Моя дочь Каринэ родилась 30 мая — спустя неделю после моей защиты. Пока я писал диссертацию, супруга родила троих детей, что по человеческим меркам было важнее любой моей диссертации. Можно сказать, что она стала трижды кандидатом и доктором всех наук.
Жили мы все пятеро, как уже писал, в небольшой комнате — 19 кв. м. в коммунальной квартире на ул. Вяйке-Тяхе 16, в деревянном доме с печным отоплением. До нас там жила семья Леонхарда Мерзина — прекрасного эстонского актёра театра («Ванемуйне», «Угала») и кино, режиссёра, художника, который сыграл более чем в 30 фильмах. Каждой комнате этой коммунальной квартиры полагался деревянный сарай.
Переезжая, Л. Мерзин оставил в сарае покрытую плесенью старую медвежью шкуру и периодически заглядывал в гости, чтобы проведать, на месте ли она. Фактически он приходил, чтобы немного выпить. Он это дело любил, а я — нет, но из вежливости перед известным актёром вынужден был составить ему компанию. Наконец мне всё это надоело, и я выбросил эту шкуру. Больше он не появлялся.
Всех троих детей моя жена по утрам развозила в садики, чтобы самой успеть в школу на уроки. Это была тяжёлая работа учительницы, но она каким-то образом справлялась. От меня в деле помощи ей было мало толку, поскольку приходилось часто ездить в архивы Таллинна, выступать с публичными лекциями в разных городах Эстонии.
Во время поездок в архивы Таллинна чаще всего останавливался в гостиницах. На ул. Татари 5 находился трест «Гостиниц», где работали симпатичные девицы, через которых я получал направление в гостиницы. Простому человеку попасть в гостиницу во все времена существования СССР было практически достаточно сложно. В стране действовала плановая экономика, конкуренции не было, из-за чего государственные предприятия-монополисты, в том числе и гостиницы, диктовали гражданам свои условия. Они наплевательски относились к качеству сервиса и к правам человека. Нередко, чтобы получить номер, нужно было преподнести администратору какой-нибудь «подарок»: плитку хорошего шоколада, букет цветов, бутылку алкоголя или просто «дать сверху» — дополнительную оплату-взятку, которая шла в карман администрации.
Приходилось выкручиваться, кто как мог. Пробивные находили общий язык с администраторами, а менее пробивные или менее состоятельные вынуждены были ночевать на вокзалах либо у родных или друзей — проблема. Ни родных, ни друзей у меня в Таллинне не было, а спать на вокзалах и работать в архивах было невозможно. Приходилось выкручиваться. Эти милые девушки из треста «Гостиниц» мне очень помогли. Конечно, речь не идёт о пятизвёздочных отелях, люксах и президентских номерах, но они давали мне возможность спать в обычных стандартных гостиницах уровня трёх звёзд. Там чаще останавливались люди среднего класса, командировочные, учёные и т. д.
С кем только там не пришлось мне столкнуться. Однажды в небольшой гостинице «Balti», что рядом с вокзалом, оказался в комнате с одним эстонцем — председателем колхоза, который приехал на съезд каких-то сельскохозяйственных работников. Он рассказал свою потрясающую биографию. До 1939–1940 гг. он был в Германии на офицерских курсах, а после инкорпорации Эстонии в состав СССР в 1940 году не вернулся.
В 1941 году, когда началась советско-германская война, он участвовал в ней в чине немецкого офицера на стороне Германии, попал в плен, затем перешёл в Эстонский стрелковый корпус и сражался уже против немцев, опять же в чине офицера. После окончания войны был сослан в Сибирь, где организовал колхоз и стал его председателем. Обзавёлся семьёй, но в середине 1950-х годов вернулся в Эстонию, завёл новую семью, вновь стал председателем колхоза. Никакой злобы к кому-либо он не испытывал, говорил, что, видать, у него такая предназначенная свыше судьба. Большой души был человек, жаль, что не запомнил его имени.
Другой случай произошёл где-то в 1977 году, когда я жил в гостинице «Ranna» в Копли, на ул. Чайковского 1. Рядом со мной в номере на двоих расположился один из операторов, который снимал кадры для очередного фильма (вероятнее всего, «Сталкера») у незаурядного режиссёра Андрея Тарковского.
В Эстонии съёмки проходили на отжившей свой век электростанции на реке Ягала (Jägala), заброшенной плотине и на некоторых объектах в Таллине. Электростанция и плотина обладали выразительной фактурой: растрескавшийся, покрытый лишайником бетон, битое стекло, масляные пятна. Казалось, художникам при подготовке каждого кадра надо было просто следовать этой эстетике (снимок прилагается).
Каждое утро вся команда Тарковского собиралась в фойе гостиницы «Ranna» в ожидании спецтранспорта, хорошей солнечной погоды или ещё чего-либо, крайне необходимого для съёмок. Многие сцены его фильма снимались в вечернем режиме. Это та короткая часть суток, когда солнце уже село за горизонт, но ещё светло. Но часто многие вещи не совпадали. То спецтранспорт опаздывал и не подоспевал к моменту, когда солнце ещё не село, то актёры куда-то пропадали. Иногда всё было хорошо, но пока команда доезжала до места съёмок, погода портилась. 45-летний Тарковский в такие моменты был вне себя от ярости, он метался, ругался матом на всё и на всех (фото прилагается). Лучше было в этот момент к нему не подходить.
Всё это мне пришлось наблюдать, когда по утрам шёл в архив. Сегодня всё это — отрывки памяти, в то время — минуты жизни, которые пролетели быстро и превратились в воспоминания. Воспоминания — это единственный рай, из которого мы никак не можем быть изгнаны, разве что болезнью, именуемой «альцгеймер».
Пауль Аристе — всемирно известный эстонский полиглот, академик, который рассказывал интересные истории из своей жизни, после моей защиты сказал: «Был человеком, стал кандидатом». Он подарил мне брошюру со своей биографией с надписью: „Rafik Grigorjani tervitab tšuhna Paul Ariste“ («Рафика Григоряна приветствует чухна Пауль Аристе») 25.06.1980. (фото прилагается).
В архивных документах Тартуского университета я прочитал историю о том, как один эстонец из Сибири прислал в университет свою диссертационную работу, в которой доказывал происхождение эстонского языка от греческого. Более того, он сам приехал и хотел организовать защиту диссертации. Она была передана для экспертизы Паулю Аристе, который полностью забраковал работу и дал негативную оценку. Более того, он вынужден был дать денег этому бедолаге, чтобы тот мог вернуться обратно к себе домой. Его не раз вызывали в суд в качестве переводчика с эстонского на цыганский язык и т. д.
Мы с ним часто встречались в кафе «Вернер». Однажды на мой вопрос, сколькими языками он владеет, Пауль Аристе скромно ответил: «Одним — эстонским, а на остальных могу всего лишь общаться».
Кафе «Вернер» было уникальным местом, расположенным прямо напротив здания кафедр общественных наук, который эстонцы именовали „marxi maja“ (дом Маркса). На досуге там собиралась разношёрстная публика: от студентов до профессуры, от ортодоксальных коммунистов, которых в Эстонии было относительно мало, до диссидентствующих интеллигентов, чтобы сыграть партию в шахматы, поговорить о текущих проблемах жизни. Старушки собирались, чтобы попить утром кофе, обменяться мнениями и услышать новые сплетни. Вероятнее всего, там присутствовали и подосланные стукачи, но об этом лично я не думал.
продолжение следует…