Регулярно слышу «наукоёмкое» мнение, что Петербург был построен не триста с небольшим лет назад, а гораздо раньше. Шедевры архитектуры, которыми мы восхищаемся по сей день, построены некой могущественной цивилизацией, в распоряжении которой были технологии, на порядок превосходящие те, которыми обладали люди петровской эпохи. Царь Пётр лишь наткнулся на древнюю постройку, которую раскопал да очистил от толстенного слоя грязи, образовавшегося в результате катастрофы вселенского масштаба. Якобы нельзя было в те дремучие годы, на болотах, используя труд безграмотных крепостных, построить все эти дворцы, храмы и набережные.
Оставим в покое адептов этой смелой теории, но вопрос действительно имеет место быть: как же всё-таки создавались эти потрясающие воображение сооружения без помощи подъёмных кранов, бульдозеров и прочей современной строительной техники? Для ответа на него рассмотрим лишь один, но крайне эффектный пример стройки, поразившей в своё время умы всей просвещённой Европы, — создание Медного всадника и появление в центре Петербурга Гром-камня — мегалита, на котором красуется конная статуя первому российскому императору.
К слову, доставленный на Сенатскую площадь камень был гораздо больше той глыбы, которой мы восхищаемся сегодня. Его целенаправленно везли практически нетронутым — и всё для того, чтобы показать мощь и возможности молодой Российской империи, на зависть жеманной и спесивой Европе.
Замысел
Начнём с того, что в те времена любой постамент, не соответствующий античным или европейским образцам (то есть не «прямоугольный» или «цилиндрический»), выглядел вкусовщиной, противоречащей устоявшимся канонам.
Конный памятник российскому императору скульптур Этьен Фальконе задумал ещё до своего отъезда в Петербург. В одном из писем своему другу Дени Дидро Фальконе вспоминал «день, когда на углу вашего стола я набросал героя и его скакуна, преодолевающих эмблематическую скалу» (здесь и далее — цитаты из исследования «История Гром-камня»).
Подобная идея сразу же вызвала скепсис у товарищей по цеху. «Я встречал одного художника, умного человека и способного живописца, — писал Фальконе, — который сказал мне громко на весь Пале-Рояль, что я не должен был выбрать в качестве пьедестала для моего героя эту эмблематическую скалу, ибо в Петербурге нет скал. Очевидно, он полагал, что там возвышаются прямоугольные пьедесталы».
Как вспоминал библиотекарь Академии наук, непосредственный участник описываемых ниже событий Иван Бакмейстер, размер требуемого подножья, согласно проекту, должен был быть «пяти сажен в длину (10,6 метра), двух сажен и половины аршина в ширину (4,6 метра) и двух сажен и одного аршина в вышину (4,96 метра)».
В России же президент Академии искусств Иван Бецкой, назначенный Екатериной II отвечать за все работы по возведению памятника, ворчал: «Подобный камень сыскать безнадёжно, а хотя б и сыскался, по великой тягости, паче в провозе через моря или реки и другие великие затруднения последовать могут». Бецкой предлагал Екатерине собственный проект. «Пьедестал должен быть украшен законодательными, военными и властительскими атрибутами и маленькими барельефами», — указывает историк Николай Собко в Русском биографическом словаре 1896–1918 годов.
Однако императрица «прямоугольный» пьедестал отвергла — так же, как она забраковала уже готовую к тому времени статую Петра I работы Бартоломео Карло Растрелли (эта статуя была установлена лишь в 1800 году её сыном, императором Павлом). А вот идея «дикой скалы», как тогда называли будущее основание памятника Петру, ей понравилась. А чтобы конная скульптура производила неизгладимое впечатление на зрителя, требовалось, чтобы она была водружена на камень поистине огромной величины.
Техническое задание
Изначально постамент предполагалось собрать из нескольких больших камней. О цельном основании Фальконе и не мечтал: «Монолитный камень был далёк от моих желаний… Я полагал, что этот пьедестал будет сооружён из хорошо подогнанных частей». Он, по словам Бакмейстера, «почти изготовил рисунки, каким бы образом камни, коих требовалось сначала двенадцать, после же только шесть, высекать и железными или медными крючьями совокуплять дóлжно было».
По указанию Бецкого, для экспедиции, отправляющейся на поиски камня, была составлена целая инструкция. Найдя камень нужного размера, полагалось понять его расположение в земле, произвести обмеры, уточнить расстояние до дороги и до водных путей, а с «зюйдового и нордового боков… отбить по маленькой штуке» и немедленно представить в Контору строений.
В конце лета 1768 года было обнаружено несколько камней, которые по размерам приближались к тому, что было необходимо. Однако все находки пришлось отбраковать: они или имели сыпучую структуру, не способную выдержать вес статуи, или отличались по оттенкам и плохо смотрелись бы вместе.
Находка
«Долго искали требуемых отломков скалы, как, наконец, природа даровала готовое подножие к изваянному образу, — вспоминал Бакмейстер. — Отстоянием от Петербурга почти на шесть вёрст у деревни Лахты в ровной и болотной стране произвела природа ужасной величины камень… Крестьянин Семён Вишняков в 1768 году подал известие о сём камне, который тотчас был найден и рассмотрен с надлежащим вниманием».
Это и был Гром-камень. Громкое название он получил благодаря легенде: якобы однажды в него ударила молния, расколов гигантскую гранитную скалу. А оказался он в наших болотах миллион лет назад вместе с притащившим его ледником.
На скульптора огромный камень произвёл сильнейшее впечатление. В письме герцогу д’Эгийон Фальконе так описывал находку: «Это глыба прекрасного и чрезвычайно твёрдого гранита, с весьма любопытными прожилками кристаллизации. Они заслуживают места в вашем кабинете. Постараюсь добыть осколок покрасивее и, если дозволите, милостивый государь, присоединю его к вашему собранию естественной истории. Этот камень много придаст характера памятнику и, может быть, в этом отношении его можно будет назвать единственным».
Размеры открывшейся взорам глыбы поражали. «Длина сего камня содержала 44 футов (13,2 метра), ширина 22 футов (6,6 метра), а вышина 27 футов (8,1 метра). Он лежал в земле на 15 футов (4,5 метра) глубиною… верхняя и нижняя часть были почти плоски, и зарос со всех сторон мхом на два дюйма толщиною. Тяжесть его, по вычисленной тяжести кубического фута, содержала более четырёх миллионов фунтов, или ста тысяч пуд (1600 тонн). Взирание на оный возбуждало удивление, а мысль перевезти его на другое место приводила в ужас», — писал Бакмейстер.
Это сейчас Конная Лахта (место, где был обнаружен гигантский валун) находится в пределах городской черты Петербурга, на расстоянии 30 километров до Сенатской площади. А вот в XVIII веке это было ну очень далеко, плюс и без того туманные перспективы доставки «столь тягостного камня» омрачались Лахтинскими болотами и водами Невы.
Поэтому казённому крестьянину Вишнякову за находку было выписано 100 рублей премии, а ещё 7000 (!) было обещано тому, кто разработает технологию транспортировки скалы до места назначения.
Подготовка
Судьбу будущего постамента решила Екатерина указом от 15 сентября 1768 года: «Повелеваем чинить оному Бецкому всякое вспомоществование… дабы оный камень немедленно сюда доставлен был, и тем наше благоволение исполнить».
Пока в Контору строений поступали предложения, на местности начались подготовительные работы. Камень раскопали, разметили в обход болот будущую дорогу длиной 8 километров и шириной 40 метров, построили казармы для 400 «работных людей». Иногда привлекали и солдат — когда одномоментно требовалось огромное количество рук.
Сделав замеры, Фальконе пришёл к выводу, что камень следует перевернуть на бок: в таком положении он более соответствовал глиняной модели постамента. Каменотёсы принялись выравнивать этот «исподний (нижний) бок», а греческий инженер Марен Карбури, перебравшийся в Россию под вымышленным именем Ласкари, приказал готовить рычаги и домкраты.
Фальконе планировал обтесать найденную глыбу здесь же, на месте, «доколе камень не приблизился бы к размерам, указанным для пьедестала моделью». Но до него было доведено мнение Екатерины, что скалывание можно выполнить и в Петербурге, а доставить туда необходимо камень как можно большего размера, ибо тогда его перевозка… наделает в Европе гораздо больше шума.
Правда, часть камня к тому моменту уже успели отколоть — от него осталось «каких-то» 2-3 миллиона фунтов, или 800-1200 тонн.
После того, как Гром-камень очистили от внешних трещиноватых частей и заново обмеряли, выяснилось, что его длины… не хватает! Впоследствии центральный блок пришлось наращивать спереди и сзади как раз теми самыми стёсанными обломками. Если приглядеться, то видно, что эти части имеют более светлый оттенок).
В итоге вместе с двумя отколотыми кусками совокупный перемещаемый вес Гром-камня составлял 1500 тонн (Г. И. Иванов. «Камень-Гром. Историческая повесть». ‒ СПб.: «Стройиздат», 1994). Эти куски были закреплены для перевозки вместе с основным камнем, чтобы, как свидетельствует секретарь Русского исторического общества Александр Половцов, «сохранить равновесие всей массы, которая, без такой предосторожности, легко могла опрокинуться, при движении на возвышенные места».
Транспортировка
Была сооружена решётка, состоящая из четырёх рядов крестообразно положенных брёвен. В феврале 1769 года приступили к погрузке. Для того, чтобы поднять камень, потребовались специальные рычаги. Каждый рычаг — а всего их было 12 — состоял из трёх соединённых между собой деревьев.
Бакмейстер писал: «Чтобы действию рычагов прибавить ещё более силы, были против оных поставлены четыре вóрота (лебёдки), коими натянули верёвки… продетые во влитые со свинцом в камень железные кольца… решётку устлали сеном и мхом… дабы камень от сильного падения сам собою не разбился или не расщепил бы брёвен, на кои его положить было дóлжно».
12 марта камень был положен на решётку, где и оставался до зимы: нужно было дождаться, чтобы зыбкая болотистая почва промёрзла.
После изъятия камня оставшийся котлован постепенно заполнила вода. Образовавшийся водоём сохранился до настоящего времени. Его называют Петровским прудом.
Зимой камень поволокли кабестанами (по-русски «вóротами») по своего рода деревянным рельсам, с использованием шаров из сплава меди с оловом и галмеем как подшипников. В день удавалось проходить несколько десятков метров (Валентина Пономарёва. «Какова история Гром-камня? Часть 2» ). На поворотах скорость снижалась (Вольт Суслов. «Медный всадник»).
Карбури предусмотрел даже должность «разделителей шариков». «Для предохранения, чтоб ни один шар не останавливался или чтоб один другого не касался, были прицеплены к каждой стороне камня по семи саней, на коих сидели люди, долженствующие железными шестами содержать шары в порядке», — писал Бакмейстер.
Верхние брёвна под камнем должны были оставаться неподвижными, а вот нижние во время движения вынимались и перекладывались вперёд. Такой способ перемещения был признан более экономичным, нежели вариант выстилания брёвнами с желобами всей дороги до залива.
«15-го ноября привели его и в самом деле в движение и оттащили в сей день на 23 сажени… 20-го генваря благоугодно было её императорскому величеству смотреть сию работу, и при высочайшем её присутствии оттащен был камень на 12 сажен. Для предохранения всех беспорядков должны были сначала два находящиеся на камне барабанщика по данному мановению давать работным людям битьём в барабаны знак, чтоб они показанную работу все вдруг или начинали или переставали бы оную продолжать. Сорок восемь каменосечцев, подле камня и наверху оного находившиеся, беспрестанно обсекали оный, дабы дать ему надлежащий вид; наверху одного края была кузница, дабы иметь всегда нужные орудия тотчас в готовности, прочие приборы были везены в привязанных к камню санях, за коими последовала ещё прицепленная к оным караульня. Никогда ещё невиданное позорище, которое ежедневно привлекало великое множество зрителей из города! 27-го марта были пройдены последние вёрсты и сажени, и Камень величественно застыл на берегу Залива» (Бакмейстер).
Для понимания: одна сажень — это 2,1 метра, а «позорище» в то время означало «зрелище».
«Почти все русские солдаты и крестьяне — плотники, — отмечал Карбури. — Они так ловки, что нет такой работы, которую они не выполнили бы с одним топором и долотом».
Интересно, что «гениальный метод графа Карбури» использовался гораздо позднее для перевозки в 1880 году 200-тонного гранитного обелиска «Игла Клеопатры» (установлен в Нью-Йорке).
«По морям, по волнам»
Пока со всей осторожностью камень транспортировали к заливу, на берегу строили транспортное судно, способное принять его на борт, и разрабатывали технологию перевозки камня по морю. Преодолеть требовалось около 13 километров.
У берега уже ждала плотина в 1200 футов (366 метров) длиной и 50 футов (15 метров) шириной. Она состояла из множества соединённых друг с другом металлическими скобами свай, вбитых в дно залива и достигавших поверхности воды. К этим сваям были прикреплены поперечные брёвна. Это была дорога для камня от суши до глубины. На этой плотине Карбури остановил камень и сдал его адмиралтейству, которому надлежало теперь уже водным путём доставить его в Петербург.
Чтобы не уронить камень, транспортное судно подогнали к плотине, где затопили и разобрали его борт. С помощью лебёдок на нескольких судах камень втащили внутрь, заделали отверстие и помпами начали выкачивать воду. С первого раза попытка не удалась — судно и не вздумало подниматься.
Спас ситуацию вновь Карбури: камень с премудростями вернули на платформу, а потом заново переложили на судно, но уже так, чтобы его тяжесть была бы равномерно распределена. Для этого его вновь притопили и вновь разобрали борт. На этот раз помпы с задачей справились.
Морским путём до Исаакиевского берега
Когда столь счастливо поднявшееся из воды судно «к поéзду было изготовлено, — поясняет Бакмейстер, — укрепили его с обеих сторон самыми крепкими канатами к двум судам, коими оно не токмо было поддерживаемо, но и обезопасено от ударения валов и ветров; и таким образом везли его по малой Неве вверх, а по большой вниз».
И вот 22 сентября, в день коронования императрицы, преодолев 12 вёрст, проплыв мимо Зимнего Дворца, скала прибыла к тому месту, напротив которого планировалось воздвигнуть памятник. Событие это было неслыханное. Как и полагается, в честь «великого» во всех отношениях гостя вечером был организован праздник для горожан.
Выгрузка
«Теперь оставалось только поставить его на определённое место, — писал Бакмейстер. — Поелику у того берега Невы реки глубина очень велика и судно не могло быть погружено до дна, то приказано было вбивать сваи в шесть рядов и оные на восемь футов в воде обрубать, дабы судно, погрузивши в воду, можно было на оные поставить… Когда камень надлежало тащить к берегу по одной стороне судна, то чтоб другая не приподнялась вверх, прикрепили к решётке, чрез которую камень тащить надлежало, шесть других крепких мачтовых дерев, положили оные поперёк судна и привязали их концы к подле стоящему нагруженному судну, отчего тяжесть камня ни на ту, ни на другую сторону не перевешивалась.
При сей употреблённой предосторожности не можно было сумневаться в благополучном успехе. Едва только последние подпоры около камня обрубили и натянули вороты, то с помощью шаров скатился он с судна на плотину, с такою скоростью, что работные люди, у воротов находящиеся, не нашед никакого сопротивления, почти попадали. От чрезвычайного давления, которое судно в cиe мгновение претерпело, переломились вышепоказанные шесть мачтовых дерев, и доски на судне столько погнулись, что вода бежала в оное с стремлением».
Как и предполагалось, за передвижением Гром-камня наблюдали весь Петербург и Европа. В честь этого грандиозного свершения Екатерина велела выбить медаль «Дерзновению подобно». А из гранитных обломков петербуржцы делали вставки в перстни, серьги и другие украшения.
Наконец-то приступили к обработке камня, в ходе которой он был уменьшен до размеров, предусмотренных проектом: вместо первоначальных 22 футов (6,7 метра) высота была уменьшена до 17 футов (5,2 метра); далее камень был сужен с 21 фута (6,4 метра) до 11 футов (3,4 метра). А вот длины не хватило — 37 футов (11 метров) вместо 50 (15 метров), — в связи с чем пришлось монолит нарастить двумя ранее стёсанными блоками.
Многие были не согласны с таким решением, но это, как говорится, уже иная история…
Читайте по теме: