«Им овладело беспокойство»: Пушкин как способ победить вирус «самоизоляции»

Признаться, нынешнюю изоляцию назвать добровольной сложно. Да ещё с милым подвывертом «само-». Т.е. получается, кто-нибудь слил у тебя из бака бензин или стырил кошелёк, а потом на голубом глазу заявляет, мол, а давай назовём твою невозможность передвигаться добровольным самосливом бензина или не менее добровольным самообкрадыванием, и неча тут обижаться. И маску на рыло нацепи, чтоб не отсвечивать. Ах, не желаешь? — Плати штраф! За нарушение добровольной самоизоляции. А за отрицание или умаление роли Страшной Беды и срок получить можно. Нашёлся путешественник, тоже мне.

Нельзя сказать, чтобы все люди с радостью восприняли такие нововведения. Родные сердцу немцы, вон, пишут, что демонстрации не заканчиваются — народ-то и вправду беспокоиться начал. Родные сердцу русские, несмотря на все старания самых объективных и честных СМИ Евразии, тоже не спешат самозамуровываться, и протесты, хоть и игнорируемые этими СМИ, настолько серьёзны, что устроители нынешних маски-шоу, мягко говоря, заволновались, видимо, понимая: если эдак и дальше пойдёт, Тридцатилетняя война или, там, Смутное время покажутся золотым веком. Скрепя сердце и скрипя зубами, пытаясь сохранить хоть что-то похожее на авторитет, начинают рассуждать о «смягчении карантинных мероприятий». Получается, надо сказать, плохо.

Нам надоели вести с вирусных полей, и мы решили повидать поля настоящие. Жена, во-первых, перечитала в очередной раз «Евгения Онегина»; во-вторых, охота к перемене мест овладела не только этим персонажем, но и мною (правда, не из-за ежедневных появлений окровавленной тени Ленского); в-третьих, мы поняли, что школьная программа ничего не потеряет, если с творчеством Пушкина старшая дочь подробнее познакомится не в продезинфицированном классе, а на месте: мы махнули в Пушкинские горы, Михайловское и Тригорское.

 

Ничуть не прогадали: осень, действительно золотая, с грустным и светлым каким-то удивлением смотрела на суетящихся поначалу людей. Величественное спокойствие Псковщины очень быстро передаётся, и через день-два вы действительно напрочь забудете о суете и всё новых поводах для её появления. Даже походка, мы заметили, у человека меняется: из дёрганно-городской становится размеренной, увесистой, твёрдой. А выражение лиц — это вообще сказка: откуда ни возьмись появляется приветливая улыбка, внимательный взгляд, исчезают настороженность и недоверчивость в глазах. Я даже причесался.

Местным эти изменения знакомы: «Ещё пару дней, на людей станете похожи, — говорят. — Может, и говор понимать начнёте. А то и сами заговорите по-настоящему», это уже в порядке доброй иронии.

В отличие от, например, по мнению многих, крайне недоразвитой туристической системы Вологодской области, Псковщина может порадовать путешественника не только хорошими возможностями для проживания, но и на совесть разработанными маршрутами — будь то авто-, вело- или пешие. Мы взялись за дело всерьёз: много ли увидишь, сидючи в автомобиле? А вот пешком да по такой погоде, да по такой красотище — милое дело. Тропа ведёт через лес, холмы, деревушки в ухоженное Михайловское с его парком, домом-музеем Пушкина, домиком Арины Родионовны, усадебными постройками… — «там лес и дол видений полны», и о многом можешь задуматься во время прогулки. О том, например, что и Александр Сергеич отхватил изоляции в своё время по полной, не то чтобы добровольной, конечно, однако нашёл в себе силы преодолеть это временное недоразумение с честью, а также с толком для последующих поколений. Кстати, старшая стащила у жены «Онегина» и с умным видом почитывала, несмотря на наличие интернета в ресторанах и кафе неподалеку.

 

Призадуматься можно и о том, что за дикое остервенение может овладеть человеком, если он поддаётся пропаганде и начинает считать себя, свой народ сверхчеловеческим, отказывая остальным народам в праве существования. Это я опять про немцев: поддались в своё время искушению особой избранности неизвестно кем, а в результате опозорились на весь мир. Ну не могут вменяемые люди разрушать, сжигать, вырубать такую красоту! Зачем минировать могилу пусть не вашего, но — гения? Зачем вести себя по-скотски, если хотите называться людьми? Впрочем, это касается не только одного народа, как показывает уже современная практика.

 

А в Тригорское мы уже ехали на велосипедах, чувствуя себя вполне местными и снисходительно поглядывая на всяких барей. Кстати, «баре» у нас на Псковщине — бараны. Но это без обид. На берегу Сороти должна, согласно моим вдохновенным ожиданиям, находиться «скамья Онегина» — она там и находится, подтверждая возникновение многих глав романа именно здесь, в Тригорском. Другое дело, что ничего такого монументального в ней нет: ни тебе бронзы, ни фигуры в цилиндре, ни даже бакенбардов с пистолетами — скамейка и скамейка. Оно и хорошо, мне кажется: зачем мешать скромной природной красоте лишними нагромождениями? А то бывали случаи.

 

Каждый раз узнаёшь что-нибудь доброе новое. Вот, например, как появился дом-музей Осиповых-Вульф, друзей Александра Сергеевича, к которым он, оказывается, чуть не каждый вечер пешком, а не на велосипеде, между прочим, хаживал из Михайловского? Дочь сразу заявила, что это, видите ли, лофт: здание бывшей полотняной фабрики было приспособлено хозяевами под жильё, пока усадебный дом чинился. До тех пор чинился, пока не сгорел дотла, а обжитая фабрика стала уже не временным, а постоянным местом прописки. Так появился лофт в России, согласно одной из версий. Спасибо Вульфам.

 

А если поэт, например, зачитается или его литературное выступление затянется, и он из-за темноты или упадка сил не в состоянии был дойти домой, то для таких случаев была предусмотрена банька: там, как нам рассказала смотрительница музея, Пушкин ночевал неоднократно, а также проводил весьма творческие встречи с друзьями — Н.М. Языковым и А.Н. Вульфом. Когда я поделился планами устроить подобные встречи с друзьями в своей баньке, а также надеждами на появление музы в связи с возможным выполнением этих прожектов, жена отрезала: «Я те дам музу! Пристукну вмиг». Потом тонко намекнула: «Ты ж не Пушкин — не забывай. Да и друзья у тебя не Дельвиг с Пущиным». Я надулся и ушёл на Савкину горку. Умная жена сбила спесь, процитировав:

«Татьяна Ларина была

девицей не без фальши,

Что обнаружила она

Лишь в чине генеральши.

Когда ей, как Тамаре чёрт,

Клялся в любви Евгений,

И предложил свой крупный флёрт,

Упавший на колени,

Она молола всякий вздор —

Что муж её контужен,

Что их теперь ласкает двор,

Что будет свет сконфужен.

Не проще было ли сказать:

«Monsieur, ступайте дальше

И перестаньте приставать

К солидной генеральше.

В деревне я сама к вам шла,

Вы ж поступили вяло –

Теперь в столице я нашла

Таких, как вы, немало»?

Мораль поэмы сей видна

Отсюда очень ясно:

Не плюй в колодец! — Иногда

Пить хочется ужасно».

Я оторопел:

— Это, — говорю, — что ещё за вирши?

— Да так, — улыбнулась. — Владимир Михайлович Андроников в молодости баловался. Ну, герой Первой мировой.

Я огляделся в поисках пепла, чтобы посыпать голову от стыда. Не нашёл – пришлось закурить, стряхивая пепел на пустую головушку.

Очень понравилось, что вокруг Пушкинских гор сейчас кипит жизнь. В хорошем смысле: строятся новые и крепкие дома, почти всегда деревянные, открываются мастерские художников и ремесленников, устраиваются, как мы поняли, и новые маршруты. Например, всё большую популярность набирает т.н. «довлатовское» направление: дом в деревне Березино, где жил писатель и работал экскурсоводом, пользуется всё более пристальным вниманием гостей. Впрочем, об этом потом — Пушкин и Довлатов всё-таки немного разные фигуры, если принимать во внимание убеждение моей супруги.

 

К радости и законной гордости местных, это карантинное лето было охарактеризовано качественным и количественным увеличением числа гостей Пушкинских гор и окрестностей: приезжали много и не просто так, а стремясь увидеть что-то старое доброе и узнать что-то новое, не менее доброе. Привозят детей, те наконец-то начинают понимать, что без родной культуры и красоты жить как-то грустно, и уж если ты, родной, Пушкина не знаешь, то и не родной ты вовсе.

Разумеется, очень жалеют, что нет гостей из Эстонии. «Ты, — говорят, — им хоть там напиши, чтоб приезжали поскорей, что ждём мы их тут. Да и сами давно хотели до Тарту добраться. Как надоели эти маски-шоу — не пересказать» — дальше следовали характеристики нынешнего времени, заставившие бы покраснеть не только Пушкина, но и Довлатова. Так что ограничусь приглашением в гости и горячим пожеланием вместе преодолеть имеющиеся неудобства.