В Сети можно найти «реконструкцию» отдыха будущей великой поэтессы на Нарвском побережье. Автор — историк и гид по Нарве Александр Опенко. Это фантазия на ахматовскую тему из цикла «Ожившие открытки из Гунгербурга»:
«Маленькая девочка Аня Горенко стояла на вершине холма и смотрела на порт и реку Нарву в Гунгербурге. Она большими удивлёнными глазами рассматривала огромные парусные корабли, стоящие под погрузкой леса. Корабли были из разных стран мира: Англии, Франции, Германии, Голландии, мачты многих из них были украшены маленькими разноцветными флажками…
Девочка в одной руке держала плюшевого медвежонка и словно показывала ему то, что её так удивило. В другой руке она держала красное полосатое яблоко, от которого медленно откусывала маленькие кусочки…»
А уже на склоне лет Анна Андреевна жила и отдыхала на другом берегу — в любимом гнезде творческих деятелей Комарово, входящем ныне в состав Курортного района Санкт-Петербурга. Том самом, о котором когда-то сложили песенку «На недельку, до второго, я уеду в Комарово…». И действительно, хоть на недельку, хоть на пару дней стремились приехать туда и, в частности, к ней очень многие известные личности. О её маленьком комаровском домике так пишут в энциклопедиях: «Дача стала центром притяжения творческой интеллигенции. Здесь бывали Дмитрий Лихачёв, Лидия Чуковская, Фаина Раневская, Натан Альтман, Александр Прокофьев, Марк Эрмлер и многие другие. Приезжали и молодые поэты: Анатолий Найман, Евгений Рейн, Дмитрий Бобышев, Иосиф Бродский». Сама она называла свой домик, предоставленный в 1955 г. Литфондом СП СССР, «будкой». Но и он был за счастье, поскольку во время сталинских гонений А. А. имела проблемы с жильём, часто ютилась у друзей.
Как знать, может, из Комарово она любила наблюдать красивейшие закаты над Финским заливом, смотреть на другой берег и вспоминать свои два лета, проведённых в Гунгербурге? Возможно, гостям она рассказывала о своем детстве, показывая на другой берег залива? Ведь не зря она указывала в своих воспоминаниях:
«Когда мне было 5 и 6 лет, семья проводила лето в Гунгербурге, где я впервые увидела море и великолепные парусные суда в устье Наровы…»
В Комарово Анну Андреевну и похоронили…
Но с Эстонией её связывал не только отдых. В 1944 г. она написала стихотворение «Победителям», которое считается одной из лучших жемчужин её творчества:
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
Незатейливые парнишки —
Ваньки, Васьки, Алёшки, Гришки, —
Внуки, братики, сыновья!
Во время неудачного наступления в феврале-марте 1944 года на Нарвском плацдарме погибло очень много советских бойцов. Об спустя много лет также напишет трагическую песню «Мы похоронены где-то под Нарвой» Александр Галич (Анна Андреевна называла его «песенником»). Ахматова подчёркивает подвиг именно простых парней, освободивших мир от «коричневой чумы».
«Берты» — олицетворение немецкой убийственной и ужасающей мощи, которую своим героизмом преодолели советские солдаты («Большая Берта» — немецкая мортира времён Первой мировой войны с огромной убойной силой).
Нарвские ворота в Санкт-Петербурге — памятник и исторический символ, ставший особенно значимым в годы Великой Отечественной войны. Здесь проходили ожесточенные бои за город, и поэтесса через образ этих ворот и Нарвы передала масштабы трагедии и подвига советских солдат. В стихотворении «Победителям» выражаются память о погибших, боль и одновременно глубокая веру в победу…
Понятное дело, подобные произведения, где не восхвалялись большевистские вожди, не слишком нравились последним. Недовольство это копилось и однажды, в 1946 г., выплеснулось в виде постановления ЦК ВКП (б), где Анна Ахматова вместе с Михаилом Зощенко и ещё несколькими деятелями культуры подверглись «высочайшему гневу» и шельмованию. В результате они были исключены из Союза писателей и оказались в социальной изоляции.
Многие историки считают, что причиной этого стала зависть Сталина к популярности Ахматовой, которая не только не простила большевикам гибели своего мужа и ареста сына, не только не пресмыкалась перед властью, но ещё и смела писать честные стихи, от которых росла её слава. Такую славу «вождь народов» воспринял как личный вызов.
«Кто организовал вставание?»
Эта фраза, как дамоклов меч, висела над несколькими поколениями советских чиновников, передаваясь из уст в уста. Потому и боялись они, как огня, любых проявлений творческой независимости и свободы. Боялись выступлений Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы, Александра Галича и других бардов, спектаклей Юрия Любимова в Театре на Таганке, фильмов, книг и картин мастеров — нон-конформистов и ещё много чего… Потому как за всё это вышестоящие начальники могли взять за шкирку и гаркнуть: «Кто организовал (аплодисменты, крики «Браво», объятия с кумиром и т. д.)?!» И после этого — прощай партийная карьера и привилегии…
А впервые прозвучала эта фраза после выступления Анны Ахматовой на творческом вечере в Колонном зале Дома союзов в апреле 1946 г. Есть, правда, другие версии — что это было в Политехническом музее, Доме литераторов или ещё где. Но сие неважно. Важно, что во время её выступления весь зал вдруг поднялся и стал горячо аплодировать.
Об этом стало известно главному идеологу Жданову, а тот доложил усатому вождю. И вот Сталин-то и задал вопрос: «Кто организовал вставание?» Ещё бы. Ведь даже мировым лидерам хотелось в его присутствии вытянуться по струнке (как вспоминал об этом Черчилль), а тут «какая-то Ахматова»…
«Коба» прекрасно знал, что все вставания в его честь в СССР организованы. И что челядь в случае чего продаст его с потрохами. (Как потом, в сущности, и случилось — после 20-го съезда партии.) Потому дико завидовал искренности приветствий. Да ещё по адресу жены и матери «врагов народа». Ну а поскольку вставание произошло спонтанно, решил отомстить ей самой…
И, наконец, третье «соприкосновение» Анны Андреевны с Эстонией.
В 1967 г. в Нью-Йорке эстонская поэтесса-эмигрантка Марие Ундер (1883–1980) сделала уникальный перевод запрещённой в то время в СССР поэмы Ахматовой «Реквием». Сейчас это издание является большим раритетом и в России, и в Эстонии. Его нет даже в Эстонском архиве истории культуры при Литературном музее в Тарту, куда в 1996-м из Швеции был возвращён архив М. Ундер.
Ундер более 30 (!) раз номинировалась на Нобелевскую премию по литературе, в последний раз — после своего 90-летия, в 1974-м. Она была членом Международного ПЕН-клуба и ряда писательских европейских союзов. Её называли «эстонской Ахматовой», и к Анне Андреевне она относилась с благоговением.
«Реквием» перевела за две недели летом 1964 г. В конце 1967-го этот перевод с параллельным русским текстом издал в Нью-Йорке фонд Inter-Language Literary Associates, которым руководил профессор Калифорнийского университета Г. Струве — потомок тартуского астронома. Фонд ставил своей целью публикацию произведений, запрещённых в СССР или из цензурных соображений изданных там не полностью. Вступительную статью к нью-йоркскому изданию написал эстонский поэт и эссеист Алексис Ранит (Алексей Долгошев, 1914–1985). В качестве послесловия был перепечатан очерк-некролог лауреата Нобелевской премии Франсуа Мориака «Анна Ахматова, я думаю о Вас» (оригинал — газета Figaro Litteraire от 16.05.1966)…
Читайте по теме:
Игорь Круглов: Поэт Давид Самойлов, спасавшийся в Таллинне от «мутных дней»