Про Блокаду Ленинграда написаны сотни, если не тысячи, книг. Однако большинству людей, особенно за пределами Петербурга, всё равно о ней известно катастрофически мало, и то в виде давно устоявшихся стереотипов: «блокадные 125 г хлеба»; «Дорога жизни»; «Умерли все, осталась одна Таня» (дневник Тани Савичевой).
Граммы
Для начала: 125 грамм — самая минимальная дневная норма хлеба, полагавшаяся к выдаче населению, которая, к счастью, действовала чуть больше месяца — с 20 ноября по 25 декабря 1941 г. Тогда рабочим полагалось 250 г и 125 г — остальным категориям горожан.
С началом действия ледовой «Дороги жизни» поступление продуктов в Ленинград увеличилось, и, соответственно, нормы выдачи хлеба были повышены — до 350 г рабочим и до 200 г остальным жителям города. В последующие месяцы нормы выдачи хлеба по карточкам постепенно повышались, стали появляться и другие продукты — крупа, масло и пр.
Трагедия состояла в том, что и такие нормы не обеспечивали даже минимальные потребности людей, но всё-таки это не про 125 г все 872 блокадных дня.
А «125 блокадных грамм» врезались в людскую память пронзительными строками великой ленинградской поэтессы Ольги Фёдоровны Берггольц: «сто двадцать пять блокадных грамм с огнём и кровью пополам» («Ленинградская поэма», 1942). Да вот только эти строки вырваны из контекста — сама поэтесса говорит о том, что это была именно декабрьская норма:
«…Шестнадцать тысяч матерей
пайки получат на заре —
сто двадцать пять блокадных грамм
с огнём и кровью пополам.
…О, мы познали в декабре —
Не зря «священным даром» назван
обычный хлеб, и тяжкий грех —
хотя бы крошку бросить наземь…»
Другая Таня
В дневнике Тани Савичевой — девять заполненных страниц, на шести из которых указаны даты смерти близких людей: матери, бабушки, сестры, брата и двух дядей. Сама Таня умерла уже в эвакуации. Блокаду пережили только её старшие сестра Нина и брат Михаил — благодаря ему Танина записная книжка уцелела и стала одним из скорбных символов Великой Отечественной войны и блокады Ленинграда.
Но есть дневник другой ленинградской школьницы — «Военный дневник Тани Вассоевич. 22 июня 1941 года — 1 июня 1945 года» — 254 стр., читая которые, кожей ощущаешь неистребимую жажду жизни этой девочки.
Таня Вассоевич пережила в Ленинграде самую страшную зиму 1941–1942 гг. В январе она потеряла 16-летнего брата, в феврале — маму. 2 апреля девочку эвакуировали из Ленинграда. Окончив в Алма-Ате школу с золотой медалью, она в 1946 г. вернулась домой. Её дневник был опубликован сыном, Андреем Леонидовичем Вассоевичем, в 2015 г., к 70-летию Победы.
Четырнадцатилетняя девочка начала делать записи 22 июня 1941 г. Здесь и первые бомбардировки Ленинграда, и 18 июля 1941 г., когда были введены продуктовые карточки, и сентябрьская запись, когда в художественной школе были отменены занятия: «Наш преподаватель, сложив мольберт, сказал, что идёт добровольцем на фронт». А вот запись в ноябре — в средней школе наконец-то начались уроки: «Наш класс был почти в полном составе» (потом останется лишь два мальчика и девять девочек — из сорока).
Много места посвящено самому тогда важному — еде. Таня даже вклеила в дневник неиспользованные из-за отсутствия продуктов карточки и нарисовала диаграмму нормы выдачи хлеба иждивенцам. Как великое счастье Таня описывала случай, когда вместе с одноклассником они стояли в очереди за продуктами и им досталась «дуранда» (спресcованная плитка из жмыха подсолнуха).
В ту блокадную зиму, когда в Ленинграде стояли беспрецедентно лютые морозы, Таня со старшим братом Володей кутались в одеяла и… чертили планы дворцов с бассейнами, рисовали оранжереи.
Несмотря на холод, в их районе на Васильевском острове продолжала работать библиотека, куда дети ходили за книгами. После войны Татьяна Николаевна вспоминала, что никогда не читала столько, как во время блокады. А её мама, Ксения Платоновна, пока были силы, каждый день дежурила на крыше— караулила и тушила зажигательные бомбы.
Володя умер в 6:28 23 января 1942 г. Таня на оставшиеся деньги купила для брата гроб. Смоленское кладбище (ближайшее к дому) было уже закрытым для похорон, однако Таня уговорила сторожа вырыть могилу. Мама этим заниматься не могла, она уже не вставала, — её не стало в 11:45 17-го февраля 1942 г.
Самые страшные записи для Тани — о смерти и похоронах близких. Они сделаны немного другим почерком, на пропущенных ранее страницах. «I раз в жизни я на кладбище. Яма. Как оказывается, всё просто», — записала девочка. Во вклеенном свидетельстве о смерти Владимира Вассоевича указано: «Возраст и причина смерти — 16 лет, дистрофия».
Когда скончалась Ксения Платоновна, её тело лежало в квартире девять дней, прежде чем Таня смогла организовать новые похороны. В дневнике она нарисовала план участка и отметила места захоронения близких в надежде, что, если выживет, обязательно установит на могилах памятники (так и произошло). На рисунке с планом кладбища Таня, обозначая даты смерти брата и мамы и их похорон, использовала придуманный ею шифр: она понимала, что близких похоронила полулегально.
Сделать ей это удалось лишь потому, что сторож Худяков был тронут детской бедой и пошёл навстречу просьбам ребёнка. Измождённый не меньше других, он рыл могилы в почти сорокаградусный мороз, подкрепившись лишь тем хлебом, который Таня получила по карточке умершего брата.
Из дневника: «На похоронах брата была тётя Люся, я и Толя Таквелин — Вовин лучший друг и одноклассник. Толя плакал — это растрогало меня больше всего. На похоронах мамы была я и Люся. Вова и мама похоронены в настоящих гробах, которые я покупала на Среднем проспекте у Второй линии. Худяков (сторож на кладбище) вырыл могилы за крупу и хлеб. Он хороший и был добр ко мне».
После потери мамы и брата весной 1942 г. с Таней произошло чудо…
Брат Володя увлекался биологией, и вся их квартира была уставлена цветами. А для сестрёнки он соорудил аквариум с золотыми рыбками. Зимой аквариум насквозь промёрз, превратившись в глыбу льда. Она так и стояла в опустевшей квартире, пока не растаяла весной, а вместе со льдом оттаяла и ожила одна из рыбок. Таня подкармливала её крошками, а знакомым говорила, что рыбка её сильно не объест…
«Чувство долга», «дружба» — эти слова часто встречаются в Танином дневнике. Когда она узнала, что умер папа её лучшей подруги, которая была эвакуирована, она похоронила его рядом со своим братом: «Я не могла, чтобы он остался на улице». На эти похороны голодная девочка потратила последние крохи продуктов.
Весной 1942 г. Таню тоже эвакуировали из города. В дневнике есть описание её пути по Дороге жизни. Потом истощённые люди уезжали в глубь страны в ужасающей тесноте вагона. Дорогу выдержали не все.
Несколько недель на разных эшелонах Таня добиралась до Алма-Аты, храня как зеницу ока дневник и фотографии близких. Во время пути она даже потеряла своё эвакуационное удостоверение, а вот дневник и фото сберегла. В эвакуации Таня наконец-то встретилась с отцом Николаем Брониславовичем: выдающийся геолог, член-корреспондент АН СССР, он с весны 1941 г. находился в экспедиции в Абхазии и оказался оторванным от семьи.
Главная запись в дневнике сделана красным карандашом: «Сейчас сказали, что кончилась война. 9 мая 5 ч. 30 мин.» Таня так описала всеобщее ликование: «Кругом народ такой весёлый, нет, не весёлый, а взволнованно-оживлённый. Каждый чувствует, что что-то произошло великое, от чего нельзя быть просто весёлым».
После войны Таня с отцом вернулись в Ленинград. В родном городе девочка первым делом пошла к лучшему другу своего покойного брата, Толе — тому самому мальчику, который плакал на похоронах. От его мамы она узнала, что подросток умер вскоре после Володи. Таня пыталась найти ещё четырёх друзей брата, — но оказалось, что все они тоже умерли…
Татьяна Николаевна Вассоевич (1927–2012) закончила школу с золотой медалью, стала архитектором, работала в проектном институте, преподавала рисование во Дворце пионеров. И всегда говорила своим ученикам: «Ведите дневник, потому что дневник — это история!»
Её дневник выдержал пять изданий, а о девочке Тане, её стойкости и жизнелюбии теперь рассказывает сын — историк-востоковед, египтолог, доктор философских наук, кандидат исторических наук, профессор Андрей Леонидович Вассоевич (род. 12 июня 1954, Ленинград).
Такие разные дневники двух Тань — далеко не единственные. История сохранила, например, дневник Бори Капранова, 16 лет; Леры Игошевой, 14 лет; Миши Тихомирова, 15 лет; Юры Рябинкина, 16 лет. Их сберегли родственники или случайно нашли незнакомые люди спустя много лет.
Говоря о Дороге жизни, по привычке вспоминаешь о «Полуторках». Именно ГАЗ-АА был основным транспортным средством на Военно-автомобильной дороге № 101 (№ 102). Так официально называлась автодорога, проложенная по льду Ладожского озера, — по ней во время блокады поддерживалось сообщение запертого в тиски города с остальной страной.
А вот про участие в войне спортсменов-буеристов написано немного, нет про них ничего и в фильмах. Хотя в феврале этого года промелькнула новость, что в Петербурге начаты съёмки драмы «Ангелы Ладоги» — о подвиге буеристов во время блокады Ленинграда.
Буер (голл. boeier) — установленная на коньках или колёсах кабина или платформа, передвигающаяся по льду или суше с ровным рельефом при помощи парусов и применяемая для спортивных и туристических целей.
Впервые буера для проведения разведывательно-диверсионных и контрдиверсионных операций были применены во время Зимней войны 1939–1940 гг. Этот опыт пригодился во время блокады.
Боевой экипаж буера состоял из пулемётного расчёта и рулевого. Эти аппараты были построены по чертежам конструктора Н. Ю. Людевига (умер в 1942 г.). Каждый из буеров нёс паруса площадью до шестидесяти квадратных метров. На решётчатой платформе размещались шесть — десять автоматчиков. Вместо десанта можно было брать 10‒12 мешков муки (400‒600 кг).
При хорошем ветре буер успевал за день сделать от четырёх до шести рейсов (1600‒3600 кг муки, а это 3‒7 тысяч буханок или 17‒38 тысяч порций хлеба в самый трагичный месяц блокады).
Именно буеристы провели предварительную разведку всей намечаемой трассы через озеро, а потом и её разметку ацетиленовыми фонарями и мигалками.
Адмирал Ю. А. Пантелеев (1901‒1983) в начале войны был начальником штаба Краснознамённого Балтийского флота и принимал непосредственное участие в прокладке ледовой трассы по Ладожскому озеру. Вот небольшой фрагмент его воспоминаний:
«На базе нынешнего яхт-клуба «Труд» был сформирован специальный отряд из спортсменов и молодых матросов, знакомых с парусом. Отряду передали 19 буеров как гоночного типа для разведки, так и более тяжёлых, бравших на себя до 10 человек или соответствующее количество грузов. Командование отрядом поручили опытному яхтсмену, капитан-лейтенанту запаса И. И. Сметанину, комиссаром назначили буериста А. А. Шокина, а старшиною команды — М. А. Михайлова. Отряд разместился на западном берегу в деревне Кокорево.
Военным Советом Ленфронта 19 ноября было принято решение организовать через озеро автомобильную дорогу, и буера немедленно приступили к патрулированию трассы. Её протяженность составляла 35 км. Пролегала она в 16 км от линии фронта и находилась под постоянным артиллерийским огнём фашистов, не говоря уже об их авиации, днём и ночью пытавшейся нарушить всякое движение по дороге.
Вспоминается такой случай. В первых числах декабря из Кобоны в Осиновец вышел санный обоз с мукой для Ленинграда. Морозы стояли лютые. Лошади выбивались из сил, скользили, падали и многие не могли уже подняться. Для охраны были высланы буера. Они несли на себе небольшие команды, вооружённые автоматами и ручными пулемётами. Фашисты, обнаружив своей воздушной разведкой движение обоза, немедленно открыли артиллерийский огонь. Взрывы взламывали лёд, оставляя большие промоины. Эти промоины быстро заметало снегом и обнаружить их было очень трудно. Буера шли впереди, часто проваливаясь в ледяную воду, и предупреждали обоз об опасности.
В результате обстрела, а затем и бомбёжки часть лошадей пала. На льду оставались десятки мешков с мукой. Буеристы хорошо знали, что значит каждый такой мешок для голодающего Ленинграда. Командир отряда Сметанин немедленно выслал на озеро все свои 19 буеров для спасения продовольствия. Мешки уже начали примерзать ко льду, но буеристы сумели спасти весь груз и доставить его в осаждённый город.
Лёд крепчал, становился толще. При первой же возможности на трассу вышли грузовые машины с продовольствием. Фашисты артобстрелом пытались прервать эти перевозки, их самолёты гонялись буквально за каждым грузовиком. Пытались фашистские стервятники бомбить и буера, поняв, какую важную роль играют они в разведке льда, но большая скорость (иногда до ста километров в час) и малая заметность с воздуха делали буер неуязвимым.
Автомобильные перевозки требовали много топлива, а беспрерывные обстрелы и бомбёжки дороги часто срывали его доставку. Как-то на западном берегу скопились машины без топлива, его срочно надо было переправить с южного берега. Придя в Кобону, буеристы приняли по две бочки бензина на каждый буер и, хорошо их укрепив, вышли на озеро.
«Шли ночью в лавировку, — писал мне И. И. Сметанин. — Тяжёл был этот путь. Фашисты методически обстреливали дорогу, а обнаруживать ночью майны, даже при Луне, было значительно тяжелее, чем днём. Буера часто с полного хода влетали в ледяную воду».
Вытаскивать буера с бочками из майн было очень тяжело, кромки льда крошились, люди вновь проваливались в воду (а мороз стоял около 30°), одежда покрылась ледяной коркой, но отряд упорно продвигался вперёд и к утру подошёл к западному берегу.
Вспоминая прошлое, буеристы рассказывают, что у многих из них особо сильное впечатление осталось от перевозки на Большую землю больных и обессиленных ленинградцев. Были случаи гибели машин подо льдом, и слухи об этом, часто преувеличенные, распространялись среди нуждающихся в эвакуации. И вот, перейдя на буере через Ладогу за каких-нибудь 20‒25 минут, люди не верили этому, просили не покидать их и идти дальше, сомневаясь в том, что они уже на Большой земле. Многие женщины плакали, убеждённые в том, что их хотят оставить на льду, а через десять минут, оказавшись в тёплой избе, обнимали и горячо благодарили наших буеристов. На переходах ни один буер не стал жертвою фашистских налётов и не попал в майну.
Когда начались снегопады и буера не могли больше выходить на озеро, весь отряд немедленно стал на лыжи, продолжая нести в пургу и морозы охрану Дороги жизни, оказывая помощь застрявшим в майнах машинам и спасая людей».
Вместо вывода
Такие вот эпизоды лихих минувших лет. К счастью, они остались в нашей памяти — о них написаны книги, сняты фильмы, изданы воспоминания.
Мы на портале Tribuna.ee по мере наших скромных сил стараемся рассказывать о малознакомых страницах героической блокадной истории:
Ленинградский День Победы в жизни Православной церкви
Поражения Генпланом не предусмотрено
«Они вслушивались в смерть, чтобы мы смогли увидеть жизнь»
Эстонские декорации военного кино
Кулинарные мифы советской кухни, https://tribuna.ee/attributes/cuisine/kulinarnye-mify-sovetskoj-kuhni/
Воскресный антидепрессант Любиной: Исторические бредни и не только
Продолжение следует.