Противоречивый Зощенко

130 лет назад, 9 августа, родился Михаил Михайлович Зощенко (1894‒1958) — писатель, при жизни успевший побывать и первым сатириком советской литературы, и её изгоем.

Ёлочка

Миша Зощенко родился 9 августа 1894 года в Санкт-Петербурге. Его мать, бывшая актриса, писала короткие рассказы о жизни бедняков, а отец работал художником в журнале «Нива» и делал на заказ мозаики. Авторству Зощенко-старшего принадлежит мозаичное панно «Отъезд А. В. Суворова из села Кончаковского в поход 1799 года» на стене Суворовского музея. «В левом углу картины имеется зелёная ёлочка. Нижнюю ветку этой ёлочки сделал я. Она получилась кривая, но папа был доволен моей работой» (Михаил Зощенко).

Отец скончался, когда Мише исполнилось 13, мать в одиночку воспитывала восьмерых детей, постоянно выбивая для семьи льготы и выплаты.

Кол

С семи лет мальчик начал писать стихи, а позже и рассказы, копируя стиль матери, которая печаталась в ежедневной газете «Копейка». Но вот учился Зощенко плохо — педагоги считали его рассеянным и жаловались, что он сидит за партой так, будто происходящее на уроке его не касается.

На выпускном экзамене Зощенко за сочинение поставили кол. В ответ прямо в гимназии он демонстративно решил отравиться сулемой (хлорид ртути). К счастью, его спасли медики. А пока он был в больнице, мама написала прошение в Министерство просвещения с просьбой разрешить сыну после выздоровления переписать сочинение.

В Первую мировую

В сентябре 1913-го, переписав сочинение и таки окончив гимназию, Михаил поступил на юрфак Санкт-Петербургского университета, но вскоре был отчислен за неуплату. Чтобы иметь возможность оплачивать обучение, Зощенко пошёл было работать, но тут началась Первая мировая, и он отправился на ускоренные военные курсы.

Михаил Зощенко. Запись студента Императорскаго университета. Фото: Виктор Нечаев / Wikimedia Commons

 

Через четыре месяца его зачислили в гренадерский полк Кавказской дивизии. На фронте Зощенко дослужился до штабс-капитана, был награждён пятью (!) орденами, получил ранение и попал в газовую атаку. После рокового отравления в феврале 1917 года у него развился порок сердца, и Михаил был отправлен в резерв.

Несмотря на освобождение от службы, в начале 1919 года он добровольно поступил в действующую часть Красной армии. Служил полковым адъютантом, участвовал в боях под Нарвой и Ямбургом, а уже в апреле вновь пережил сердечный приступ и был демобилизован. Но даже после этого пытался остаться в армии и какое-то время служил телефонистом у пограничников.

12 городов и 10 профессий

«Арестован — 6 раз, к смерти приговорён — 1 раз, ранен — 3 раза, самоубийством кончал — 2 раза, били меня — 3 раза». Такой итог своей жизни в первые годы после революции подведёт Зощенко позднее.

Оставив окончательно военную службу, с 1920 по 1922 год Михаил Михайлович сменил множество профессий: «Я уехал в Архангельск. Потом на Ледовитый океан — в Мезень. Потом вернулся в Петроград. Уехал в Новгород, во Псков. Затем в Смоленскую губернию, в город Красный. Снова вернулся в Петроград…

Я был милиционером, счетоводом, сапожником, инструктором по птицеводству, телефонистом пограничной охраны, агентом уголовного розыска, секретарём суда, делопроизводителем. Это было не твёрдое шествие по жизни, это было — замешательство» («Перед восходом солнца»).

Звезда

Близко познакомившийся с Зощенко Николай Корнеевич Чуковский дал ему такой портрет: «Маленький, оливково-смуглый, с офицерской выправкой, с высоко поднятой головой, с удивительно изящными маленькими руками и ногами» (Н. Чуковский. «О том, что видел»).

В печати Зощенко дебютировал в 1922 году. Он принадлежал к литературной группе «Серапионовы братья». Члены группы чуждались демагогии и тщеславной декларативности, говорили о необходимости независимости искусства от политики, в изображении реальности старались идти от фактов жизни, а не от лозунгов. В своих ранних произведениях писатель создал комический образ героя-обывателя с убогой моралью и примитивным взглядом на окружающее.

В 1920‒1930-е успех Зощенко был невероятен: его книги издавались и переиздавались огромными тиражами, писатель ездил с выступлениями по стране (К. Чуковский. «Дневник: 19011929″. М., 1991). В 1939 году его наградили орденом Трудового Красного Знамени. В 1940 году он написал книгу для детей «Рассказы о Ленине».

«Серапионовы братья». Слева направо: К. Федин, М. Слонимский, Н. Тихонов, Е. Полонская, М. Зощенко, Н. Никитин, И. Груздев, В. Каверин. Фото: Wikimedia Commons

 

Сам себе психотерапевт

По мнению своего ближайшего друга Корнея Ивановича Чуковского, Михаил Михайлович имел все основания считать себя счастливчиком: он был молод, красив, популярен, обладал писательским талантом и неплохо зарабатывал. Однако сам писатель таковым себя не считал — он находился в плену депрессии, никак не мог заставить себя не только работать, но и общаться с окружающими его людьми.

В 1926 году он даже пошёл на приём к психиатру. Писатель рассказал доктору, что тоска мешает ему нормально есть, раздражительность не даёт ему уснуть, жаловался, что нервничает по любому поводу, что его бесят трамвайные звонки и даже капающая из крана вода. Доктор внимательно выслушал его жалобы и посоветовал побольше читать юмористических рассказов, особенно тех, которые написал… Михаил Зощенко. Больной посмотрел на доктора с нескрываемой тоской и сказал, что он и есть тот самый автор, произведения которого доктор рекомендует ему к прочтению.

В итоге Михаил Михайлович решил справляться с депрессией самостоятельно. Пытаясь найти выход, начал читать труды по психологии Фрейда и Павлова. Анализировал события прожитой жизни, чтобы докопаться до причин, вгонявших его в депрессию, а заодно вспоминал все случаи, которые, по его мнению, так повлияли на его сегодняшнее состояние.

Проанализировав все эти факторы, писатель наконец-то нашёл разгадку своим ночным кошмарам, привёл в порядок психику и практически преодолел болезнь. Он начал выздоравливать, к нему вернулись сон и аппетит. По следам побеждённой болезни решил написать автобиографию под названием «Перед восходом солнца» (рабочее название — «Ключи счастья»). В этой книге он хотел по-новому раскрыть вопросы, ранее затронутые в «Возвращённой молодости» и «Голубой книге». Но ему помешала война.

Во время Великой Отечественной

Зощенко записался добровольцем и хотел уехать на фронт, но не получил разрешения медицинской комиссии. Тогда вместе с сыном он вступил в противопожарную дружину и по ночам дежурил на крышах Ленинграда. Публиковался в газетах и журналах — сочинял агитки и антифашистские фельетоны. Вместе с Евгением Шварцем создал пьесу о взятии Берлина советскими войсками «Под липами Берлина», которую давали в блокадном Ленинграде (в самом начале войны!).

В сентябре 1941 года Зощенко отправили в эвакуацию в Алма-Ату. Большую часть багажа писателя заняли черновики «Ключей счастья».

В 1943 году он переехал в Москву, где работал на «Мосфильме» — писал сценарии к военным фильмам. В том же году писатель закончил «Ключи счастья» и поменял название повести на «Перед восходом солнца».

Произведение по главам выходило в журнале «Октябрь» с августа 1943 года, однако вскоре было запрещено. Понимая, что запрет шёл с самого верха, Зощенко даже написал письмо Сталину, чтобы прояснить дальнейшую судьбу повести, которое, правда, до адресата не дошло — в это время тот уехал в Тегеран.

А Секретариатом ЦК ВКП(б) было принято постановление «О контроле над литературно-художественными журналами»: «Только в результате слабого контроля могли проникнуть в журналы такие политически вредные и антихудожественные произведения, как «Перед восходом солнца» Зощенко».

Далее появилась газетная статья с критикой повести («мещанский хлюпик, нудно копающийся в собственном интимном мирке») и выпадом против редакции: «Остаётся недоумевать, как этого не поняли редакторы солидного литературного журнала, поспешившего напечатать это вредное и пошлое произведение». Следующим шагом стало расширенное заседание президиума Союза советских писателей, единодушно осудившего «антихудожественное, чуждое интересам народа» произведение.

Кампания против Зощенко и его книги начала стихать только в 1945 году, но относительная тишина продлилась недолго.

Крушение славы

1946 год внешне был для Зощенко благополучен — кампания 1943–1944 годов осталась в прошлом, его ввели в состав редколлегии журнала «Звезда», в 5-м и 6-м номерах которого был опубликован его рассказ «Приключения обезьяны», а в «Ленинградской правде» напечатали статью о нём самом. В апреле Зощенко в числе других писателей был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».

Но неожиданно для всех и в первую очередь для самого писателя 14 августа 1946 года было принято постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» — главными мишенями стали Ахматова и Зощенко. Вдруг оказалось, что «окопавшийся в тылу Зощенко ничем не помог советскому народу в борьбе против немецких захватчиков». Михаила Михайловича и Анну Андреевну исключили из Союза писателей, перестали печатать, не упоминали в прессе.

В 1946‒1953 годах Зощенко был вынужден заниматься переводческой работой и подрабатывать освоенным в молодости сапожным ремеслом.

В 1953 году Александр Твардовский и Константин Симонов предложили вновь принять его в Союз писателей. Симонов был против формулировки «восстановление». По его мнению, восстановить — значит признать свою неправоту. Поэтому нужно было принимать Зощенко заново, засчитывая только те произведения, которые он написал после 1946 года. Симонов предложил принять Зощенко в Союз писателей как переводчика, а не как писателя.

В июне Михаил Михайлович был заново принят в Союз. Бойкот ненадолго прекратился, в журналах «Крокодил» и «Огонёк» вышло несколько его новых рассказов, но вот в публикации комедии «Здесь вам будет весело» ему было отказано.

В мае 1954 года советское правительство устроило встречу Михаила Зощенко и Анны Ахматовой с английскими студентами. В числе прочего те поинтересовались у писателей, как они относятся к постановлению о журналах «Звезда» и «Ленинград». Зощенко заявил, что не согласен с обвинениями и гордится своим творчеством. В прессе тут же появились обвинительные статьи, писателя вызвали на литературное собрание с представителями московской интеллигенции. На нём Зощенко выступил с речью:

«Я могу сказать — моя литературная жизнь и судьба при такой ситуации закончены. У меня нет выхода. Сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен, как последний сукин сын… У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить. Не надо мне вашего снисхождения. Я больше чем устал. Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею» (из стенограммы выступления Михаила Зощенко. По книге Б. Сарнова и Е. Чуковской «Случай Зощенко»).

Больше его не публиковали…

Не виновен?

Итак, Михаил Михайлович Зощенко попал в опалу из-за своей автобиографической повести «Перед восходом солнца». А в чём, собственно, было дело? Неужели знаменитый советский писатель мог написать что-то крамольное? Давайте разбираться.

Фрагмент первый: «Пытка».

«Я лежу на операционном столе. Подо мной белая холодная клеёнка. Впереди огромное окно. За окном яркое синее небо.

Я проглотил кристалл сулемы. Этот кристалл у меня был для фотографии. Сейчас мне будут делать промывание желудка.

Врач в белом халате неподвижно стоит у стола.

Сестра подаёт ему длинную резиновую трубку. Затем, взяв стеклянный кувшин, наполняет его водой. Я с отвращением слежу за этой процедурой. Ну что они меня будут мучить. Пусть бы я так умер. По крайней мере кончатся все мои огорчения и досады.

Я получил единицу по русскому сочинению. Кроме единицы, под сочинением была надпись красными чернилами: «Чепуха». Правда, сочинение на тургеневскую тему — «Лиза Капитана». Какое мне до неё дело?.. Но всё-таки пережить это невозможно…

Врач пропихивает в мою глотку резиновый шланг. Всё глубже и глубже входит эта отвратительная коричневая кишка.

Сестра поднимает кувшин с водой. Вода льётся в меня. Я задыхаюсь. Извиваюсь в руках врача. Со стоном машу рукой, умоляя прекратить пытку.

— Спокойней, спокойней, молодой человек, — говорит врач. — Ну как вам не совестно… Такое малодушие… по пустякам.

Вода выливается из меня, как из фонтана».

Фрагмент второй: «Полк в мешке».

«…Второй день, почти не отдыхая, мы идём по полям Галиции.

Мы отступаем. У нас нет снарядов.

Со всех сторон мы слышим выстрелы, взрывы. Такое впечатление, будто мы в мешке.

Мы проходим мимо деревни. У нас приказ — уничтожить всё, что на шоссе.

Это мёртвая деревня. Её не жалко. Здесь нет ни души. Нет даже ни одной курицы, которые обычно бывают в брошенных деревнях.

Гренадеры подбегают к маленьким избам и поджигают соломенные крыши. Дым поднимается к небу.

И вдруг в одно мгновение мёртвая деревня оживает. Бегут женщины, дети. Появляются мужчины. Ревут коровы. Ржут лошади. Мы слышим крики, плач и визг.

Я вижу, как один солдат, только что поджёгший крышу, сконфуженно гасит её своей фуражкой.

Я отворачиваюсь. Мы идём дальше.

Под утро командир полка говорит:

— Теперь я могу сказать. Два дня наш полк был в мешке. Сегодня ночью мы вышли из него.

Мы падаем на траву и тотчас засыпаем».

Фрагмент третий: «Вор».

«Я командир батальона. Я обеспокоен тем, что дисциплина у меня падает.

Мои гренадеры с улыбкой отдают мне честь. Они почти подмигивают мне. Вероятно, я сам виноват. Я слишком много беседую с ними.

Дошло до того, что из моей землянки стали пропадать вещи. Исчезла трубка. Зеркало для бритья. Исчезают конфеты, бумага.

Надо будет всех подтянуть и приструнить.

Мы на отдыхе. Я сплю в избе на кровати.

Сквозь сон я вдруг чувствую, что чья-то рука тянется через меня к столу. Я вздрагиваю от ужаса и просыпаюсь.

Какой-то солдатик стремительно выскакивает из избы.

Я бегу за ним с наганом в руках. Я взбешён так, как никогда в жизни. Я кричу: «Стой!» И если б он не остановился, я бы в него выстрелил. Но он остановился.

Я подхожу к нему. И он вдруг падает на колени. В руках у него моя безопасная бритва в никелированной коробочке.

— Зачем же ты взял? — спрашиваю я его.

— Для махорки, ваше благородие, — бормочет он.

Я понимаю, что его надо наказать, отдать под суд. Но у меня не хватает сил это сделать. Я вижу его унылое лицо, жалкую улыбку, дрожащие руки. Мне отвратительно, что я погнался за ним.

Вынув бритву, я отдаю ему коробку. И ухожу, раздражённый на самого себя».

И вот вопрос: точно ли такое «чтение» (сугубо личное, к тому же) было нужно воюющей стране? Напомню — на дворе 1943 год. Ещё ничего не решено. Впереди — ещё два тяжких военных года. Как хотите, но обвинять Союз советских писателей в этой ситуации лично у меня рука не поднимается.

А как вам вот такой факт? Рассказы Зощенко были переведены и изданы на немецком языке в сборнике «Спи скорее, товарищ» / «Schlaf schneller, Genosse!» (1936). Согласно воспоминаниям Альфреда Розенберга, Геббельса и Альберта Шпеера, в 1940-х годах сборник так сильно понравился Гитлеру, что он вспоминал и цитировал его на протяжении нескольких месяцев. «Гитлер пересказывал отрывки, пока не начинал задыхаться от смеха. Борман получил приказ послать шофёра в Мюнхен и для каждого из нас купить по книге. Я так и не узнал, что ему больше нравилось: юмор Зощенко или его критика Советского Союза»,писал Шпеер.

Представляете, если бы «Перед восходом солнца» была напечатана полностью? Борман, наверное, не стал бы посылать шофёра, а лично бы пробежался по магазинам, скупив весь тираж такого роскошного «подарка».

…Как говорится — «Запомни, Шарапов: наказания без вины не бывает!».

Могила М. М. Зощенко на Сестрорецком кладбище. Фото: Aleksandra Marova / Wikimedia Commons

 

В завершение

Ах, какой бравый военный мог бы получиться из Михаила Михайловича! Литература в этом случае, по-моему, не слишком бы и потеряла…

Читайте по теме:

Игорь Круглов: Эстонская миссия Бориса Пильняка

Анна АхматовалитератураМихаил ЗощенкоСССРтоп