Ивар Муст: Йоала мог всех напоить за свои деньги и думал переехать в Москву

Ансамбль Йоалы назывался «Lainer». Муст, сегодня сам известный музыкант (в 2001 году песня его авторства «Everybody» победила на конкурсе «Евровидение»), с уважением отзывается о своём руководителе и старшем товарище. Автору портала Tribuna.ee Александру АЙСБЕРГУ он поведал о перипетиях гастрольной жизни и последних непростых годах жизни Йоалы.

    

— Во времена Советского Союза Яак Йоала был кумиром миллионов людей и сегодня вполне мог бы быть с нами. Но так уж распорядилась судьба…

— Да. Я всё чаще думаю о том, как всё-таки быстротечно время. Почти шесть лет пролетели со дня его смерти. Когда с друзьями собираемся, то вспоминаем молодость и, конечно, Йоалу. Мне повезло, что я играл с ним. За несколько лет я объездил Советский Союз вдоль и поперёк и многому научился.

— Когда и как ты оказался в ансамбле Яака Йоалы?

— В 1985 году. День точно не помню, но был март. Я тогда играл в ресторане «Кевад» (был такой в таллиннском Доме торговли «Каубамая») и звался Игорем Цыгановым. Однажды меня пришли послушать музыканты, выступавшие с Йоалой (они потом ещё раз приходили). В итоге я получил приглашение в его ансамбль, который назывался «Lainer». Первая репетиция в памяти не осталась, но хорошо помню первые гастроли.

Лететь должны были в Баку. Там жара 30 градусов, а у нас в Таллинне снег, пурга, и рейс отложили. А мы уже находились в аэропорту. И тут подходит Яак Йоала и предлагает переждать в «Гриль-баре», самом знаменитом тогда баре в Таллинне. После «кефира» и «молока», выпитого там, возникло ощущение, что мы сто лет знакомы. В самолёте Йоала посадил меня рядом с собой, и началась наша, можно сказать, дружба.

— Вы на русском между собой говорили или на эстонском?

— На эстонском.

— А по-русски он как говорил? Пел-то без всякого акцента.

— Прекрасно говорил, свободно, чисто. Обладал хорошим запасом слов. Но чувствовалось, что человек из Прибалтики.

Бакинский дебют

 — Вернёмся к твоим первым гастролям с Яаком Йоалой.

— Зал в Баку меня напугал — пять тысяч зрителей и весь отделан золотом. Когда мы вышли на сцену (в ансамбле я был одним из двух клавишников), мне отключили звук. Звукорежиссёр сделал это намеренно, так как видел, что у меня тряслись руки. Взамен дали бубен. А ведь за плечами у меня было и музыкальное училище, и шесть лет выступлений по злачным местам. Я считался «звездой» в таллиннских ресторанах.

В то время в «Кеваде» играл лучший оркестр, и всегда была куча народу. Но оказалось, что одно дело — когда тебя слушают как бы между прочим и заказывают песни «для Тани» или «для Васи». А другое — когда видишь перед собой огромный зал и знаешь, что люди пришли на твой концерт специально.

Самое главное, чему меня научил Йоала и за что я ему бесконечно благодарен, — это не бояться. Он научил смотреть сквозь публику. То есть найти кого-то в зале, красивую девушку, например, которая с упоением тебя слушает, и петь-играть для нее. Потому что если ты будешь смотреть на всех, то увидишь лица, на которых проявляются разные эмоции. И начнёшь под всех подстраиваться, что очень мешает исполнению.

Через год я не только играл, но уже пел вместе с Яаком Йоалой — солировал в четырёх песнях, тем самым давая ему во время концерта отдохнуть. Первый раз это случилось во Дворце спорта в Барнауле. Был сборный концерт, в котором принимали участие Яак Йоала, Лайма Вайкуле, Пресняков-младший и я, тогда ещё Игорь Цыганов. Я стоял за клавишами, играл и одновременно пел. В зале — 25 тысяч зрителей.

И второе, чему меня научил Йоала, — дисциплине. Например, вечером после концерта, мы празднуем где-нибудь в буфете. С нами, как водится, масса незнакомых людей, говорим по-русски. Заканчиваем в 7 утра и идём спать, а первый концерт — уже в 12. Помятые, не успевшие отдохнуть, мы выходим из номера. Йоала же — как огурчик. И после концерта, если у кого-то из нас на сцене случались ошибки, он снимал часть гонорара.

То есть мы могли вместе пить, хлопать друг друга по плечу, но в работе — никакого панибратства! Йоала мог строго спросить: «Ты что, не выспался? Или пьян?» И я никогда не оправдывался, что, дескать, мы же вчера вместе допоздна сидели.

Биография Йоалы писалась на огромном пространстве Союза

— Йоала на концертах только пел или играл тоже?

— В некоторых песнях играл на бас-гитаре или органе.

 

— Наверно, вы и с известными композиторами тесно сотрудничали?

— Конечно. К примеру, у нас была серия концертов (все они проходили с аншлагом), на которых присутствовал Резников. Приходили Севастьянов, Матецкий («Лаванду» помните?). Много кого было. Часто появлялись и совсем молодые ребята, приносившие кассеты со своими песнями. Руки у них дрожали. Яак просил меня взять и послушать. Может, пару песен мы таким образом сделали.

— Сколько же лет ты играл с Яаком Йоалой?

— Я закончил у него в 1989 году, после чего в какой-то момент оказался у Анне Вески, с которой работал до 1991 года. К Яаку не мог вернуться даже если бы очень захотел: к тому времени он уже перестал выступать. Но время, проведённое с ним, я бы считал как год за два. Так, как в советское время считали стаж для тех, кто работал на Дальнем Севере.

Мы бывали на Сахалине, на Камчатке. Апрель проводили в Ялте и Сочи. Были Магадан, Свердловск, Мурманск, Ташкент, Баку. Само собой, Ленинград и Москва. По сути, гастроли были нашим образом жизни.

Тур строился примерно так. Из Таллинна — самолётом в Москву (помню там одно место в аэропорту, где продавалась сметана, в которой ложка стояла, и в гранёных стаканах икра). Пересаживались и летели до места назначения, к примеру, в Свердловск. Первый день — свободный. Дальше две недели работали на одной и той же площадке. Каждый день по четыре концерта, в субботу-воскресенье — пять. За две недели их выходило 60.

 

Следующий перелёт, допустим, в Ташкент. При этом имей в виду: в Свердловске минус 30 (на нас зимняя одежда), а в Ташкенте плюс 38. Там тоже две недели выступаем в одном зале. После чего возвращаемся домой, в Таллинн, где, если повезёт, проводим несколько дней. И снова гастроли.

— Йоалу такая жизнь привлекала?

— Под конец уже нет. Знаешь, какая у него была слава? Он же никуда выйти не мог, его сразу узнавали, за ним толпы бегали. Это у нас, в Эстонии, к нему на улице спокойно относились. Пару раз наблюдал реакцию людей на трамвайной остановке: «Ну да, Яак Йоала, ну и что?» А в России весь трамвай к нему бежал, все хотели до него дотронуться. Проходу не было ни на улице, ни в гостинице.

«Яак, я тебя уважаю!»

— Как Яак Йоала относился к русским, России?  

— Я знаю, был момент, когда он думал о переезде в Москву. И не из-за русских или эстонцев, а просто потому, что настоящая его карьера делалась там, в России. Когда тебе звонят и говорят, что через два часа хорошо бы быть в Останкино, то если ты в Москве, ты успеешь. А если в Таллинне? Он пытался договориться — через четыре часа буду! — и бежал на самолет. Конечно, трудно.

Кстати, если бы Йоала летел куда-нибудь из Москвы, то он всегда бы успевал. Знаешь, почему? В московском аэропорту Шереметьево был такой Дмитрий (кажется, так его звали, сейчас он уже умер). Особист. Мы ему звонили, он кого-то снимал с рейса и сажал нас. Так что из Москвы мы могли улететь в любое время.

Иногда летали, если самолет большой, в комнатке для командира. Когда самолет взлетал, входил командир экипажа с бутылкой коньяка, интересовался, где будет концерт. Мы говорим — в Сыктывкаре. А нам от места, куда летит самолет, до Сыктывкара еще километров 600 автобусом добираться. Ехать всю ночь.

И тут командир заявляет: «Яак, я тебя уважаю! Сядем в Сыктывкаре! Первый-первый, я — седьмой. Просим посадку!». И — бах, садимся в Сыктывкаре. Об этом случае, кстати, в газетах писали.

Вообще, Яша был очень коммуникабельный человек и никогда не мелочился. Едем, скажем, в поезде. В какой-то момент он достаёт из сумки пачку денег и, не считая, просит проводницу купить всем на остановке коньяка и шашлык. И поезд, который должен стоять лишь пару минут, стоит до тех пор, пока нам не находили коньяк и еду, а потом несётся в два раза быстрее, чтобы не отстать от графика.

О деньгах

— Денег прилично зарабатывали?

— Мы, музыканты его ансамбля, тысячу в месяц получали. Не сравнить с зарплатой дипломированного инженера. Но не надо забывать, что мы целый месяц находились вне дома. Были города, где обед обходился в 50 копеек, а в Сибири, например, когда обедали в ресторане, платили 10 рублей. То есть деньги мы во многом проедали и пропивали. Но чтобы всё-таки держать какой-то баланс, мы приторговывали.

Например, в Эстонии покупался двухкассетный магнитофон за 500 рублей, а где-нибудь в России он продавался за 1000. Там приобреталась зубная паста «Pepsodent», огромный ящик. Здесь это стоило в полтора раза дороже. Или же в Таллинне покупали майки с какой-нибудь иностранной надписью по 50 рублей (их делали в таллиннском районе Копли). В России их продавали по 250.

Помню, однажды мы вернулись со множеством пар обуви и женских колготок «в сеточку». Спустя какое-то время после реализации стали замечать их в Таллинне на прохожих: «О, наши ботинки пошли. А вот наши колготки».

 

Но Яак обо всём этом не знал. Он намного больше нас зарабатывал. Помню случай, когда у него в Горхолле в ходе репетиции из кармана семь тысяч рублей украли (по тем временам это две машины). Но он не особенно-то и расстроился: всё равно, сказал, завтра концерт — заработаю.

Дома как в клетке

— Вернувшись в начале 1990-х в Эстонию, Йоала уже практически не выступал и не давал интервью. Как думаешь, с чем это было связано?

— Ну, интервью он всё-таки изредка давал. Например, в 2001 году для Центрального телевидения. Потом, помню, пел что-то на Рождество (я делал аранжировку). А в 1997 году давал совместные концерты с Тынисом Мяги и Иво Линна. Пожалуй, это были его последние выступления, проходившие уже под фонограмму. Прежде на всех концертах мы играли и пели «вживую».

Я считаю, что к нему очень некрасиво отнеслись те, от кого в Эстонии зависела музыкальная жизнь. По сути, Яак был брошен на произвол судьбы, отстранён от сцены, его называли «кремлёвским соловьем». А посмотрите, что сейчас выясняется? Он спел полтысячи песен, в свет выходят его пластинки, три-четыре коллектива ездят по Эстонии и поют песни Яака Йоалы. Правильно говорят: нет пророка в своем отечестве.

Думаю, что Яак поступил, как в поговорке: «умерла, так умерла». И о чём в таком случае ему с репортёрами говорить? Всё было сказано раньше. Ну, а если всё-таки спрашивали, почему не выступает, то он начинал дурачиться, отвечая, что музыку ненавидит с детства, а танцы — это мелкая проституция. Хотя у себя дома он построил студию, делал аранжировки и что-то записывал.

А ещё в двухтысячных у Йоалы был свой бар в Старом городе, на Ратаскаеву. И я помню период, длившийся лет 6—7, когда наш день начинался почти всегда одинаково. Моя студия тогда находилась в районе завода имени Пегельмана на Пярну маантеэ (не так далеко), и Яак, когда просыпался и оказывался в своём баре, звонил мне и говорил: «Давай, иди сюда». И я приходил. То же самое повторялось вечером. Мы общались почти до тошноты, все наши разговоры ходили уже по кругу.

Но предложения выступать Йоале поступали. Как-то при мне звонили, предлагали миллион долларов за концерты в Киеве. Он не согласился:  «Мне и так хорошо». Думаю, одной из возможных причин отказов была та, что он чувствовал, что его голос уже не звучит так, как прежде. Ведь он был перфекционистом, делал всё по максимуму.

«Столько лет прошло, а помним я и ты»

— Как прошли его последние годы? Йоала болел?

— Он уже не выпивал, курил только много, по три пачки «красного Мальборо» в день. И кофе эспрессо 10 чашек. Однажды со знакомым заехали к нему домой отметить его день рождения. И той же ночью у него случился первый инфаркт. Потом были ещё. Случился инсульт, после которого его перекосило. Правой рукой Яак поднимал свою левую руку, чтобы положить её на стол. В последнее время он не отвечал на звонки, и мы почти не общались.

— Знаешь ли ты что-то о сыне Яака Йоалы?

— Он умер чуть меньше года назад. В каком-то экзотическом месте — то ли Новой Зеландии, то ли Австралии. Внучка Кармен пыталась петь. Не знаю, что с ней сейчас. Но закончить я всё же хочу другим. Расскажу о случае, который красноречиво говорит о невероятной популярности Яака Йоалы в России.

Однажды, уже в 2005 году, нас пригласил на день рождения своей дочери в Москву один очень богатый человек. Йоалу и меня с нашими жёнами. Номера нам забронировали в гостинице «Метрополь», рядом с Красной площадью. Яак говорит: «Я не пойду регистрироваться, сделай всё сам». И отошёл в сторонку.

Популярность Йоалы — это вторая половина 70-х и 80-х годов, и с тех пор много воды утекло. Естественно, и на фотографии в документе он выглядел иначе. Сначала я подал свой паспорт, потом протянул его. В ответ — вопль на всю гостиницу: «Девочки-и! Девочки-и! Здесь Яак Йоала-а!» К нему бросились все, кто находился в фойе. Просили автограф. Хоть на чём, хоть на нашем паспорте распишитесь!

Ладно, как-то он это пережил, но стал повторять, что никуда в город гулять не пойдёт. На следующий день решили пообедать в ресторане неподалеку. Он снова уперся — не пойду, вызови такси. А там сто метров пройти! Хорошо — вызвал, садимся. Таксист-грузин поворачивается, спрашивает: «Слюшай, ты Яак Йоала, да?» Яак рванулся ко мне: «Я же тебе говорил! Я говорил!» Вот какая у него была популярность даже после завершения карьеры.

— Недавно встретилось высказывание другой знаменитости, увы, тоже преждевременно ушедшей в мир иной, Муслима Магомаева о Яаке Йоале. Очень лестное для эстонского артиста.

— Сейчас личности такого масштаба в эстонской музыке нет. Йоала говорил: «Сначала дай тысячу концертов, а потом заявляй, что ты музыкант и певец». У нас же есть коллективы, которые за много лет вполовину меньше сделали, но «звездят». Йоала сто делал в месяц, тысячу в год — и при этом отличался скромностью.