Обсуждаем мы во время наших кратких встреч и филологию, по большей части славянскую, и историю. И даже любовь с бомбардировками. Недавно Драган напомнил мне слова патриарха Павла: «Невозможно превратить землю в рай — надо помешать ей превратиться в ад».
— Мне кажется, — говорю, — в наши дни мы даже географически, если можно так выразиться, стали ощущать попытки такого превращения и правоту патриарха Павла.
Драган печально улыбнулся:
— Я ж тебе ещё тыщу лет назад говорил, что «вот это всё» касается не только Сербии и сербов. Ты тогда, помню, не очень верил. Ну да ладно. Расскажу тебе про Бошко и Адмиру. Нет, не житие святых — просто жизнь, которая всё еще помогает земле не стать адом. Точнее, смерть. История недавняя, правда, уже подзабытая.
Что называется, любовь с первого взгляда: юный ученик сараевской школы Бошко Бркич влюбился в юную ученицу той же школы того же класса Адмиру Исмич. Влюблённость выдержала испытание временем и стала любовью, причём обоюдной. Ребята всё время были вместе. Молодость, счастье, любовь, романтика. Мне кажется, довольно сильно мешало их чувствам назойливое внимание широкой общественности: перед зимней Олимпиадой в Сараево что-то подобное, рассказывающее о братских отношениях народов, населяющих тогдашнюю Югославию, было просто находкой для прессы, так что с ними носились тогда как с писаной торбой: мол, посмотрите, какая тут любовь случилась. Настоящая любовь — не влюблённость, а любовь — она стыдлива. В хорошем смысле, конечно. Так что ребят сильно «доставало» это общее внимание, и они были рады, когда журналисты нашли себе новые развлекушки. Этой их любви не мешало и то, что Бошко был православным, а Адмира, как ты можешь судить по имени, из мусульманской семьи. Радмила Бркич, мама Бошко, говорит, что ходили друг к другу в гости совершенно спокойно, удивляя родственников и соседей своим постоянством, строили планы, что совершенно логично: раз такое дело, то и до свадьбы недалеко. Адмира хотела креститься и, разумеется, повенчаться. Дань традиции? Этого можно было опасаться, конечно, но с настоящей любовью и верой такие дела, оказывается, не проходят. Это ж тебе не просто штамп в паспорте.
В 1992 году началась гражданская война в Боснии, которая положила конец всей Югославии. Вдруг оказались жизненно важными не только твои имя-фамилия, но и особенности твоей интонации, твоего произношения слов одного, в общем-то, нашего с тобой языка. Убить тебя или нет, зависит от того, «гэкаешь» ты или «хэкаешь» (у нас, сербов, это «чакаешь» или «штакаешь»). С «убить» вообще проблем не было: как вспоминают тогдашние жители Сараева, «у кого пушка, тот и хозяин». Описывать бойню в Сараеве я не буду — сейчас вы сами можете всё это видеть воочию в собственных городах. Отец Бошко умер, и его мама должна была бежать из родного города в Сербию, к тому времени уже ставшую заграницей. Бежать-то должны были все, конечно, но Бошко сказал, что не может оставить свою любимую — пусть мама едет одна, пока есть хоть какой-то шанс.
И вот представь себе: разделённый ненавистью город, а где-то посередине, в какой-то раздолбанной квартире ютятся два по-настоящему любящих друг друга человека. Знают, что ни одна из воюющих сторон их не примет: и там, и там — кто-нибудь из них «предатель», «изменник», «отступник». Ещё раз поняли, насколько скоротечна и фальшива мирская слава: вчера же ещё о них на каждом углу с умилением верещали, а сегодня растерзают. Что ты думаешь: год так прожили. Друзья с обеих сторон помогали: значит, мир не скурвился окончательно.
Через год, это уже был 1993-й, приняли твёрдое решение: всё, дальше так нельзя, нужно перебираться в Сербию. Через линию фронта. То есть, прости, через линию боевого соприкосновения. И это теперь, думаю, многим из вас знакомо: чтобы перейти из осаждённого города на свободу, требуются взятки. Главарь мусульманской части Сараева согласился выпустить ребят за 18 000 немецких марок (тогда другой валюты в Боснии не было) — сумма просто невменяемая, но нашли, каким-то чудом насобирали, в долг брали. Договорённость была такая: мы быстро переходим по мосту через Миляцку на сербскую сторону Сараева, ваши снайперы нас не трогают, дальше мы уезжаем в сербский Крушевац, где теперь живёт мама, — всё. Вышли на мост.
Первым был убит Бошко. Умер сразу. Вторым выстрелом ранили Адмиру — она смогла ещё сделать пару шагов к упавшему жениху, рухнула сама, успев обнять его. Пролежали они на мосту с неделю: миротворцы из ООН, ссылаясь на опасность, не выезжали эвакуировать «мирняк». Тела забрали сербские солдаты. Сейчас похоронены в одной могиле на кладбище Лав в Сараеве.
Журналисты, почувствовав запах крови, немедленно обвинили сербов. Сербы потребовали провести расследование, которое так и не было начато. Сейчас в мусульманской части Сараева нет ни намёка на эту историю, родители Адмиры просят не рассказывать о них, не привлекать внимания. Как всё знакомо…
Мама Бошко говорит, что ей абсолютно безразлично, кто стрелял, — у неё есть только один вопрос к убийце: «Зачем?». Нет, ненависти, желания мести у Радмилы нет. Слёзы давно высохли, остался безмолвный плач и молитвы. Молится она и о Адмире, до смерти любившей её сына.
«А я предлагаю, — закончил Драган, — внимательнее относиться к ежедневной молитве о мире, мы её постоянно слышим на литургии. Не автоматическое “прослушивание” — участие нужно. Тогда, может, земля в ад и не превратится».
Читайте по теме:
Сербка из Косово: Я хотела бы подружиться с хорошим албанцем