Считать чужие деньги — дурно, но очень увлекательно. В нашем случае это ещё и познавательно: сухие цифры позволяют найти ответы на многие вопросы и понять, как и чем жили поэт и его семья. Так что в отличие от материалов с большим количеством «букаффф» в этом будет много «цифирь» и расчётов.
Итак…
Долги, доходы и расходы
После смерти мужа Наталья Николаевна обратилась к императору с письмом, в котором просила назначить опеку ей и её детям и назвала тех, кого просила назначить опекунами: графа Строганова, графа Вильегорского и поэта Жуковского. Согласие на опеку было дано 3 февраля.
Согласно документам Опеки, на момент смерти долг поэта казне составлял 43 333 руб. 33 коп., долг частным лицам — 95 655 руб., итого — 138 988 руб. 33 коп. В пересчёте на современный курс 139 тыс. руб. пушкинского долга соответствуют 1,2 млн долларов, 1 млн евро или 100 млн рублей.
Сумма поистине огромная, особенно с учётом того, что доходы Пушкина как помещика были незначительными: поэт владел Болдинским имением и 200 душами крепостных крестьян. Поначалу имение приносило 3600 руб. в год, затем доход упал до 2000 руб. (оброк крепостного крестьянина, а это основное, на чём держалась помещичья экономика, составлял в среднем от 8 до 15 руб. в год).
А вот как литератор Пушкин зарабатывал весьма прилично: его доходы с 1820 по 1837 гг. составили от 230 180 руб. (13 540 в среднем за год) по одним данным, до 255 180 руб., то есть 15 000 руб. в год — по другим.
Для примера приведём гонорары за публикации некоторых его произведений: «Руслан и Людмила» — 1500 руб., «Борис Годунов» — 10 000. Издания «Евгения Онегина» принесли поэту примерно 40 000, то есть одна строка романа стоила 25 руб., или… 5 коров.
Существенный дополнительный доход принесла поэту публикация «Евгения Онегина» по главам: книжечка с отдельной главой стоила 5 руб. — обычно столько стоила целая книга. Выпуск отдельных глав вместо произведения целиком подогревал интерес читателей и стимулировал спрос на следующие главы. Так что Пушкина можно считать основателем отечественного издательского маркетинга.
Теперь о госслужбе: за работу в архивах Пушкин получал по 5000 руб. в год (1832–1836 гг.), всего 25 000 руб.
Годовой оклад мелкого чиновника составлял тогда 80 руб. в год, госслужащего рангом выше — 400 руб., директор департамента получал 6000. Пушкин писал Бенкендорфу: «Эта сумма — 5000 — огромна, но тем не менее не хватает мне для проживания в Петербурге».
Итого выходило что-то около 20 000 руб. доходов в год. При всём при этом денег поэту постоянно не хватало. 21 сентября 1835 г. он признался жене: «У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000».
Основных причин постоянной нехватки средств у Пушкина несколько.
Карты
В карты Пушкин обычно проигрывал. В одном из исследований указана сумма в 75 тыс. руб. убытка (общая сумма выигрышей Пушкина составляла 7150 руб., проигрышей — 82 272 руб.).
Мать Натальи Гончаровой далеко не сразу согласилась выдать дочь замуж за Пушкина как раз из-за его бедности и репутации «картёжника».
Столичная жизнь
Советская историография сводила необходимость пребывания Пушкина с семьёй в Петербурге исключительно к прихоти императора: дескать, Николай I был влюблён в Наталью Николаевну, хотел её видеть на всех великосветских балах и приёмах, для чего в конце 1833 г. даже пожаловал 34-летнему Пушкину несоответствующее его летам звание камер-юнкера.
Оказавшись практически привязанными к двору, Александр Сергеевич и Наталья были вынуждены поддерживать определённый уровень жизни. При высокой стоимости аренды жилья, расходов на выезды, услуги лавочников, булочников, букинистов, а также портных, модисток и пр. удавалось Пушкину это непросто.
Житьё-бытьё
Пушкин снимал, как бы мы сейчас сказали, фешенебельное жильё в самом центре Петербурга — рядом с Зимним дворцом. 11 комнат на первом этаже по адресу «на Мойке, близ Конюшенного мосту в доме княгини Волконской» обходились поэту в 4300 руб. ассигнациями в год (привычный для нас адрес — Мойка, 12 — закрепился за этим домом лишь в 1880 г.).
Влетела в копеечку и обстановка квартиры: Пушкин заплатил 350 руб. за два стола, 75 руб. — за кресло, 550 руб. за зеркало в раме из красного дерева и т. д. и т. п.
Отдельная статья расходов — рестораны. Пушкин жил на широкую ногу и часто угощал друзей любимыми блюдами. Это и щи, и пожарские котлеты, и печёное яблоко. Застолье на семь человек обходилось в 60 руб.
Содержать красавицу-жену тоже обходилось недёшево.
Неотъемлемая составляющая столичной и придворной жизни — балы. Помните, как в «Евгении Онегине» батюшка главного героя «давал три бала ежегодно и промотался наконец»?
Сколько должна была потратить светская красавица, чтобы достойно выглядеть на балу? Ответ поможет найти Ольга Сергеевна Павлищева — старшая сестра Александра Сергеевича. Её муж Николай Иванович служил 10 месяцев в Варшаве чиновником в канцелярии председателя временного правительства Царства Польского, послав ей оттуда около тысячи рублей, советуя ни в чём себе не отказывать. За это время она получила ещё две тысячи рублей от отца — итого три тысячи рублей на год.
В январе 1832 г. в ответном письме Ольга Сергеевна благодарила мужа, но поинтересовалась, на какие средства ей «шиковать». Ведь женщине для бала нужен был не фрак, а подобающий туалет, а к нему — соответствующий экипаж.
Дальше Ольга Сергеевна описывала мужу цены: самый недорогой чепец стоил от 40 руб., причёска у парикмахера — от 20, новое платье — от 75. Купить в театре ложу можно было за 25 руб. Ещё было нужно потратиться на экипаж: дорога на бал обходилась в 5 руб., а вот чтобы вернуться обратно, требовалось заплатить уже 15 руб.
Итого: выход в свет обходился не менее чем в 155 руб. Если же красавица собиралась посетить театр, она должна была выложить уже около 180. И это ещё по скромному: модная швея в ту эпоху за один только «фасон» могла запросить от 60 до 100 руб. А ведь ещё нужна была ткань, чаще всего шёлк, аршин которого (71,12 см) стоил 20-30 руб.
В «Библиотеке для чтения» 1838 г. описывалось платье из модного атласа, нежно-розового оттенка, усеянного цветами: «Вот истинно гениальное произведение! Да как дёшево! Двадцать три рубля за аршин (атлас этот узок). Всё платье стоит, я думаю, не дороже четырёхсот пятидесяти рублей».
Словом, неудивительно, что счета Натальи Николаевны бывали и на тысячу, и на две тысячи, и на три…
Ольга Сергеевна Павлищева писала мужу в Варшаву: «Что касается моей невестки, то эта женщина здесь в большой моде. Она принята в аристократическом кругу, и общее мнение, что она красивее всех; её прозвали «Психеей».
Самой модной модисткой столицы тогда считалась мадам Сихлер. В её магазин на Большой Морской, дом Храповицкого, № 31, несколько раз заезжал сам государь император, желая сделать подарки супруге. В этом магазине Наталья Николаевна приобрела модных товаров на 3364 руб., в том числе: шляпу с цветами и вуалью за 125 руб., поставила бант на шляпу и чепчик за 10 руб., купила одну пару рукавов из чёрного газа с лентами за 50 руб. Выплачено же по счетам было всего-навсего 175 руб…
Когда кредит в магазине Сихлер был исчерпан, Наталья Николаевна стала заказывать головные уборы в магазине Мальпар (Большая Морская, угол Гороховой, дом Жадимеровского, № 27).
За три последних месяца жизни поэта госпожа Пушкина приобрела: головной убор белой атласной ленты, с завязками из тюля иллюзион — 40 руб.; тюрбан из белого тюля «иллюзион», украшенный чёрным эгретом — 110 руб.; чёрную бархатную шляпу, украшенную собранной кокоткой и пучком перьев — 75 руб.; шляпу на вздержке из серого атласа, подбитой чёрным атласом, чёрное перо цапли и кокотку — 110 руб.; «повойник» из чёрного бархата — 25 руб. Ещё имела место чистка перьев за 10 руб. и атласные ленты для шляп за 101 руб.
Итого: 471 руб., из которых в ноябре 1836-го было уплачено лишь 60 руб. Долг магазину Мальпар составил 411 руб.
К моменту дуэли мужа долги Натальи Николаевны составляли 3189 руб., что беспокоило Пушкина — он дважды фиксировал эти задолженности в своих денежных расчётах.
Резонный вопрос: а что мешало сшить одно, пусть и дорогое платье, купить пару шляпок и носить их весь сезон?..
Царственная разорительница
Балы были разные. Если дама приглашалась на великосветский бал, который соизволят почтить своим присутствием августейшие особы, то за бальное платье надо было отдать не менее, а то и более 500 руб. Явиться на бал в Зимнем или Аничковом дворце в платье за 75 руб. считалось неприличным. Предстать при дворе дважды в одном и том же платье не позволял этикет: императрица Александра Фёдоровна, супруга Николая I, была очень взыскательна на этот счёт.
О том, к чему приводила тяга императрицы к безграничной роскоши, писала фрейлина Анна Фёдоровна Тютчева:
«Для императрицы фантастический мир, которым окружало её поклонение её всемогущего супруга, мир великолепных дворцов, роскошных садов, веселых вилл, мир зрелищ и фееричных балов заполнял весь горизонт, и она не подозревала, что за этим горизонтом, за фантасмагорией бриллиантов и жемчугов, драгоценностей, цветов, шелка, кружев и блестящих безделушек существует реальный мир, существует нищая, невежественная, наполовину варварская Россия, которая требовала бы от своей государыни сердца, активности и суровой энергии сестры милосердия, готовой прийти на помощь её многочисленным нуждам.
…Александра Фёдоровна любила, чтобы вокруг неё все были веселы и счастливы, любила окружать себя всем, что было молодо, оживлённо и блестяще, она хотела, чтобы все женщины были красивы и нарядны, как она сама; чтобы на всех было золото, жемчуга, бриллианты, бархат и кружева. Она останавливала свой взгляд с удивлением и с наивным восхищением на красивом новом туалете и отвращала огорчённые взоры от менее свежего, уже ношенного платья. А взгляд императрицы был законом, и женщины рядились, и мужчины разорялись, а иной раз крали, чтобы наряжать своих жён, а дети росли мало или плохо воспитанные, потому что родителям не хватало ни времени, ни денег на их воспитание. Так золотой сон доброй и милостивой императрицы превращался в действительность, горькую для бедной России».
Ох уж эта столичная жизнь с её неумеренной чванливой роскошью! Но тогда возникает следующий вопрос: а что мешало поэту просто уехать с семьёй в деревню? И так ли уж император препятствовал бы этому отъезду?
Вынужденная необходимость
Имеют место как минимум две объективные причины, по которым Пушкин был вынужден находиться в столице.
Причина первая: архивы
В письме Бенкендорфу от 21 июля 1831 г. Пушкин признавался, что больше всего ему хотелось «заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках», чтобы «со временем исполнить давнишнее желание написать Историю Петра Великого и его наследников до Государя Петра III».
На письме Пушкина Бенкендорф наложил резолюцию: «Написать гр. Нессельроде, что Государь велел его принять в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах…».
Со временем Пушкин осознаёт, в какую западню он попал, оказавшись приближённым к царю и, как следствие, став привязанным к нему службой и материальными вспомоществованиями. Тогда поэту приходит мысль об отставке и переезде в деревню. 25 июня 1834 г. Пушкин в письме Бенкендорфу просит об отставке, но с сохранением за ним права посещать архивы, чтобы иметь возможность продолжать работать над историей Петра.
Причина вторая: «лучше, чтоб он был на службе»
3 июля Пушкин получает письмо Бенкендорфа из Петергофа от 30 июня 1834 г. с ответом. В нём сообщалось, что «Его Императорское Величество, не желая никого удерживать против воли», сделал соответствующее распоряжение вице-канцлеру. При этом уточнялось, что пользование архивами станет для Пушкина невозможным, «так как право сие может принадлежать единственно людям, пользующимся особенною доверенностию начальства».
Царь, правда, предоставил Пушкину отпуск на два месяца, а через год — на четыре.
Можно только догадываться, чем в конечном счёте руководствовался Николай Павлович, совершая в отношении поэта многочисленные благодеяния — будь то заступничество, высокий оклад, выдача кредитов или же разрешение посещать государственные архивы, в том числе секретные.
Судя по всему, император тепло относился к поэту, осознавая его гений: «…Употребите отличные способности ваши на передание потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя ваше». Возможно, он считал, что как для империи, так и для самого Пушкина будет спокойнее, чтобы тот был, что называется, «на виду».
Вот как эта мысль была сформулирована Бенкендорфом в письме императору от 5 июля 1834 г.: «…лучше, чтоб он был на службе, нежели предоставлен самому себе».
Расходы на литературную деятельность
Надо отдать поэту должное: свою близость ко двору он старался всячески использовать, в том числе и в финансовом плане. Так, в феврале 1834 г. поэт через Бенкедорфа обратился к царю с двумя просьбами: выдать ссуду в 20 тыс. руб. на печать «Истории Пугачёва», а также её напечатать книгу в типографии, подведомственной государственному секретарю империи М. М. Сперанскому (обычно Пушкин печатался в частных типографиях, что выходило заметно дороже).
4 марта 1834 г. Бенкендорф письмом уведомил поэта, что царь повелел выдать ему 20 тыс. руб. заимообразно на два года с процентами и что он, Бенкендорф, передал министру финансов императорское повеление выдать деньги.
Увы, расчёты Пушкина оказались неверны. Книга продавалась плохо: вместо ожидаемых 40 тыс. поэт выручил за неё всего 20 тыс. руб. После смерти Пушкина в его квартире было обнаружено 1775 экземпляров из трёхтысячного издания «Истории».
Монаршие ссуды
Для начала вернёмся к ссуде в 20 тыс. руб., выданной Пушкину для издания «Истории Пугачёвского бунта», как по просьбе государя была названа историческая монография.
20 тыс. руб.
Размер кредита, ставка и срок возврата — это только половина вопроса. Огромное значение имеют дополнительные условия, с помощью которых банки снижают свои риски и увеличивают доходы. И вот тут имеет место удивительнейшая история — на каких условиях Пушкин получил этот кредит.
Министр финансов Егор Францевич Канкрин лично подготовил проект императорского указа, в котором были прописаны самые льготные для заёмщика условия:
«Господину министру финансов. Снисходя на прошение камер-юнкера Александра Пушкина, всемилостивейше повелеваю выдать ему из Государственного Казначейства на напечатание написанного им сочинения История Пугачёва двадцать тысяч рублей ассигнациями в ссуду на два года без процентов и без вычета в пользу увечных с тем, чтобы он возвратил сию ссуду в течение двух лет по равным частям по истечению каждого года».
Вычет в пользу увечных воинов, пострадавших в Отечественной войне 1812 года, составлял 5% от суммы кредита, и взимать его должны были при каждом предоставлении беспроцентной ссуды. Возвращать, естественно, нужно было полную сумму долга. И, конечно, проценты за кредит тоже начислялись на полную сумму. Процентная ставка при получении ссуды от государственной казны — та же, что и ставка, установленная для банков (5% годовых). Если же рассматривать ссуду Пушкина как частный заём, то он должен был быть выдан уже под 6%.
Николай не стал вдаваться в финансовые детали уже согласованного им указа и подписал составленный Канкриным документ. Таким образом Егор Францевич по собственной инициативе сберёг Пушкину 2,5‒2,8 тыс. руб.!
Рассчитать эту сумму несложно. Сразу при выдаче ссуды надо было бы отдать 5% от 20 тыс. руб., то есть 1 тыс. руб., — вычет на увечных. В конце первого года заплатить 5% от исходной суммы — ещё 1 тыс. руб. В конце второго года, когда половина ссуды должна была быть уже погашена, оплата 5% от оставшихся 10 тыс. руб. составила бы ещё 500 руб. Итак, 1000 + 1000 + 500 = 2500. Если же рассматривать ссуду Пушкина как частный заём (под 6%), то экономия составила бы 2800 руб.
Однако через год Пушкин не смог вернуть первую часть долга, а затем был вынужден просить новую ссуду — 30 тыс. руб.
30 тыс. руб.
Вот слова Николая Павловича на письме Пушкина от 4 июля 1835 г., записанные Бенкендорфом:
«Если ему нужны деньги, Государь готов ему помочь, пусть мне скажет, если нужно дома побыть, то можно взять отпуск на четыре месяца».
На основании этого письма Пушкин оформил отпуск с 7 сентября 1835 г. на четыре месяца и отправился работать в Михайловское.
К тому моменту за последние пять лет жизни в Петербурге у поэта накопилось долгов на 60 тыс. К этому добавились расходы, связанные с тем, что он вынужден был взять в свои руки дела семьи, то есть дела родителей и брата Льва Сергеевича. Разрулить ситуацию можно было лишь двумя путями: на несколько лет уехать в деревню либо единовременно занять крупную сумму денег.
«Благодарность для меня чувство не тягостное; и, конечно, моя преданность особе Государя не смущена никакой задней мыслью стыда или угрызений совести; но не могу скрыть от себя, что я не имею решительно никакого права на благодеяния Его Величества и что мне невозможно просить чего-либо», — пишет Пушкин Бенкендорфу.
26 июля 1835 г. поэт просит дать ему взаймы 30 тыс. руб. с прекращением выплаты жалованья вплоть до погашения долга. Эта сумма должна пойти на погашение «долгов чести».
Бенкендорф на этом письме написал: «Император отпускает ему 30 000 рублей с удержанием, как он этого просит, его жалованья». На письме также сделаны канцелярские пометки о передаче соответствующих уведомлений в Министерство иностранных дел и министру финансов.
На момент смерти поэта размер погашения составил жалованье за год и четыре месяца, то есть 6666 руб. 66 коп. Таим образом, его долг казне составлял уже не 50 тыс. руб., а 43 333 руб. 33 коп. (При ином течении событий не получать жалованье в счёт погашения долга Пушкину пришлось бы ещё восемь лет и восемь месяцев.)
После дуэли
Поэт скончался 29 января [10 февраля] 1837 г., спустя два дня после злосчастной дуэли с Дантесом, оставив миру богатое литературное наследие, а семье — долги и финансовую несостоятельность.
Смерть Пушкина превращала его семью в банкротов. Василий Андреевич Жуковский, знавший о тяжёлом материальном положении своего ученика, в день его кончины обратился к Николаю Павловичу с запиской, в которой просил оказать финансовую помощь семейству поэта, а также издать собрание его сочинений.
Уже на следующий день, 30 января [11 февраля], император передал Жуковскому записку следующего содержания:
«1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочери [ошибка Николая: у Пушкина было две дочери. Ошибка разъяснилась, и пансион был назначен обеим вплоть до замужества, — прим. автора]. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступлении на службу. 5. Сочинение издать на казённый счёт в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т.».
Столь благородные и щедрые действия правителя не могли остаться незамеченными в высшем свете, яркий представитель которого Дурново, оценивая императорские жесты, констатировал в своих записках: «Это превосходно, но это слишком».
Напомним: суммарный долг Пушкина на момент смерти составлял 138 988 руб. 33 коп.
«Посмертные» доходы
Опека, назначенная после смерти поэта его вдове и детям, издала собрание сочинений Пушкина, которое распространялось по подписке. Опекуны действовали достаточно аккуратно и эффективно: получаемые средства размещались на депозиты в банки, по всем операциям соблюдалась отчётность.
За четырёхлетний период (1837–1840) от подписчиков поступило 262 075 руб. 40½ коп. ассигнациями и 532 руб. 60 коп. серебром (в пересчёте на ассигнации это составляло 1 864 руб. 7½ коп.). Сумма, полученная от размещения денег подписчиков в банках, составила ещё 6 280 руб. 98 коп.
Также были деньги, полученные от издания «Современника» в пользу детей Пушкина — 8600 руб.
Итого только за издание собрания сочинений было получено 270 220 руб. 46 коп. Издержки составили 112 856 руб. 92 коп. Следовательно, чистый доход от издания за четыре года — 157 363 руб. 54 коп.
Как ни цинично это прозвучит, но на размер доходов от подписки в значительной степени повлияло известие о смерти «солнца русской поэзии» и осознание обществом масштабов утраты, которую понесла Россия. То есть для продажи произведений Пушкина его смерть стала мощным маркетинговым фактором. Ничего личного — просто бизнес…
История, как известно, наука фактов. Но ведь так хочется пофантазировать: «Поэт мог остаться в живых! Как тогда сложилась бы его жизнь?»..
Вот этим и займёмся в следующий раз…
При подготовке настоящего материала использованы:
― фрагменты книги В. М. Есипова «Переписка А. С. Пушкина с А. Х. Бенкендорфом», СПб, 2021 г., а также сама переписка,
― фрагменты статьи Андрея Акатовича Белых «Мог ли Пушкин вернуть долги?», Экономическая политика. 2019. Т. 14. № 3. С. 176–191.
Читайте по теме: