Воскресный антидепрессант Любиной: Драка за Булгакова

К предстоящим выпускным экзаменам готовилась вся школа. И даже не потому, что нам, десятиклассникам, предстояло выдержать первое серьёзное испытание и настроиться на предстоящие вступительные в вузы. Так как школа располагалась за пределами страны (в ГДР — Ред.), то она была на особом счету и под особо пристальным вниманием многочисленных надзорных органов — как военных, так и гражданских.

Если мы всего лишь сдавали экзамены, то педагоги демонстрировали свою профпригодность: за сухими цифрами отметок стояли их собственные судьбы, вплоть до продления контракта. Дело в том, что часть учителей-женщин была по совместительству жёнами военных, поэтому их обязаны были держать на педагогической работе. А вот другие приезжали работать по контракту (означавшему совсем другой заработок, чем на родине), который могли продлить, а могли и нет. Продление в том числе зависело от количества медалистов, общей успеваемости и отсутствия эксцессов — вроде высылки учеников в Союз. Поэтому каждый, кто шёл на медаль, был под неусыпным контролем. Больше всего переживали классные руководители.

Наши работы сперва проверяла школьная комиссия, а потом все данные отправлялись в более высокостоящую комиссию в воинской части в Вюнсдорфе, где их перепроверяли и только после этого отправляли на утверждение в Москву. И лишь после московской проверки становилось понятным, кто в итоге получит медаль.

В нашем выпуске было три десятых класса, в каждом из которых было по выпускнице, претендующей на медаль. Соответственно, классами руководили: учитель физики и одновременно — супруга директора школы (контрактники); учитель русского языка и литературы — она же жена офицера; учитель химии (работала по контракту).

Моим классным руководителем была химичка, она же Ольга Владимировна. Не знаю, какие учителя востребованы и преподают сейчас, но для моего времени она была идеальным учителем. Благодаря Ольге Владимировне я не просто полюбила химию — я освоила всё, что нам давалось, ходила на дополнительные занятия, участвовала в тематических олимпиадах, научилась проводить химические фокусы.

Наш класс её обожал, она отвечала нам тем же, хотя никогда не сюсюкала, была строга, но справедлива. А ещё она за нас заступалась — разумеется, в тех случаях, когда мы не были виноваты.

Чтобы получить золотую медаль, мне предстояло на отлично сдать химию, написать сочинение на заданную тему по русскому языку и сочинение на свободную тему — по литературе. С русским и литературой был нюанс: не возбранялось выбрать одну и ту же тему в обоих случаях, но разные темы приветствовались и повышали шанс на идеальную сдачу.

По понятным причинам предстоящий экзамен по химии меня нисколько не напрягал, а вот с сочинениями предстояло повозиться: мне захотелось написать такое суперское сочинение, чтобы все ахнули и, разумеется, поставили пять с плюсом (такая оценка у нас тоже практиковалась, пусть и нечасто).

Я начала с местной библиотеки. Меня интересовало, на какую из списка тем имеется больше всего литературы.

Сказать, что мой вопрос привёл местного библиотекаря в восторг, — не сказать ничего. Дама забрала у меня список и, пообещав посмотреть, чем располагает их скромное книгохранилище, отпустила восвояси, попросив прийти дня через два.

Когда в условленный день я нарисовалась на пороге, меня ждали три стопки книг и журналов. При этом одна из них была раза в три выше остальных. Это была стопка о Булгакове и его произведениях. Честно говоря, другие две темы я уже и не помню, а вот Булгаковым зачитывалась ещё с седьмого класса, поэтому библиотечная подборка меня весьма сильно вдохновила.

При этом библиотекарь не просто подобрала мне книги и журналы. Каждая из нужных и интересных, на её взгляд, статей была заложена, а кое-где на полях аккуратно сделаны пометки — на какие фразы имеет смысл обратить особо пристальное внимание.

Понимая, что помимо меня сочинения будут писать ещё две звезды-претендентки, из библиотеки я прямиком направилась к учителю русского языка и литературы. Ей был задан вопрос: могу ли я писать о Булгакове и быть при этом уверенной, что эту тему не возьмут две другие девочки? После небольшого тайм-аута утвердительный ответ я получила, после чего довольная и счастливая полетела за книжками.

Интернета, как известно, в те времена ещё и в помине не было. Поэтому мне предстояло внимательно прочитать и перечитать все материалы, включая произведения самого Михаила Афанасьевича, составить план сочинения, а уж только после этого приступать к работе. Что-то отбирала сама, что-то подсказывала мама. В общем, сочинение успешно продвигалось, счастливая, я ощущала себя почти что «современной Жорж Санд». Для пущей убеждённости, что всё делаю правильно, один из черновиков я показала учительнице по литературе.

Каково же было моё удивление, когда во время очередного посещения библиотеки меня подозвала смущённая библиотекарь и попросила срочно вернуть книги по Булгакову. Якобы они нужны одной из девочек-медалисток для написания… выпускной работы! Той самой, над которой я так старательно корпела последние недели! Надо ли уточнять, что девочка училась в классе той самой преподавательницы по литературе?..

При этом библиотекарь была не одна: рядом с ней стояла мама той самой девочки, которая решительно заявила, что книги им нужны прямой сейчас. И что она пойдёт (!) ко мне домой, чтобы их забрать!

Даже сейчас, спустя столько лет, меня начинает потряхивать только от одних воспоминаний. А тогда мне просто стало плохо — от обиды и от обмана. Даже мелькнула мысль, а не взять ли срочно другую тему?! Но как быть с тем временем, которое я, мама, библиотекарь уже потратили?

Внутри меня всё трясло от обиды, но я лишь выпрямилась, задрала подбородок и решительно заявила, что никуда я с ней не пойду, так как у меня другие планы. Если же дама попробует тащить меня насильно, то моя мама спустит её с лестницы. Так именно и сказала. Дама несколько стихла, но с угрозой в голосе повелела вернуть книги в библиотеку к следующему утру или же она пойдёт к директору школы. Краем глаза я видела, насколько эта безобразная сцена расстроила библиотекаршу. Я молча кивнула и вышла.

Едва зайдя домой, я сползла по стенке и зарыдала в голос, до чёртиков напугав маму. Прошло, мне кажется, несколько часов, прежде чем ей удалось от меня добиться, в чём дело. Маму взбесило поведение матери девочки и учительницы, решившей присвоить мои наработки (черновик-то сочинения остался в школе). На мои крики, что теперь у меня не будет лучшего сочинения, мама отмахнулась: «Ты всё равно напишешь лучше!» С работы срочно был вызван папа, которому наперебой в два голоса была поведана причина детской истерики и обиды.

За ночь родители меня кое-как успокоили, и наутро с опухшим от слёз лицом я поехала в школу, а папа с мамой — к директору. По странному стечению обстоятельств, первой, кого я увидела в холле, была та самая выпускница Светочка, которой предстояло написать «моё» сочинение. Судя по тому, как она от меня шарахнулась, вчерашний случай дома у них обсуждался.

То, что происходило в кабинете директора, я знаю из рассказов мамы. Директор был мужик умный, быстро понял, что папа запросто может сделать пару звонков, которые лишат его нового контракта. Пришлось реагировать. Была вызвана училка по литературе. Сперва просто так, потом — за моим черновиком.

Я вернула две книжки из 10 и переделала половину уже готового сочинения. Светочка с помощью учительницы кое-как всё-таки написала о творчестве Булгакова, получив «5/5», которые комиссия в Вюнсдорфе исправила на «4/5»: грамматических и пунктуационных ошибок не было, а вот содержание хромало на обе ноги. Я написала сочинение на свои «5+», но на итоговом экзамене по русскому учительница по литературе умудрилась-таки на мне отыграться.

Что произошло и чем я ответила — в следующий раз.

Читайте по теме:

Воскресный антидепрессант Любиной: Школьный триллер