Вячеслав Иванов: Мата Хари отдыхает

К моменту произнесения фразы об этой рэволюции мы уже покончили с протокольной частью разговора, изложенной в оцифрованном фрагменте из «Советской Эстонии»*. Дальнейшая беседа носила абсолютно непринуждённый характер.

Честно говоря, я сомневаюсь, что и сейчас, спустя более чем полвека, следует рассказывать обо всём услышанном от моей собеседницы подробно. Дело даже не в гостайне — какая тайна, если уже и самогó государства больше нет. И фактически все действующие лица той истории на сей день покинули наш лучший из миров, так что ничьих персональных интересов мы уже не заденем. Но кто знает…

Ну, разве что совсем уж пунктирно.

…В начале 1920-х Ольга Сергеевна вознамерилась было уехать за границу. Проще говоря, эмигрировать. Но выяснилось, что её к тому времени уже плотно «пасло» ОГПУ. Не последнюю роль в повышенном интересе органов к молодой красивой женщине из светского общества сыграли её взгляды, которые она по своей беспечности не особо скрывала. Но, с другой стороны, в её пользу говорили музыкальное образование и владение языками: она свободно изъяснялась на польском, французском, немецком и румынском. Это могло пригодиться. Короче: ей было сделано предложение, от которого она не смогла отказаться

Дальнейший рассказ способен послужить материалом для полновесного шпионско-детективного романа. Мата Хари, зуб даю, выглядела бы на этом фоне если не дилетанткой, то уж точно вовсе не такой крутой, как принято считать.

В «послужном списке» скромной учительницы Нарвской музыкальной школы — сотрудничество с разведками почти половины стран довоенной Европы, которые вербовали и перевербовывали её несколько раз. Польша, Румыния, Франция, Германия… По её словам, она видела самогó Рейнхарда Гелена. То есть не то чтобы они были знакомы, но, как она выразилась, ей его показывали. Кто, где, когда и зачем — я не стал уточнять. В многом знании многая печаль…

Может, она что-то и преувеличивала, рассказчица Ольга Сергеевна была отменная, что ничуть не умаляло её личностной незаурядности. Однако в какой-то момент я вдруг понял, что Генриха Францевича хватит кондратий, если он прознает об этой стороне биографии «героини моего романа». Словно просканировав мои мозги, она посоветовала:

— Мой юный друг, вы не стесняйтесь, я вижу — вас терзают сомнения. Поговорите по этому поводу с местными чекистами. Вполне приличные товарищи…

Я прислушался к её словам.

Разыскать главу нарвского отдела КГБ трудности не составило: первый секретарь горкома партии Владимир Ефимович Волков, не чинясь, помог в этом собкору республиканской партийной газеты…

Встреча с возглавлявшим местную ячейку ЧК товарищем Соо (согласитесь — символичная фамилия*) прошла в тёплой дружественной обстановке.

— Конечно, мы хорошо знаем Ольгу Сергеевну, — благожелательно сообщил он. — Ничего не имеем против публикации о ней в качестве вдовы знаменитого полярника. Разумеется, без какого бы то ни было хотя бы намёка на упоминание о её контактах с нашими коллегами, не говоря уже о реальном упоминании… К слову, и об этих контактах, и о нашем с вами разговоре совсем не обязательно сообщать вашему редактору. Генрих Францевич человек эмоциональный, иногда слишком осторожный. Зачем его лишний раз нервировать?

Однако совсем избавить Туронка от переживаний всё-таки не удалось. Но это уже совсем другая история…

Без бумажки ты букашка…

… а с бумажкой, как известно, человек.

Спустя примерно месяц после той августовской публикации неожиданно на имя редактора пришло письмо из Ленинграда. Его содержание повергло пугливого Туронка в жуткое расстройство.

Группа авторов письма — бывшие сослуживцы, родственники, друзья и коллеги профессора Визе, скончавшегося в 1954 году, стройными рядами нападали на «эту аферистку и авантюристку» (самые мягкие эпитеты, которыми награждалась моя нарвская собеседница), а также на редакцию уважаемой газеты, попавшуюся на удочку упоминаемой особы, каковая особа претендует на наследство Владимира Юльевича Визе, не имея на то никаких прав, поскольку не является никакой вдовой знаменитого учёного, тогда как настоящая вдова… и так далее, и тому подобное; и то обстоятельство, что газета «Советская Эстония», орган ЦК Компартии Эстонии, опубликовала такой скандальный материал без согласования с заинтересованными сторонами, заслуживает самого сурового порицания, а не проверивший толком факты автор статьи должен быть как минимум уволен с работы без права переписки (это я так шучу, — В.И.)…

Генрих Францевич, как и следовало ожидать, тут же впал в кому и, не приходя в сознание, вызвал меня к себе на ковёр, уже исковырянный моим ботиком ещё при получении этого ответственного задания.

Надо признать, что его обвинительная речь была выдержана в более гуманных формулировках, чем письмо возмущённых ленинградцев, однако гнев при этом имел-таки место.

В своём сбивчивом и откровенно бестолковом последнем слове я, конечно, не стал напоминать редактору, что получил задание написать злосчастный текст лично от него, ибо указывать начальству на то, что первопричиной возникшей проблемы является именно оно, по меньшей мере неконструктивно.

Однако оставить оголёнными свои фланги в виде не опровергнутых обвинений по поводу проверки фактов я всё же не мог — это было бы уже непрофессионально.

Не скрою — я с удовольствием выложил главный козырь, который ранее показывала мне моя визави. Это было письмо на гербовой бумаге с гербовой же (подчёркиваю!) печатью, которым руководство Ленинградского отделения Академии Наук СССР ходатайствовало перед Нарвским горкомом партии и горисполкомом о безвозмездном предоставлении тов. Штаммбург-Визе, Ольге Сергеевне, дополнительного благоустроенного жилого помещения площадью не менее N квадратных метров для хранения архивов и личных вещей всемирно известного учёного-полярника профессора Визе, Владимира Юльевича…

Попутно — эх, однова живём! — сообщил шефу о товарище Соо. Тем более что статья уже была опубликована (и две недели провисела на «Доске лучших»), гонорар выписан, мною получен и даже потрачен. Правда, при этом я благоразумно опустил интимные подробности биографии своей героини в качестве бойцыцы невидимого фронта, а также мнение вышеозначенного товарища о нём, Генрихе Францевиче, лично. Туронок успокоился и даже почти повеселел, после чего вызвал своего зама Костю Малышева и велел «утрясти вопрос» с письмом ленинградцев.

В своём кабинете Костя предложил: «Давай так — мы сообщаем в Питер, что автор понёс строгое административное наказание с последним предупреждением, пусть успокоятся, а то развезут эту склоку… А тебе как компенсацию выпишем какую-нибудь премию. С тебя гастроном. Идёт?» По-моему, я даже не стал возражать…

—————————

*Soo – болото (эст.)

*Первую часть публикации можно прочесть тут.

топ