Царьков: Может ли демократия быть опасной?

Почему воля большинства не всегда ведёт к гуманизму?

В общественном сознании современной Европы демократия давно воспринимается не просто как форма правления, а как моральная категория. Она ассоциируется с миром, гуманизмом и прогрессом — почти автоматически. Сильная централизованная власть, напротив, чаще описывается как источник насилия, агрессии и подавления. Эта схема настолько привычна, что редко подвергается сомнению.

Проблема в том, что она слишком удобна, чтобы быть правдивой.

История и практика показывают: гуманизм или жестокость не «встроены» в форму правления. Они возникают из того, как общество и власть работают с массовыми эмоциями — усиливают ли их или, напротив, сдерживают. И именно здесь демократия, вопреки ожиданиям, может оказаться не гарантом, а источником опасных решений. Самые разрушительные решения в истории человечества нередко принимались от имени народа.

Одним из самых наглядных примеров остаётся Французская революция. Начавшись под лозунгами свободы, равенства и братства, она очень быстро перешла в фазу якобинского террора. Решения принимались «от имени народа», а любое сомнение в их правильности объявлялось предательством революции. Радикализация шла не сверху вниз, а снизу вверх — через давление улицы, комитетов и морально уверенного в своей правоте большинства. Итогом стали массовые казни, атмосфера страха и доносов. Этот опыт ясно показывает: демократический порыв сам по себе не гарантирует гуманизма, особенно когда моральная правота объявляется абсолютной.

Однако история знает и обратные, куда менее удобные для привычных представлений примеры — ситуации, когда именно власть оказывалась сдерживающим фактором по отношению к радикальному общественному запросу.

В конце 1980-х годов Китай столкнулся не только с протестами, но и с нарастающей волной общественного радикализма. Запрос на «очищение», жёсткую расправу с элитами и силовое переустройство страны во многом напоминал риторику уже пережитых ранее трагических периодов китайской истории. Руководство страны сделало выбор в пользу жёсткого, но контролируемого силового подавления, опасаясь куда более масштабного и неконтролируемого насилия снизу. Это решение остаётся предметом острых споров, но его логика была прагматичной: ограниченное и управляемое насилие сверху вместо риска гражданской катастрофы, к которой подталкивали эмоции масс.

Ещё более показателен и близок европейскому опыту пример Северной Ирландии во второй половине XX века. В периоды обострения конфликта общественные настроения по обе стороны противостояния были значительно радикальнее официальной политики Лондона. Давление требовало силового решения, тотального подавления и отказа от любых переговоров. Однако британская власть — не из гуманистических соображений, а из страха перед эскалацией — последовательно сдерживала эти настроения, удерживая конфликт в рамках, которые со временем позволили перейти к политическому урегулированию. Мирное соглашение стало возможным не потому, что общество было к нему готово, а потому что радикальные требования долгое время не получали полного политического воплощения.

Эти примеры неудобны, потому что они ломают привычную моральную конструкцию. Они показывают: демократия может порождать жестокость, а сильная власть — сдерживать её. Не по доброте, а по расчёту. Не из любви к человеку, а из понимания цены неконтролируемых эмоций.

Сегодня всё труднее игнорировать ещё один факт: общественный запрос во многих странах радикальнее, чем действия власти. Массовое мнение почти всегда эмоционально, импульсивно и плохо приспособлено к стратегическому мышлению. Толпа хочет быстрых и простых решений — желательно жёстких. Особенно в эпоху неопределённости, страха и постоянного информационного давления.

Политическая власть, в отличие от толпы, существует во времени. Ей приходится жить с последствиями решений не только сегодня, но и через годы. Именно здесь возникает ключевой парадокс нашего времени: в одних системах власть становится усилителем общественных эмоций, в других — их фильтром. И от этого различия зависят не лозунги, а реальные судьбы людей.

В системах, где элиты боятся потерять рейтинг и зависят от коротких политических циклов, власть всё чаще идёт за самыми громкими и радикальными голосами. Демократия в таком виде перестаёт быть механизмом взвешенных решений и превращается в систему усиления страхов, обид и желания простых ответов.

Особенно опасным этот процесс становится тогда, когда общество убеждено в собственной моральной непогрешимости. Когда сложные вопросы упрощаются до чёрно-белых схем, а само сомнение начинает восприниматься как форма нелояльности. В такие моменты большинство искренне считает себя носителем добра — даже если его требования предполагают вытеснение, запрет или лишение будущего тех, кто не вписывается в «правильную» картину мира.

Чтобы увидеть, как это выглядит на практике, не обязательно изучать учебники истории. Достаточно посмотреть в зеркало — или в газетные заголовки последних лет. В публичные дискуссии, в решения, принимаемые «во имя ценностей», в то, как быстро язык исключения становится нормой, а язык сомнения — подозрительным. Узнаётся ли в этом что-то знакомое — каждый решает для себя сам.

Важно признать неприятную истину: опасность для свободы и гуманизма исходит не только сверху, но и снизу. Иногда власть обязана быть непопулярной, чтобы не стать соучастником разрушения, продиктованного эмоциями большинства.

Возможно, главный вызов нашего времени — не в выборе между демократией и авторитарностью, а в способности систем выстраивать сдержки. Институты и элиты, способные сказать «нет» толпе, когда её требования ведут к катастрофе — даже если эти требования популярны и кажутся морально оправданными.

Мир держится не на красивых лозунгах и формах правления. Он держится на умении ограничивать радикальные импульсы — откуда бы они ни исходили. И если этот разговор кажется неудобным, значит, он действительно необходим.

Мнения из рубрики «Народный трибун» могут не совпадать с позицией редакции. Tribuna.ee не несёт ответственности за достоверность изложенных в статье фактов. Если вы имеете альтернативную точку зрения, то мы будем рады её также опубликовать.