердаре — чтобы привезти их все, они должны были сделать несколько рейсов в те страшные места.
25 тел наших погибших братьев нам передали 13 октября 2006 года. На следующий день они были похоронены на белградском кладбище Орловача.
В то время я уже был председателем общины Ораховац. Нас с иеромонахом Петром, игуменом монастыря св. Космы и Дамиана, пригласили в палатку КФОР, где были размещены гробы с телами погибших, чтобы завершить формальности, сообщить о месте обнаружения тел, примерной дате смерти, анализах ДНК и т. д.
До этого надежда вновь увидеть своих сербов живыми была. Наивная, безумная, но всё-таки: вдруг вернутся. Но когда ты слышишь плач, а то и вой родственников, которые увидели гроб с именем своего отца, мужа, брата, то начинаешь видеть, понимать глубину отчаяния и ужаса, которые обрушились на всех нас. Такими были последствия нападения УЧК на наш Ораховац.
Этот плач сопровождает меня по сей день, я его слышу постоянно. Помню, как украшали гробы своих погибших близких жители Ораховца, помню, как облачали их останки в погребальные одежды. И я себя спрашиваю: тот «Марш мира» — это всё, что мы могли сделать ради их спасения?..
Останки нескольких сербов до сих пор не найдены, и это через 20 лет. Их семьи продолжают поиски, но имеют все основания полагать, что они погибли в т. н. «Жёлтом доме» в Албании — концлагере, где у узников вырезали внутренние органы. Никто не взял на себя ответственность за похищение сербов из нашей общины. В память о наших братьях мы установили в Великой Хоче скромный монумент, на котором выбиты имена всех 84 страдальцев, в т. ч. и тех 43, которые были похищены во время нападения УЧК на Ораховац (см. заглавное фото — Ред.).
К сожалению, это всё, что мы, оставшиеся сербы Косово и Метохии, смогли сделать в память о наших братьях. Конечно, остаются ещё и молитвы — очень надеюсь, что они никогда не прекратятся на нашей святой и многострадальной земле.
Албанцы же соорудили в память о своих погибших гигантские памятники, даже мавзолеи — на самых видных местах. Зная, что добиться разрешения от властей «независимого Косова» на обустройство памятника православным сербам в подобных местах невозможно, этот памятник мы поставили рядом с монастырем св. Иоанна Крестителя в Великой Хоче в надежде, что он не привлечёт излишне пристального внимания албанских соседей. Напрасная надежда, правда: уже несколько раз он был осквернён. Памятник можно осквернить, можно и разрушить, но никогда не будут разрушены наши память и молитва о невинно убиенных братьях, которые заплатили жизнями за стремление к миру и чести на мученической земле Косово и Метохии.
Деян Бальошевич, Ораховац, Косово и Метохия
Подготовил Пётр Давыдов
Читайте по теме:
До чего доводит упоение ненавистью, или Мартовский погром в Косово глазами очевидца