Аверченко как чтец своих произведений и как актёр выступил в Таллинне, Тарту и Нарве. Пресса писала, что шоу прошли с большим успехом и в художественном, и в материальном смыслах, и он получил отрадные впечатления. В том числе — от сборов. Немного огорчила его Нарва, где местные власти сняли, как он посчитал, слишком большой налог с выручки. Посему гость опубликовал добродушный фельетон о данном инциденте:
«Все знают, что я известен своей скромностью по всему побережью. Но вместе с тем не могу удержаться, чтобы не похвастать: есть такой город, который я содержу на свой счёт! Этот город — Нарва. Я приезжаю в город, привожу свою труппу, выпускаю афишу, снимаю театр, в день своего вечера играю пьесы, читаю рассказы, получаю за это деньги и потом… все деньги аккуратно вношу нарвским отцам города. На мои деньги эти отцы благоустраивают мостовые, проводят электричество, исправляют водопровод и… ах, да мало ли у города Нарвы насущных нужд! И обо всём я должен позаботиться, всё оплатить. Хлопотливая штука!»
Вот как прокомментировал сей текст его друг, беллетрист и журналист П. Пильский: «Конечно, тут не было никакой гневности. Аверченко шутил. Нарвцы это так и поняли. Кто-то прислал оттуда ответную полемическую статью, но и она тоже была не злобной, а весёлой. Редакция не поместила её, не желая длить полемику между нашим гостем и городом, взыскавшим всё же совершенно законный налог».
А вот как Пильский описывал самого автора: «Мой глаз приятно подмечал в Аверченке ту мягкую естественную, природную воспитанность, которая даётся только чутким и умным людям. Его очарование в обществе было несравнимо. Он умел держать себя в новой и незнакомой среде легко, в меру свободно, неизменно находчивый, внимательный, ясный, равный и ровный со всеми и для всех. Это большое искусство, им может владеть только талантливая душа, и Аверченке был дан дар пленительного шарма… он был внимателен и заботлив к другим…. отзывчивость всегда была одной из его прелестных черт… Из его писем я знаю, какие хорошие воспоминания он сохранил о Ревеле. Через год я его звал сюда для общей работы в газете…»
Аверченко, после эмиграции из Советской России (1920) неплохо устроившийся в Праге, отказался только потому, что не было финансовых гарантий надёжного заработка. И ответил приятелю так:
«Эх, брат, горько мне! А получи я гарантию — да я бы к тебе на бровях дополз…»
Пильский подчёркивал, что турне по Эстонии для него не было утомительным: «Для него эта неделя прошла незаметно. Его не беспокоили, к нему не стучались, ему не надоедали. Но вообще эта новая профессия, временная профессия актёра, для него была тяжела…»
Конечно, тяжела. Как была тяжела и новая жизнь на чужбине. Ведь после революции он потерял всё — родину, дом, деньги, свой знаменитый журнал, читателей. Его чуть не арестовало ЧК. Удалось бежать чудом.
Аркадий Тимофеевич Аверченко (род. 15 [27] февраля 1880 года) появился на свет в небогатой купеческой семье в Севастополе. Но многие считали его одесситом — вероятно, из-за искромётного юмора и частых упоминаний в рассказах о Южной Пальмире. Он не получил никакого начального образования, поскольку имел неважное здоровье и слабое зрение. Однако талант и природный ум с лихвой компенсировали сей «минус».
Работать начал рано, в 15 лет. Набивал руку и оттачивал грамотность и стиль в должности писца в одной из севастопольских контор. Потом трудился на донбасском руднике.
В начале 1900-х перебрался в Харьков. Там в октябре 1903-го в газете «Южный край» и вышел его первый рассказ. А в 1906-07 гг. он уже редактирует сатирические журналы «Меч» и «Штык». Напридумывал себе множество псевдонимов, вёл под ними разделы. Затем переместился в Санкт-Петербург, где стал сотрудничать с несколькими изданиями, в том числе — с журналом «Стрекоза», куда писал Чехов. Сошёлся с группой молодых энтузиастов, желавших выпускать собственный проект. И в 1908-м вместе со «стрекозами» принял участие в выпуске нового журнала «Сатирикон»: сначала в качестве секретаря, а затем и редактора. Его начали сравнивать с Чехонте. А когда вышли сборники «Круги по воде» и «Рассказы для выздоравливающих», за ним прочно закрепилось реноме «короля смеха».
Журнал просуществовал до 1913 года. По популярности историки сравнивали его с советским «Крокодилом». Хотя некоторые знаменитые юмористы советского времени считали, что по качеству юмора «Сатирикон» был куда выше «Крокодила». Например, такой точки зрения придерживался автор реприз для Тарапуньки и Штепселя Роберт Виккерс. Он однажды особо подчеркнул это, давая мне почитать подшивку того самого «Сатирикона»…
«Сатириконовцы» представляли собой очень даровитый коллектив: Саша Чёрный, Тэффи, Н. Ремизов, О. Дымов и др. И, конечно, сам Аверченко. Многие критики считают, что там он опубликовал свои самые блестящие рассказы. Кроме того, на подмостках разных российских театров выходили его пьесы и инсценировки.
Здесь хочется отметить, что хотя его произведения и были высокоталантливы (даже большевистский вождь не смог этого не признать), но имеется в них нечто, с чем нельзя согласиться верующему человеку. Аверченко часто упоминает нечистую силу. А святые отцы учат так: если поминать Бога всуе, то Он от этого ближе не становится, наоборот, это грех и нарушение заповеди. Тёмные же персонажи при их упоминании прискакивают сразу. Возможно, именно поэтому на долю Аркадия выпало много неприятностей…
В 1913-м он основал свой личный журнал «Новый Сатирикон», поскольку оставил старый из-за ссоры с издателем. «Новый» выпускался до июля 1918-го, когда его закрыли большевики: после Октябрьского переворота Аверченко и вся редакция заняли категорически антибольшевистскую позицию. Главреда должны были арестовать и, вероятнее всего, расстрелять. Ему пришлось спасаться бегством и пробираться в занятый Белой армией Крым через оккупированную немцами Украину, где хозяйничали махновцы и прочие бандитские шайки.
Зимой 1919 года он прибыл, наконец, в родной Севастополь. Там начал выступать с творческими вечерами («Вечера Сатирикона») и печататься в газетах «Таврический голос» и «Юг». Агитировал за поддержку Добровольческой армии А. Деникина. В апреле 1920-го в Севастополе открыл театр-кабаре «Гнездо перелётных птиц». Оно имело большой успех у публики. Писал статьи в поддержку барона П. Врангеля. В Симферополе вышел первый тираж его книги «Дюжина ножей в спину революции», ставшей впоследствии очень известной. Это была пощёчина большевистской власти, творившей невообразимые зверства. Но книга была настолько талантлива, что даже Ленин признал этот факт.
Когда красные взяли Крым в ноябре 1920-го, Аверченко на одном из последних пароходов отплыл в Константинополь…
В эмиграции много писал и гастролировал. Его книги, особенно «Дюжина ножей» (позже её назовут своеобразной сатирической «Ленинианой»), были нарасхват: их жаждала прочесть русская эмиграция. Ей было очень интересно прочесть сборник памфлетов, где обездоленные рабочие, офицеры, дворяне и купцы ностальгически вспоминают о потерянной родине и прошлой жизни. В советской же прессе сборник обозвали «юмором висельника». Сам Ленин наклепал статейку под названием «Талантливая книжка», где, признавая её «высокоталантливой», заявил, что автор — «озлобленный до умопомрачения белогвардеец».
«Дюжина» и другие произведения выходили по-русски в Париже, Константинополе, Берлине, Праге, Варшаве, Софии, Шанхае, Вашингтоне, Загребе и других городах. С нетерпением ждали их, как и его выступлений, и в Эстонии.
Друг вспоминал, что «ревельцы сумели окружить его лаской, теплом и любовью, приглашали наперебой». И что ему Таллинн очень понравился. Аверченко восхищался старинными улицами, Ратушей, другими древними зданиями. И людьми.
Да, можно сказать, что в эмиграции он устроился хорошо. И всё равно ничто не могло заменить ему родину. Видимо, он по ней очень тосковал. У писателя возникли серьёзные проблемы со здоровьем, врачи вынуждены были удалить глаз, потом резко ухудшилось состояние внутренних органов. 12 марта 1925 года А.Т. Аверченко скончался, не дожив и до 45 лет. Похоронен в Праге, на Ольшанском кладбище.
Читайте по теме: